— Вы член семьи благородного Бано Сабуро и должны выглядеть соответственно своего статуса, — благожелательно улыбнувшись, наставительно проговорила собеседница и повелительно кивнула Угаре, которая тут же вставила шпильку меж прядей аккуратно уложенных волос Ии.
— Благодарю вас и нашего господина за великолепный подарок, — старательно изображая смущение, пролепетала Платина, отводя взгляд от зеркала.
Возможно, с точки зрения аборигенов она действительно выглядит потрясающе, но сама девушка не испытывала восторга от своего отражения.
Покрытое пудрой лицо с высоким лбом и ярко накрашенными губами смотрелось даже завлекательно, особенно с обведёнными тушью глазами и стрелками к вискам. Но то, что Угара сделала с её волосами, портило всё впечатление.
Четыре тонкие шпильки и одна толстая с рубином скрепляли сложное сооружение, напоминавшее конус с закрученной в полукольцо вершиной.
"Вот же-ж! — мысленно выругалась путешественница между мирами. — Выгляжу как полная дура!"
— Прекрасно, — удовлетворённо кивнула хозяйка дома. — Пойдёмте в зал.
Во внутреннем дворике к ним присоединились наложницы и Иоро. Одетая в новое сиреневое платье с уложенными во "взрослую" причёску волосами, старшая дочь Бано Сабуро изо всех сил старалась держаться чинно, как подобает благородной девице, но было видно, что её буквально распирает от восторга в предчувствии участия в столь необыкновенном и знаменательном событии, как принятие нового человека в семью.
Несмотря на нешуточное волнение, Платина не могла не обратить внимание на то, как быстро и без суеты местные представительницы прекрасного пола выстроились в процессию в строгом соответствии со своим рангом.
Уже зная свой статус, девушка хотела встать за Иоро, но её окликнула супруга начальника уезда:
— Не уходите, Ио-ли.
И указала на место рядом с собой.
Той пришлось приложить некоторые усилия, чтобы удержаться от кривой усмешки: "Ну да, у меня же праздник. Отсюда и такой почёт. Но только сегодня".
— Благодарю, старшая госпожа.
Очутившись в главном зале, Платина сразу заметила широкой проход в боковой стене, которую до этого считала сплошной.
Возле распахнутых створок женщин поджидали глава семейства и его старший сын.
Оба были одеты в парадные шёлковые одежды, а на голове начальника уезда красовалась знакомая шапочка со смешным квадратным верхом.
Обменявшись почтительными поклонами, собравшиеся чинно вошли в небольшое помещение без окон.
В неровном свете масляных фонарей поблёскивали благородным лаком невысокие, сантиметров тридцать, таблички из тёмного дерева, расставленные на тянувшихся вдоль стен полках.
Прямо напротив двери располагался невысокий, узкий столик с резными ножками. На нём, кроме пары серебряных светильников, выстроились в ряд фарфоровые миски с варёным рисом, уже чуть сморщенными яблоками, кусочками мяса и мелкими, жёлтыми мандаринами. Ещё стояли две блестящие стопки для вина.
Все дружно опустились на колени. Причём для хозяина дома положили мягкую подушечку.
А дальше всё происходило именно так, как рассказывала Амадо Сабуро.
Воздев вверх руки, её брат воззвал к духам предков их славной семьи в общем и к душе своего покойного отца Таудо Сабуро, в частности, и поведал о своём желании принять в семью достойную молодую девушку, чьё благородное происхождение не вызывает никаких сомнений.
Ия отметила, что он не назвал её дочерью своего троюродного племянника. Видимо, несмотря на возраст, образование и большой стаж государственной службы, что в сознании Платиной само собой подразумевает циничное отношение к окружающей действительности, начальник уезда всё же побаивается нагло обманывать предков.
Обернувшись, но не вставая с колен, он посмотрел на неё, кивком головы предлагая занять место рядом с собой.
Поднявшись, но не разгибая спины, та приблизилась мелкими, семенящими шажками.
— Окажите почтение духам предков, — негромко, но веско произнёс хозяин дома.
Повинуясь распоряжению, девушка принялась отвешивать поклоны, вставая на ноги и опускаясь на колени, утыкаясь лбом в пол.
Помня уроки госпожи Андо, она тщательно следила за каждым своим движением, стараясь проделывать их как можно плавнее и грациознее.
Тренированное тело бывшей учащейся циркового колледжа без особого труда исполняло это упражнение, давая возможность своей хозяйке искоса наблюдать за происходящим.
Пока она прыгала туда-сюда, начальник уезда взял со стола длинную серую палочку и поджёг её кончик от светильника. На миг вспыхнув, та замерцала крошечным тлеющим огоньком.
В воздухе разлился густой аромат гвоздики, ладана и ещё каких-то благовоний, от запаха которых запершило в горле.
Укрепив другой конец длинного стерженька на специальной подставке, Бано Сабуро, что-то бормоча себе под нос, выплеснул на пол содержимое одной из рюмок, а из второй выпил сам.
Вернув пустую рюмку на высокий столик, глава семейства обернулся к замершим на коленях домочадцам и провозгласил громким, хорошо поставленным голосом:
— Вечное небо, великие предки, и вы, мои родные! Объявляю, что с сегодняшнего дня у меня есть приёмная дочь Ио Сабуро. Клянусь: любить её, заботиться о ней, наставлять и наказывать до тех пор, пока она не выйдет замуж!
— Мы услышали вас, господин! — дружным хором отозвались присутствующие.
— Поднимайтесь! — разрешил начальник уезда.
Все выпрямились, продолжая оставаться на коленях, а сам хозяин дома торжественно проследовал к стоявшему у стены столику с письменными принадлежностями.
Пока он неторопливо вписывал имя нового члена семьи в какие-то документы, Платина с интересом осматривалась, стараясь поменьше вертеть головой.
Царивший в помещении полумрак не могли до конца развеять ни бившие сквозь широко распахнутые двери потоки дневного света, ни пляшущие язычки масляных фонарей. Всё это в купе с обилием казавшихся чёрными лакированных табличек, похожих на сильно уменьшенные надгробия, создавало мрачную, гнетущую атмосферу.
Поначалу девушку удивило такое обилие поминальных дощечек. Но потом она вспомнила, что её приёмный отец старший в роду, а значит, именно в его семействе хранятся таблички всех его предков лет за двести, а также умерших до брака их братьев и сестёр.
Вернув кисточку на специальную подставку, глава семейства торжественно проследовал к высокому столику с жертвенной едой и проговорил всё с той же забавной серьёзностью:
— Повелеваю именовать мою приёмную дочь Ио Сабуро самой младшей госпожой.
— Мы услышали вас, господин, — также слаженно отозвались родственники.
"Надо же, как дружно у них получается, — мелькнули в голове Платиной несвоевременные мысли. — Они специально тренируются или им с рождения дано?"
— Встаньте, — велел начальник уезда.
Помня о полученном перед самым началом церемонии инструктаже, Ия поднялась на ноги и поклонилась приёмному отцу.
— Приветствую вас, господин.
Тот отвесил столь же церемонный поклон, проговорив:
— Самая младшая госпожа.
Затем к ней неторопливо и вальяжно, словно избалованный хозяевами породистый кот, приблизился старший сын начальника уезда.
Старательно отведя взгляд, девушка повторила поклон:
— Приветствую вас, молодой господин.
— И я приветствую вас, самая младшая госпожа, — кланяясь, с приторной любезностью отозвался юноша.
Далее наступила очередь супруги хозяина дома, потом всех трёх наложниц по порядку. Вслед за ними Платина поприветствовала родную дочь приёмного папаши, которую в официальной обстановке надлежало именовать "молодой госпожой".
Последней в ряду родственников оказалась сестра начальника уезда. Поскольку та посвятила свою жизнь служению богине милосердия, то есть как бы ушла из семьи, но всё же оставалась её членом, поэтому Ия назвала свою подругу просто госпожой Сабуро.
По завершению церемонии официального представления приёмной дочери семейство господина Бано Сабуро неторопливо покинуло храм предков.
Но перед тем, как слуги сдвинули панели, возвращая стене первоначальный вид, наследник хозяина дома лично задул светильники, а наложницы прихватили выставленные на столе миски с угощением.
В храме осталась только медленно тлевшая благовонная палочка, услаждавшая души предков приятным ароматом.
А в главном зале уже выстроились в два ряда небольшие накрытые столики.
"Ещё и банкет будет, — нервно усмехнулась про себя Платина, замерев от неожиданности. — А меня никто не предупредил".
Она знала, что на подобных мероприятиях в благородных семьях придерживаются строго определённого порядка в размещении пирующих, и теперь опасалась попасть впросак, ненароком заняв чужое место.
— Сюда, — тихонько прошептала монашка, увлекая её за собой.
Как и следовало ожидать, их столики оказались напротив друг друга, но последними в своих рядах.
Дождавшись, когда слуги наполнят вином крошечные фарфоровые рюмочки, начальник уезда, расположившийся на невысоком возвышении, поднялся, провозгласив тост за здоровье и благополучие своей приёмной дочери.
Встав со своих мест, его дружно поддержали другие члены семьи.
Глотнув слабенького, отдающего сливой вина, девушка дождалась, когда глава семейства, плотно закусив, даст знак слугам вновь наполнить чарки, и встала со своего табурета.
— Господин! — поклонилась она начальнику уезда. — И вы, мои новые родственники…
Платина отвесила поклон тем, кто сидел напротив, потом тем, кто расположился с её стороны.
— Вы приняли меня недостойную в свой род, окружили заботой, подарили надежду на достойное будущее. Во всех языках мира не хватит слов, чтобы выразить мою безмерную благодарность. Пусть Вечное небо пошлёт нашей семье спокойствие, почёт и процветание. А я постараюсь помочь этому изо всех моих скромных сил. За дом господина Бано Сабуро!
И, деликатно прикрыв рот широким рукавом, опрокинула ещё одну рюмку.
За ней слово взял сын и наследник главы семейства. Его речь оказалась весьма лаконичной. Он просто ещё раз поприветствовал приёмную дочь своего отца. Следующей со своего места поднялась старшая госпожа.