й под ветром тростник» встретили его почтительными поклонами. Не обращая на них внимания, он орлиным взором окинул заполненный гомонящими людьми зал.
Хваро играл редко, но если подобное случалось, то сразу же привлекало к себе всеобщее внимание. А, судя по немногочисленным зрителям возле игорных столов, сейчас за ними не происходило ничего примечательного. Поэтому новый гость сразу же направился к лестнице на второй этаж. Наверху тоже оказалось много народа, и чиновник принялся растерянно оглядываться, стараясь рассмотреть лица под широкими, круглыми полями шляп.
— Добрый вечер, господин Андо, — любезно поздоровалась с ним знакомая гетера, спешившая куда-то с подносом, где красовались изысканной формы фарфоровый кувшинчик и пара чарок.
— Постой! — ухватил он её за рукав. — Господин Хваро здесь? Что-то я его не вижу.
— Не знаю, господин Андо, — покачала головой Утренняя Ромашка и посоветовала: — Спросите у охранников на входе. Может, они его видели? А мне некогда.
Она мило улыбнулась, поклонилась и, дождавшись, когда собеседник отпустит её рукав, поспешила к ближайшему столику.
Один из сидевших там дворян коротко кивнул чиновнику и со смехом приобнял подошедшую гетеру за талию.
Вежливо склонив голову в ответ, младший писец решил воспользоваться советом и поспешил к выходу.
— Господина барона у нас нет, — выслушав его, уверенно заявил один из караульных, а второй добавил понизив голос: — Говорят, он соблюдает траур по невесте и её отцу.
— Да! — остановился привлечённый их разговором посетитель. — Барон объявил траур, хотя госпожа Канако не успела стать его женой, а господин Канако — тестем.
— Господин Хваро показал выдающийся пример нравственного совершенства, — поддержал его спутник. — Не так ли, господин Андо?
— Вы правы, господин Нао, — поклонился чиновник. — Господин Хваро известен своей добродетелью и высокими моральными принципами.
— Надеюсь, вы не откажитесь выпить с нами, господин Андо? — предложил собеседник.
Младший писец заколебался. По-своему поняв его сомнения, дворянин снисходительно улыбнулся.
— Я угощаю. Мне вчера очень повезло за игорным столом.
Возможность выпить за чужой счёт выглядела крайне соблазнительно, и в другое время чиновник бы её не упустил, но сейчас жажда мести пересилила даже тягу к вину.
— Благодарю за приглашение, господин Нао, — отвесил он церемонный поклон. — Но вынужден отказаться. Матушка утром нехорошо себя чувствовала. Надо узнать, как она сейчас?
— Понимаю, господин Андо, — посерьёзнел приятель. А его спутник процитировал высказывание из книги «Назидания о долге правителя и подданных»:
— «Почитание и забота о родителях — долг каждого благородного мужа».
Обменявшись поклонами, дворяне разошлись. Однако младший писец направился не к своему дому, а совсем в другую сторону. По пути он заглянул в ещё одну харчевню, но заказал не бутылку, а всего лишь чарку вина и рисовый шарик. Подкрепившись и вновь почувствовав прилив решимости, он торопливо зашагал по улице.
Над знакомыми воротами висел большой транспарант. В тусклом свете бумажных фонариков Андо прочитал: «Не беспокойте хозяина. Сейчас в этом доме гостит скорбь».
Однако, несмотря на столь недвусмысленное предупреждение, он деловито поднялся по короткой лестнице и решительно стукнул костяшками пальцев по недавно окрашенным доскам.
Никто не отозвался. Пришлось бить кулаком. После пятого или шестого удара послышались приближающиеся шаги. Брякнул засов. Створка приоткрылась.
Но вместо предупредительно кланявшегося привратника на незваного гостя хмуро смотрел облачённый в тёмно-серый воинский наряд охранник барона.
— Господин Хваро никого не принимает и очень просит его не беспокоить.
При этих словах он многозначительно поднял взгляд вверх, очевидно, намекая на транспарант.
— Прошу передать господину Хваро, что у меня очень важное и неотложное дело, — чиновник постарался придать как можно более важный и значительный вид.
— Уходите, господин в трауре и не желает никого видеть, — спокойно, даже презрительно проворчал стражник и, прежде чем собеседник успел ещё что-то сказать, захлопнул ворота.
Андо огорчённо крякнул, нерешительно потоптался на одном месте и, махнув рукой, повернулся, чтобы уйти, но, сделав пару шагов, остановился.
«Я всегда иду туда, куда меня посылают, — с внезапной горечью подумал он, посмотрел на свой застиранный халат, на штаны с аккуратными заплатами, на готовые вот-вот развалиться туфли. — И куда пришёл?»
Зло зашипев сквозь стиснутые зубы, младший писец вновь подскочил к воротам и забарабанил уже двумя кулаками.
Створка резко распахнулась, и перепуганный Андо попятился, с ужасом глядя на хищно поблёскивавшее остриё меча всего в цуне от своего горла.
— Вы плохо слышите? — зловеще усмехнулся охранник. — Так я могу прочистить вам уши!
— Прошу вас, — забормотал настырный гость заплетающимся от страха языком. — Передайте господину Хваро, что я должен сказать ему что-то важное о нападении на свадебный караван его невесты! Если господин барон не захочет меня видеть, клянусь Вечным небом, я сейчас же уйду и больше не побеспокою его в печали.
— Хорошо, — после короткого раздумья проворчал охранник, одним слитным движением убирая клинок в ножны. — Ждите.
Когда створки снова закрылись, чиновник шумно выдохнул и, чувствуя, как мелко дрожат колени, прислонился к стене.
Пусть он немного слукавил, и его новости не имеют прямого отношения к тем злодеям, кто убил рыцаря Канако и его дочь, но у Андо просто не осталось другого способа привлечь к себе внимание барона. А значит, он его обязательно простит.
Со стороны усадьбы донеслись негромкие голоса. Младший писец взял себя в руки, «отлепился» от стены, оправил халат и гордо выпрямился.
Негромко скрипнули петли, и из ворот вышел невысокий, пожилой воин с пронзительными, холодными глазами на сухом, морщинистом лице.
— Я Чиро Мукано — помощник господина Тоишо Хваро, — церемонно поклонился он. — Что вы хотели передать моему господину?
— Я Джуо Андо — писец уездной управы, — в свою очередь представился гость. — Прошу меня простить, но то, что я собираюсь сообщить, касается только господина Хваро.
— Это имеет отношение к убийству рыцаря Канако и его дочери? — продолжил расспрашивать собеседник, и под его тяжёлым, давящим взглядом чиновнику вдруг стало просто страшно врать. Потупив взор, он пробормотал дрогнувшим голосом:
— Непосредственно нет.
И тут же торопливо пояснил:
— Но напрямую касается благополучия самого господина Хваро! Он так много для меня сделал, что я посчитал своим долгом предупредить его об опасности!
— Пойдёмте, господин Андо, — сделал приглашающий жест воин. — Надеюсь, вы действительно не зря беспокоите моего господина в столь скорбные дни?
— Даже не сомневайтесь, господин Мукано, — не без гордости заверил его гость.
Он думал, что его приведут в домашний кабинет молодого землевладельца, но помощник барона повёл позднего визитёра куда-то через главный зал.
В просторном, богато украшенном помещении горел всего один тусклый масляный фонарик, чей свет почти не рассеивал клубящийся мрак. Их шаги гулко раздавались в гнетущей тишине, невольно заставляя младшего писца ёжиться. В темноте виднелись белые, почти неразличимые прямоугольники картин на стенах. Мутными пятнами просматривались фарфоровые вазы. Поблёскивали лаком мебель и стены.
Оказавшись во втором дворе, Андо не смог сдержать вздох облегчения и огляделся.
В открытой беседке, освещённой сиреневыми бумажными фонариками, отражавшимися в чёрной, неподвижной глади маленького пруда, он увидел высокий, покрытый белой скатертью стол, на котором в ряд выстроились миски с жертвенными яствами и подставки с дымящимися ароматными палочками.
На полу перед поминальным алтарём лежала тощая квадратная подушечка, а рядом замер в полупоклоне облачённый в траурные одежды хозяин дома.
Выпрямившись, он сделал два шага назад и, развернувшись, подошёл к выходу из беседки, где пожилая служанка помогла ему обуться.
— Господин Хваро! — церемонным поклоном поприветствовал его младший писец. — Прошу прощения за то, что чрезвычайные обстоятельства вынудили меня нарушить ваше скорбное уединение.
— Что случилось, господин Андо? — с ледяной вежливостью поинтересовался барон.
Лицо его осунулось, в покрасневших, блестевших от слёз глазах застыла печаль.
— Господин Хваро, — замялся чиновник, бросив красноречивый взгляд на старого воина. — Может, нам лучше побеседовать наедине?
— Что бы вы ни сказали, у меня нет секретов от господина Мукано, — устало покачал головой собеседник. — Или говорите, или оставьте меня.
— Как вам угодно, господин Хваро, — гость ещё раз церемонно поклонился, прокашлялся и начал самым прочувственным тоном: — Господин Хваро, я в полной мере осознаю свою ничтожность перед столь знатным и добродетельным дворянином, как вы. Но, несмотря на всё моё невежество, вы относились ко мне так сердечно, что я считаю своим долгом предупредить вас о заговоре, который устраивают господа Нобуро и Сабуро!
Потухший взгляд хозяина дома вспыхнул, словно утренняя зарница. Кожа на лице порозовела. Он весь как-то «подобрался», словно тигр перед прыжком.
— О чём вы говорите, господин Андо? Вы что, пьяны? Какой ещё заговор?
— Господин Хваро! — вскричал чиновник. — Когда я совершенно случайно, лишь волею Вечного неба услышал их разговор, то был совершенно трезв! Они считают вас соучастником убийства господина Канако и его дочери! Думают, что это вы организовали нападение разбойников на свадебный караван!
— Какая чушь? — процедил сквозь зубы землевладелец и, подавшись вперёд, крепко сжал кулаки.
Слегка испугавшийся подобной реакции, но вполне довольный ею младший писец продолжал:
— Нобуро отправил письмо своему старшему брату — губернатору, чтобы тот предоставил ему полномочия для проведения расследования против вас, господин Хваро!