Мысленно отмахнувшись и решив, что об этом она подумает в избушке, Ия встала на ноги, не удержавшись от короткого, глухого стона.
Ветер почти стих. Редкие, похожие на клочья ваты, облака расползлись по краям горизонта, беспрепятственно позволяя яркому солнцу посылать земле, быть может, последний привет от ушедшего лета. Радуясь неожиданному теплу, в лесу бойко перекликались какие-то птахи, оставшиеся здесь на зиму.
Распустив завязки на меховой безрукавке и распахнув её полы, женщина довольно щурилась от ласкового света. А вот недавняя невольница почему-то начала зябнуть, совершенно не чувствуя тепла бивших в лицо солнечных лучей.
Несмотря на то, что близость вожделенной цели изрядно воодушевила девушку, придавая ей новых сил, она уже ничего не замечала вокруг, перестав оглядываться по сторонам, целиком и полностью сосредоточившись на нестерпимо медленно приближавшейся вершине холма.
Но достигнув её, бывшей рабыне пришлось всем телом привалиться к дереву, чтобы не упасть.
Шум в ушах, на который она старалась не обращать внимание, полагая причиной его возникновения усталость, недосыпание и голод, сделался совершенно невыносимым. В довершение к нему прибавилась нарастающая тошнота. Видимо, сухой рис с местными «грецкими» орехами оказался слишком непривычен для пищеварения жительницы другого мира.
Ия, согнувшись, прижала ладонь к животу в надежде, что её сейчас вырвет, и станет легче. Однако желудок и не подумал сокращаться, ещё более усугубляя страдания своей хозяйки.
Морщась, бывшая рабыня посмотрела вперёд, стараясь сфокусировать зрение, и поняла свою ошибку. Для того, чтобы добраться до спасительного домика, необходимо пересечь ещё одну лощину, вновь подняться на холм и уж с него спуститься к ручью, возле которого и находится затерянная в лесу одинокая избушка. А как это сделать, если сил совсем не осталось?
Внезапно она закашлялась, чувствуя, как дыхательное горло застилает поднимавшаяся откуда-то снизу мокрота.
«Всё-таки простудилась, — с горьким сожалением усмехнулась девушка. — Ну не Шарик я из Простоквашино, чтобы зимой на снегу спать. Да ещё сгоряча холодной воды напилась. Надо было остыть немного, а уж потом бросаться к ручью. Вот и заработала бронхит, дура!»
От этих мыслей сразу захотелось пить.
Сплюнув, недавняя невольница вытерла лицо, окончательно убеждаясь, что у неё высокая температура.
«Не дойду», — с отчаянной ясностью поняла путешественница между мирами, чувствуя, как тело начинает колотить крупная дрожь.
Голова закружилась, и она рухнула как подкошенная лицом в прелую листву.
— Платино! — закричала жрица.
Подскочив, женщина перевернула Ию на спину и, приподняв ей голову, горячо заговорила, проводя мягкой, прохладной ладонью по пылающему лицу спутницы.
Зубы бывшей рабыни стучали, мир вокруг пришёл в движение, переливаясь, словно отражение в причудливо выгнутом зеркале, голова раскалывалась от боли, не оставлявшей места для мыслей.
Поняв, что собеседница никак не реагирует на её слова, жрица подхватила девушку под мышки и, прислонив спиной к ближайшему дереву, исчезла.
Едва рассудок недавней невольницы отметил этот факт, женщина вернулась, тут же принимаясь подкладывать под Ию одеяло и заворачивать её в меховые накидки.
Это слабо помогало, но забота и искреннее беспокойство Сабуро за судьбу своей новой знакомой порадовало, слегка проясняя сознание.
Видимо, жрица каким-то образом это почувствовала, потому что, наклонившись к лицу бывшей рабыни, чётко проговорила:
— Платино!
…и изобразила в воздухе тупой угол вершиной вверх.
«Что ей надо? — отрешённо думала девушка, глядя в перепуганные серые глаза, смотревшие из-под сведённых к переносице бровей. — Зачем она домики рисует? Домики? Мы же в избушку идём. Там печка. Там тепло. Там я согреюсь. Так чего она хочет?»
Перехватив её более-менее осмысленный взгляд, собеседница с беспомощным видом обвела рукой окрестности, затем, нарисовав всё тот же тупой угол, жалобно пробормотала:
— Платино!
Всё ещё ничего не понимая, недавняя невольница почувствовала, как голос женщины становится всё тише: то ли куда-то удаляясь, то ли теряясь на фоне царившего под черепной коробкой шума.
Заметив, что спутница вновь начинает терять связь с реальностью, жрица закричала, вцепившись в кафтан на её груди.
«Чего она орёт? — из-за головной боли и дурноты, мысли Ии сделались какими-то короткими и отрывистыми, словно падение капли в стоячую воду, так же вызывая расходившиеся по телу волны страдания. — Я её не понимаю. Так холодно. А в избушке тепло. И у неё крыша».
— Сабуро, — машинально выдохнула бывшая рабыня, подаваясь вперёд.
Отпустив её, женщина отстранилась.
С трудом высвободив дрожащую руку из-под накидок, девушка протянула её в сторону противоположного склона, пробормотав по-русски:
— Иди туда.
… и вновь завалилась назад.
Подхватив её под спину, жрица ткнула пальцем в том направлении, куда она только что показывала.
Кивнув, недавняя невольница вновь погрузилась в дурноту, из которой её вырвал приступ кашля.
С трудом выплюнув ком слизи, Ия глубоко вздохнула, чувствуя нехватку воздуха, и обнаружила себя всё так же сидящей у дерева, закутанной в плащи, но уже в полном одиночестве. Женщина с гладко выбритой головой ушла.
«Бросила меня, — мрачно констатировала бывшая рабыня. — Правильно сделала. Никакой это не бронхит. Зараза местная. Как у той бабы. Где же я её подхватила? Какая разница? Всё равно сдохну. Как та тётка. А жрица пусть живёт. Если ещё не заразилась».
Девушка опять закашлялась и, с трудом переведя дух, плотнее закуталась в тщетной попытке согреться. Только что, казалось, переполненный слюной и мокротой рот пересох, и она почувствовала сильнейшую жажду.
«Хоть бы напиться перед смертью, — от чёткого осознания скорой гибели незадачливая путешественница между мирами беззвучно заплакала. — Недолго же я здесь пожила… Почти совсем не побыла попаданкой. А у избушки ручей. Вода там вкусная-вкусная».
Её мысли прервало появление перед полузакрытыми глазами озабоченного лица с высоким лбом.
— Пить, — тяжело сглотнув, попросила по-русски недавняя невольница.
Напряжённо улыбаясь, жрица заговорила, деловито освобождая её от накидок.
«Зачем они тебе? — хотела спросить Ия, но превратившийся в деревяшку язык никак не хотел ворочаться в омертвевшем от сухости рту. — Я же на них плевала и кашляла. Заразишься, дура, и умрёшь. Как я».
Связав вещи в узел, женщина приподняла бывшую рабыню и, не давая сползти, попыталась взгромоздить себе на спину.
«Что она делает? — вяло удивилась девушка. — Хочет нести меня на закорках? Как папа? Я же тяжёлая теперь».
Подтверждая её догадку, жрица подхватила недавнюю невольницу под колени, подалась вперёд, перемещая центр тяжести, и с кряхтением встала.
«Зачем? — печально усмехнулась Ия, свесив ей голову на плечо. — Здесь я всё равно умру. Мне в больницу надо. Капельницы ставить. Антибиотики колоть. А у вас всё равно ничего этого нету. Дикие вы. Не развитые. Тёмное средневековье».
Вдруг в плавящемся от высокой температуры мозгу промелькнуло что-то настолько важное, что бывшая рабыня даже встрепенулась, оглядевшись по сторонам.
Перед глазами всё плыло, однако она всё же сообразила, что женщина уже спустилась в долину и теперь намеревается снять её со спины.
Примостившись, она кое-как усадила девушку возле поросшего бурым лишайником камня, а сама плюхнулась рядом, вытирая бритый череп извлечённым из рукава платком.
— Пить, — по-русски попросила недавняя невольница.
Но собеседница только устало отмахнулась, пробормотав что-то на своём языке.
Бессильно откинувшись назад, Ия легонько ткнулась затылком в валун. Боль буквально взорвала голову. Скривившись и зашипев сквозь всё ещё стучавшие друг о друга зубы, она вдруг с предельной чёткостью вспомнила. — Антибиотики! У меня же их полная сумка!»
С трудом приподнявшись, бывшая рабыня прикрыла рот рукой, лихорадочно соображая: «Только это же наши лекарства. Вдруг они на здешние микробы не подействуют? А какая разница? Всё равно подыхать».
Еле прокашлявшись, девушка вцепилась в камень и попыталась встать на ноги. Встрепенувшись, жрица бросилась ей на помощь, подставляя плечо. Однако снова лезть на спину своей уставшей спутнице недавняя невольница отказалась и пошла наверх сама, тяжело опираясь на её руку.
«Антибиотики сильные, — рождая новую надежду, звенел в сознании путешественницы между мирами голос участкового терапевта. — Врач сам сказал. Они помогут. Не могут не помочь. Это же наука двадцать первого века. Там и шприцы и новокаин и спиртовые салфетки… Даже если не помогут. Всё равно надо пробовать. Терять-то уже нечего».
Осознав открывающуюся перспективу спасения, мозг отдал команду, и надпочечники впрыснули в кровь недоучившейся акробатки слоновую дозу адреналина.
Тяжело, с присвистом дыша, не обращая внимание на боль в груди, она пёрла вверх по склону, не замечая ничего вокруг, подобно взбесившемуся бульдозеру. Падала, поднималась, опираясь на руку женщины с выбритой налысо головой, и вновь шагала к вершине.
Домик с ручьём и долгожданной избушкой появился внезапно, словно резко сменившийся кадр на экране телевизора.
Только что перед глазами мелькали стволы деревьев, сухие листья, мешающиеся под ногами обломки сучьев, и вдруг горизонт распахнулся, открыв огромное синее небо, блестевшую на солнце речушку, а главное — знакомый домик с покатой крышей и сложенной из камня трубой.
Оставалось пройти совсем немного, но тут действие естественного стимулятора закончилось, и на недавнюю невольницу вновь накатила дурнота. Голова закружилась, в глазах потемнело. К счастью, спутница вовремя успела подхватить валившееся на сторону бездушное тело и после недолгих усилий вновь умудрилась взгромоздить Ию себе на закорки.
Та вынырнула из забытья, когда сквозь шум в ушах прорвался звук текущей воды. Приподняв голову, она увидела долгожданную избушку всего в каких-нибудь ста метрах. Согнувшись под тяжестью бывшей рабыни, женщина шла медленно, то и дело переводя дух.