а тоскует по дикой природе, по нехоженым лесным чащам, скучает по предгорьям и задумчивой зелени рек, но не может она даже мечтать, что когда-нибудь туда попадет. А кинотеатр она теперь купить не надеялась, теперь она не знала, что будет пить и есть через пару недель. Предчувствуя муки нехватки денег наперед, чтобы как-нибудь скрасить голодные безработные вечера, она решила купить большущую карту звездного неба. Вот и сыскалась цель для прогулки, к тому же можно было на время выйти из игры в оплакивании гибели «Атлантиса» и своей печальной безработицы, можно было пока не замечать, что направление ветра поменялось, и не волноваться, что близок день, когда придется тянуть корабли на бечевке.
Позволив дождю смыть с себя печаль и пыль, Инка старалась двигаться плавно, словно сдавала долгожданный экзамен. Шла она по стрелке, разрешая ветру надувать сарафанчик желтым парусом, трепать волосы и отнимать у худенького тельца остатки тепла.
Ручьи текут вниз по улице, а сочные капли дождя – разбиваются об асфальт и мелкими брызгами разлетаются во все стороны. С радостными воплями шлепают прохожие по щиколотку в воде, прикрывшись кто сумкой, кто целлофановым пакетом, а пугливые и суеверные люди в страхе озираются на гром, который бурчит из большого глухого барабана небес.
Фыркают мокрые джинсы, хлюпают юбки, неуклюжие прыжки разбрызгивают лужи, визг заглушает шум дождя, и только разноцветные бабочки-зонты пролетают с чинным достоинством. Машины плывут в потоках улиц, обдавая прохожих брызгами из-под колес, а небо цвета мокко с черничным сиропом нахмурилось, словно город спрятали от Солнца под чехлом из толстого брезента.
Инка послушно идет по указателю, старается не уклоняться от заданного направления. Она вымокла, с сарафанчика капает не меньше, чем с карнизов и козырьков, кофточка отяжелела, потемнела и превратилась в щедро смоченную губку. Инке хочется отругать себя за всю эту бестолковщину, но она твердо усвоила: «Не высказывайся на пути», – и это удерживает ее и не дает еще одной грубости просочиться в мир.
Но недолго Инке удается соблюдать плавные, размеренные движения. Выйдя на проспект, она не выдерживает, срывается на бег и, с визгом перелетая через лужи, рывками, пунктиром, скачками и прыжками дикаря, приближается к задумчивому и усыпленному дождем сердцу мегаполиса. Океан Людской заметно убыл, редкие прохожие встречаются на пути, и те бегут к укрытию. Машины, помахивая дворниками, пронося мимо тепло, музыку и сонные изнеженные тела ездоков. Инка так слушалась указателя, что даже пересекла крупный газон, зеленеющий прической-бобриком и редкими лютиками-цветиками среди канав и глины. Там ноги ее разъехались, мокасины заметно прибавили в весе, обросли внушительной подошвой из земли и травинок. Вскоре Инка стала похожа на замороженного цыпленка, тельце ее дрожало, а улицы намекали на приближение к центру запахами жаркого, мясным дымом, черным ароматом кофе и ванильным ветром, а также пестрыми козырьками магазинчиков, зеркальными окнами офисов и контор. Окраинные дома-времянки, симулянты жилищ, известковые ракушки-дома, пристанища на одну жизнь-ночь для случайных, нечаянных людей таяли, пятились в глубь переулков, терялись за гордыми зданиями из серо-бурого камня. Все чаще на Инкином пути попадались новенькие пластмассовые особняки, пахнущие краской, стеклянные новостройки, что похожи на яркие брелоки-безделушки и готовы приютить в свои извилистые пещеры сотни никому неизвестных и бесполезных контор, консалтингов и офисов.
Инка бежала быстро и хотелось бежать еще быстрее, оттолкнуться и улететь прочь, куда глаза глядят. Но улететь прочь не удавалось, сил не хватало и духу тоже, зато ноги согрелись, разбрызгивали капли-осколки луж вместе с отражениями домов, сворачивающих вбок улочек, дворов-ущелий и побрякушек в витринах. Бежала Инка, капли в разные стороны разлетались с ее желтенькой кофточки и сарафана. Плечико ее оголилось, мокрые волосы слились, легкие, незатейливые мазки макияжа давно смылись дождем. Бежала Инка, на ее щеках наметился румянец, в горле – небольшой морской еж в груди – волнение от пережитого, золотая пластинка плясала на ее шейке, рассыпая по сторонам тусклые отблески, а сердце скакало, как гуанако по камням. В голове проснулась умная мысль: «Уаскаро, Уаскаро, ты ошибся. Не надо было меня замедлять, эта заумная осторожность мне ни к чему. Я – лепешка из другой муки. Надо было подтолкнуть меня, вскинуть вверх, придать смелости, чтобы я сорвалась и полетела…» Такие астероиды-думы проносились, сталкивались, потом уже крупицы, а вскоре и вовсе пыль закружила в ее голове настоящим торнадо. Дождь упрямо преследовал, восполняя рассыпанные с сарафанчика капли новыми. По проспекту проносились ездоки-хамы в натопленных салонах, они накрывали Инку с головы до пят лохмотьями грязных брызг и за это обжигались, замечая в зеркале заднего вида, как девчонка посылает вслед безупречное SOS-I на языке резких жестов и гневных прыжков.
На одном конце города дождь выстукивает по карнизам, колотит по стеклам, мечтательно щелкает и загадочно цокает. На другом тучи истощили обиду на весь мир, на лужах круги поредели, но изредка падает запоздалая, зазевавшаяся капля. Потом все немного утихло и замерло. Одна из туч треснула, болезненный, слабый выглянул в щель клочок неба, вырвалось из западни Солнце Над площадями и скверами города перекинулись две радуги. Прохожие не спешили выходить из укрытий, еще покапывало с карнизов, с листвы и запахло зареванным фиолетовым небом.
Улицы пусты, толпы Океана Людского прячутся под козырьками и в подъездах, не имея оружия защититься. Некоторые проницательные прохожие запаслись на случай дождя, нет да и проплывет по улице, не спеша, синий, розовый или сочно-зеленый цветок зонта, а иногда деловито прошуршит спешащую, нетерпеливую песнь сиреневый дождевик, голубой непромокаемый плащик. Какая-то совсем мокрая девушка легонько бежит на худых ножках, да так быстро, почти летит, она в коротеньком сарафанчике, и кофточка промокла насквозь, а волосы слились в шлем. Она бежит, улыбается и жадно вдыхает светлеющее небо. Она одна несется по улице, и ее прыжки по мокрому асфальту служат сигналом для многих, что можно выбираться из укрытий.
Инка запыхалась, остановилась, а недалеко по странной случайности нашелся книжный магазин. Входя в стеклянные двери, она пригладила волосы и смахнула с ресниц капельки дождя. Тут золотая пластинка поймав Солнце, блеснула у нее на шее, ослепила ярким лучом московского аборигена, что стоял в дверях, не решаясь высунуться из укрытия, и держал на оттянутых руках целую колонну новеньких толстенных книг. Он зажмурился, не успев понять, что это его ослепило. Инка окинула любителя книг безразличным взглядом, не ожидая увидеть ничего волшебного. Парень, прислонив нос к стеклу, наблюдал за истощившемся дождем, он не показался Инке интересным, какой-то ботаник в очках, стоит в обнимку с целой кучей новеньких книг, боится намокнуть и простудиться, старается, чтобы проходившие мимо не попортили переплеты. «Фу», – подумала Инка. Но все же, по недавно приобретенной привычке не верить первому впечатлению, а искать ключи и намеки на волшебство в любом прямоходящем, она окинула парня еще одним безразличным взглядом с головы до пят, убеждаясь, что ничего-то хоть капельку чудесного и отличительного в этом ботанике нет. Хотя, постой, почему же тогда на его рюкзаке, по школьной привычке разукрашивать рюкзаки, нацарапано astrohomo.ru? И этой надписи черной тушью вполне достаточно, чтобы Инка застыла в дверях, преграждая путь рвущимся на свободу, под свежее послегрозовое небо. Это astrohomo.ru подействовало хлеще любого заклинания: она остолбенела и прищурилась – точно, не ошиблась ли? От усиленного внимания ботаник поежился, словно ему за пазуху пустили мышь, которая энергично разведывает пространство под его рубашкой.
Убедившись, что не ошиблась, Инка кивнула на рюкзак и веско поинтересовалась, откуда абориген столицы знает про astrohomo.ru. Парень от неожиданности вздрогнул, и колонна книг выскользнула у него из рук. Подбирая почти не попорченные, а так, немного забрызганные кирпичи-тома, Инка получила робкий ответ, из которого следовало, что это очкастое, подмокшее существо в стареньком шарфе и есть Звездная Пыль. Тут Инка потеряла остатки важности и совершенно по-дружески объявила, что она – постоянный гость и единственный почитатель сайта. Она смягчилась и с мирной улыбкой, не предвещающей опасности, помогла уложить кирпичи-тома в рюкзак.
В тот день утром Звездная Пыль поймал на себе жалостливый взгляд тетки и уловил ее тихое нытье:
– Ты очень бледный, давай-ка, пойди проветрись, только не домой в духоту, а пройдись, воздухом подыши. Нет, я не как с маленьким, это задание, зайди в книжный, купи мне русско-испанский разговорник, хочу в Испанию летом рвануть. Работы сегодня немного. Иди-иди, пройдись-ка, а то ты совсем зеленый.
Она нежно взяла его за запястье, как берут непослушных детей, вытащила из-за рабочего стола и еще раз покачала головой. Игру в заботливую тетку прервал телефон. Она мгновенно превратилась в начальницу, хлесткими сухими вопросами подавила звонившего, а ее лицо стало неузнаваемым и чужим. Звездная Пыль не переставал удивляться, как точно срабатывает теткина мимикрия под женщину-грозу. Откуда им, этим сусликам, дрожащим перед аспидом, знать, какая она, его тетка. Какая она, когда сбросит с себя змеиную кожу и усталой зверушкой пробирается на стареньких «жигулях» по темным, тревожным переулкам к пустой квартире.
Выполнять монотонную работу, казаться услужливым в тот день было ему особенно невмоготу, он послушался тетю, набросил рюкзак на плечо, намотал шарф, ответил на завистливый кивок еще не расшевелившегося с утра напарника и тихонько побрел к выходу. Уже много дней Звездная Пыль чувствовал себя совершенно разбитым. Он шел от работы произвольно, не задумываясь, куда и зачем. Небо кривило гримасу, все настойчивей расставляло мокрые точки и запятые на пиджак опечаленного астронома.