— Закончили! — буркнул я, опустив ладонь на сжимающие куртку пальцы. — Я опаздываю.
— В таком случае, для нас обоих будет лучше, если это досадное недоразумение решится как можно быстрее. — Коротышка натужно запыхтел, но сдаваться явно не собирался. — И вам, сударь, придется выслушать, желаете вы того, или нет.
— Ну так говорите быстрее! — рявкнул я. — И отпустите уже — я не собираюсь сбегать!
— Увы, я никак не могу в это поверить.
Коротышка зачем-то изъяснялся так, будто мы оба с ним были не безусыми пацанами, а аристократами, которые находились в затяжной ссоре и вдруг столкнулись нос к носу на приеме у общего знакомого, да и еще и так, что избежать неловкой беседы никак не получалось. Со стороны это наверняка выглядело до нелепого комично, однако странный второкурсник то ли планомерно нарывался, то ли в целом по жизни отличался.
Только не умом и сообразительностью, а вообще непонятно чем.
— Вы, сударь, совершенно, отвратительно невоспитанны, — продолжал выговаривать он, назидательно размахивая у меня перед носом указательным пальцем. — И не только проявили неуместную в этих стенах суету, но и лишили меня трапезы.
— Да говори ты уже нормально, блин! — не выдержал я. — Хочешь, я тебе этой гадости хоть целый ящик куплю, только отстань!
— Гадость? — Глаза коротышки недовольно блеснули. — Более ужасных слов я в жизни не слышал! Боюсь, я вынужден потребовать…
— Чего — извинений? За эту х… за шаверму⁈
Еще немного, и я, пожалуй, просто засветил бы парню между глаз, наплевав на все условности, этикет и даже то, что после таких выкрутасов мое обучение в Морском корпусе закончилось бы, не начавшись. Но к счастью для нас обоих, он перестал выписывать словесные кренделя и перешел к делу.
— О нет, сударь. — И без того серьезное лицо коротышки на глазах преисполнялось пафосом и какой-то нездешней мужественностью, будто он собирался с голыми руками броситься на танк, а не дальше капать на мозги незадачливому ровеснику. — К моему глубочайшему сожалению, все многократно хуже. Поставив это пятно, — Коротышка ткнул себя пальцем в грудь, тут же вляпавшись в соус, — вы оскорбили не только меня лично, но и форму курсанта. Тем самым оскорбив также Морской корпус и весь военный флот. И, следовательно, должны ответить за свой проступок так, как того требуют славные традиции.
Да они сговорились, что ли⁈ Сначала Камбулатов, теперь этот… Не то, чтобы подобного рода разборки Одаренного столичного молодняка были такой уж редкостью, но я за каких-то полдня получил уже второе по счету требование сатисфакции. Причем нынешний… скажем так, оппонент, в отличие от первого, ничуть не походил на лихого забияку.
— Дуэль? — вздохнул я.
— Я бы на вашем месте говорил потише, сударь! — Коротышка перешел чуть ли не на шепот, суетливо оглядываясь по сторонам. — Но — да, вы правы. Сегодня ночью я буду ждать вас ровно в час у часовни…
— Ксении Блаженной на Смоленском кладбище! — прорычал я. — Клянусь честью, сударь, я там буду… Только в два часа — на час ночи меня уже вызвали!
От неожиданности коротышка вытаращился и разжал пальцы, отпуская куртку и давая мне, наконец, долгожданную возможность удрать. Конструкты дружно полыхнули, и я с бешеной скоростью помчался по коридору, расталкивая курсантов и рискуя к сегодняшнему ночному рандеву на Смоленском набрать еще пару-тройку дуэлей. Хриплый уже исчез из виду, но я буквально только что видел его где-то в конце коридора. Никаких дверей тут уже не было, и единственный путь вел к короткой лестнице, уходящей в центральное крыло Корпуса.
И вот здесь бегать уже точно не стоило. И не только потому, что юные курсанты вокруг в этой части здания понемногу сменялись офицерами. Если память меня не подводила, на втором этаже в этой части располагались кабинеты начальства, и хриплый запросто мог зайти в любой из них.
Но в какой именно?..
Когда дверь в конце коридора распахнулась, и в проеме показалась знакомая борода и двухметровая черная фигура, я отвернулся и принялся старательно делать вид, что меня больше всего на свете интересует расписание четвертого мичманского курса. Вряд ли хриплый хотя бы примерно знал, как выглядит мое новое тело, однако сам облик — байкерский «доспех», джинсы и рюкзак — слишком уж выделялся на фоне местной черной формы с погонами.
Впрочем, хриплого нисколько не интересовали ни курсанты, ни уж тем более абитуриенты: он шагал по коридору, сосредоточенно пялясь в телефон, и, похоже, к тому же еще и спешил куда-то.
А вот мне спешить было уже некуда. Раньше я слышал только голос врага, а теперь увидел внешность. Достаточно близко, чтобы улучшенный Конструктами мозг вспомнил ее хоть через неделю, хоть через месяц, хоть через десять лет. А имя… имя можно выяснить и в начальственном кабинете.
Тем более, что как раз туда-то мне и надо.
Глава 13
Кабинет ничуть не изменился. Остался точно таким же, как был, хотя само здание с шестьдесят первого года ремонтировали минимум дважды. Потертый ковер на полу, толстенные тяжелые шторы, и уже даже не винтажная, а самая что ни на есть антикварная мебель. Дерево выглядело так, будто давным-давно стало со стенами единым целым. И вместе с ними впитывало десятилетия славных флотских традиций, понемногу превращаясь в их физическое воплощение. Даже глобус — древний, родом еще из восемнадцатого века — никуда не делся и все так же стоял у окна, поблескивая круглыми лакированными боками.
В общем, из нового в кабинете был только хозяин: вместо старика Крузенштерна за огромным столом восседал его уже четвертый по счету преемник — граф Георгий Андреевич Разумовский. По моим подсчетам он давно разменял восьмой десяток, но выглядел значительно моложе. На возраст намекали только морщины в уголках глаз и огромные белоснежные усы. Порыжевшие над верхней губой, будто чуть тронутые ржавчиной — их гордый обладатель любил побаловать себя табаком. И не обычными сигаретами, а трубкой.
Как и положено настоящему морскому волку.
Черная, как уголь, форма, и шитые золотом погоны — по два имперских орла на каждой. Вице-адмирал. Мог бы дослужиться и повыше, но в девяносто пятом году по собственной воле отказался от места в Совете и ушел на покой — заниматься воспитанием подрастающего поколения флотских офицеров. Я, конечно же, не возражал: работать старик умел и был, пожалуй, последним, кого стоило бы подозревать в воровстве или растратах: уж чего-чего, а капиталов у его рода всегда имелось с лихвой.
— Здравия желаю, ваше превосходительство.
— Добрый день… А вы по какому, собственно, вопросу?
Разумовский поднял голову и смерил меня взглядом. Не то, чтобы сердитым, но уж точно и не приветливым. Похоже, я отвлек старика от какого-то очень важного документа… или беседа с хриплым оказалась не из приятных.
— Желаю поступать в Морской военный корпус, ваше превосходительство. — Я сделал шаг вперед. — Прошу рассмотреть…
— Так кто ж тебе запрещает, — усмехнулся Разумовский. — Приходи через год в августе, подавай бумаги. Через приемную, как положено — этим у нас вообще-то секретари занимаются.
— Мне не через год надо, ваше превосходительство, а сейчас. — Я выудил из рюкзака документы. — Особый случай — поэтому вот, сразу к вам.
Разумовский раздраженно нахмурился, но папку все-таки взял. И уже через несколько мгновений начальственный взгляд из скучающе-недовольного превратился сначала в любопытный, а потом и в удивлённый. Рекомендательное письмо от Морозова я предусмотрительно положил сверху и оно, что называется, захватило его превосходительство с первых строк.
— Действительно, случай особый. — Разумовский поднял глаза и снова уставился на меня. — И кем же Морозовы тебе приходятся?
— Друзья семьи, — ответил я. — Матвей Николаевич с дядей давно знакомы, ваше превосходительство.
— Да брось ты уже эти расшаркивания. А то заладил — превосходительство, превосходительство… Георгий Андреевич. — Разумовский еще раз пробежал взглядом письмо и усмехнулся. — А чего ж он тебя в Павловское не устроил? Пехота Морозовым поближе будет, там отец еще учился, и дед тоже…
— На флот хочу, Георгий Андреевич, — решительно отозвался я. — На десантное отделение.
— В гардемарины собрался?
— Так точно.
Разумовский посмотрел на меня. С прищуром — мол, видел я вас таких, каждый год приходят. Складывать уже некуда, а особая рота не резиновая…
Но промолчал. И молча принялся дальше перебирать документы. Справки, фотографии, заявление…
— Почему паспорт три дня назад выдан?
— Прислуга с курткой постирала… забыл выложить. — Я чуть втянул голову в плечи, изображая виноватый вид. — Пришлось новый получать.
— Не дело это. — Разумовский строго погрозил пальцем. — Моряку за документами положено следить… А аттестат из гимназии где?.. Или что ты там заканчивал? Реальное?
— Никак нет, Георгий Андреевич, — честно признался я. И сразу же уточнил, — с репетиторами занимался, на домашнем обучении. Аттестата не имею.
— Тьфу ты! Вот что за люди?.. — Разумовский вздохнул и покачал головой. — Для них строят-строят… Хочешь — в училище, хочешь — в гимназию, хочешь — в кадетский корпус. А они все дома, по старинке…
— Традиция, — вздохнул я. — У меня так вся семья…
— Да что мне эти традиции… Ты мне лучше скажи, как экзамены сдавать собрался.
— Сдам, Георгий Андреевич. — Я выпрямился и вытянул руки по швам. — Слово будущего офицера!
Вид у меня, как в свое время завещал сам Петр Великий, был лихой и придурковатый. Настолько, что Разумовского, наконец, проняло. Он отложил документы в сторону, заулыбался, забавно тряхнул могучими усами и, не выдержав, рассмеялся уже во весь голос.
— Хорошее у меня предчувствие на твой счет, Острогорский. Да и не станет Матвей Николаевич абы за кого ручаться… Так то на этот год набор уже закрыт, но если уж на отделении тридцать человек есть, то и тридцать первому, если что, место найдется. Тому и быть! — Разумовский накрыл папку с документами ладонью и отодвинул на угол стола. — Допущу я тебя до экзаменов. Но больше поблажек не жди.