— Для начала, господа, позвольте представиться. — Медведь чуть подался вперед, и я заметил, как стальные ножки стула под ним слегка подогнулись. — Граф Михаил Никитич Шувалов. Для своих — Медведь.
— Острогорский. — Я чуть склонил голову. — Владимир Федорович. Впрочем, полагаю, это вы и так знаете.
Поплавский промолчал. И, пожалуй, правильно: его участие в беседе явно не подразумевалось, а одна неосторожная фраза, на которые он был мастер, могла иметь весьма прискорбные последствия.
— В общем, долго рассусоливать я не буду. — Медведь махнул здоровенной лапищей, разом переходя с витиеватого языка титулованных аристократов на обычный человеческий. — Чтобы ты понимал, матрос, претензий у меня никаких нет. Грач — тот еще мудак, и у них с Каратаевым давно свои дела. А что Гурам в это полез и на тебя выскочил — так это он сам виноват, я считаю. Мне рассказали уже: бой честный, никакой грязи. А травма… Ну, так это бывает.
— Бывает, — кивнул я. — Так что, больше никаких вопросов?
— А вот вопрос, извини, остался. — Медведь вздохнул и чуть поморщился, будто ему и самому почему-то не хотелось продолжать этот разговор. — Соревы через месяц, а у меня два человека вылетели. И заменить некем.
— Ну… грустно это. — Я развел руками. — Но я то тут при чем?
— Да вот, мысль тут возникла… На физкультуре я тебя уже видел, драться тоже умеешь. — Медведь на мгновение задумался. — А с боевым применением как дело обстоит? И стрелять — умеешь?
Я, кажется, уже сообразил, в чем дело. И если за пропущенные мною десять лет программа типового пятиборья для армии и военных училищ не изменилась, ко мне пришли с предложением, от которого определенно не стоит отказываться.
— Как-то умею. — Я пожал плечами. — С применением — нормально.
— А хочешь к нам в сборную? — Медведь в очередной раз решился обойтись без прелюдий. — На соревнованиях за Корпус выступить? И товарища своего тоже бери: здоровый такой… Как его там?..
— Камбулатов, — подсказал Поплавский. — Виктор. А младшие курсы на пятиборье заявлять можно разве?
— Это мы уж как-нибудь порешаем. Ты, главное, скажи — пойдете, не пойдете?
— Поду-у-умать надо, — нарочито-неспешно протянул я. — Дело-то серьезное.
— Думай, сколько влезет. Только пока думаешь — как насчет того, чтобы к пажам на Садовую на тренировку сгонять? В среду вечером. Заодно посмотрите на наших, мы на вас посмотрим… — Медведь хитро заулыбался. — Я тут краем уха слышал, что вы вчетвером в «Якоре» красноперым полную фуражку накидали.
— Соглашайся, матрос! — Поплавский радостно заржал и ткнул меня кулаком в бок. — Еще раз накидаешь, прямо у врага в логове. Когда еще такое получится?
Глава 24
— А Виталик чего? — поинтересовался я. — Даже посмотреть не хочет?
— Ну, он-то, может, и хочет, — отозвался Корф с заднего сиденья. — Только у Грача на его счет весьма-а-а обширные планы.
— Ясно, понятно. — Я мысленно пожелал Поплавскому удачи в наряде. — Зато ты с нами. Посмотришь, как красноперые огребают.
— А чего это только посмотрю? Я еще и на телефон сниму.
Я молча кивнул, устроился поудобнее и принялся разглядывать показавшийся вдалеке справа Воронцовский дворец. Сначала боковой флигель на углу улицы Ломоносова и Садовой, а потом и основное здание в глубине двора за чугунной оградой.
Логово красноперых не менялось две сотни лет — с тех пор, как здание передали Пажескому корпусу, и до того дня, как я в последний раз был здесь… Кажется, в девяносто девятом. И за пропущенные мною годы, конечно же, ничего не изменилось. Все та же громадина песочно-желтого цвета: три этажа посередине и два — по бокам. Все те же белые колонны у центрального входа, все тот же треугольный портик на фасаде под крышей.
И все те же «золотые мальчики» внутри.
— Так, давайте-ка вот сюда. — Камбулат вывернул руль, нацеливая морду «Икса» на парковку у тротуара. — Вроде место есть…
Не знаю, как ему удалось втиснуть свою махину между двух соседних авто, но нам даже не пришлось вылезать через заднюю дверь. Корф выбрался первым и без особой спешки направился к воротам.
— О, а вот и Медведь приехал, — проговорил он, чуть замедляя шаг. И уже совсем тихо добавил: — И уже цирк устраивает…
— А я тебе говорю — подвинь свою пепельницу! — Грозный рык доносился откуда-то со стороны ворот. — Или я ее сам подвину.
Огромный пикап с надписью «RAM» на капоте — ни в чем другом его сиятельство, видимо, попросту не помещался — занимал чуть ли не половину ширины улицы, но все равно норовил устроиться у самого въезда на территорию. Худосочный паж пытался вяло сопротивляться, однако в конце концов сдался и перепарковался чуть левее, пропуская металлическую громадину.
— Здравия желаю, господа курсанты! Ну что, готовы показать красноперым, кто в городе хозяин?
Медведь и в черном кителе Корпуса не отличался особым изяществом, а в светло-сером спортивном костюме его габариты увеличились еще чуть ли не вдвое. Он выхватил из кузова пикапа сумку, еще раз грозно зыркнул на пажа и, радостно заулыбавшись, направился нам навстречу. Пожал руки всем — так, что мы с Камбулатом по очереди поморщились, а невысокого Корфа, кажется, на мгновение даже оторвало от земли.
— Готовьте документы, господа. — Медведь закинул сумку на плечо и зашагал к воротам. — На той неделе через флигель сразу в зал ходили, а теперь всех к турникетам гоняют. Тут на днях какое-то мероприятие будет, так что…
Про мероприятие я, кажется, уже и так знал, но все остальное наблюдал, можно сказать, впервые. У дверей нас встретил высокий парень по имени Алексей. Местный, но, в отличие от остальных пажей, простой и, пожалуй, по-своему приятный в общении. В его устах даже стандартное «бакланы» не звучало оскорбительно, да и на положенного в таких случаях «красноперого» он ничуть не обижался.
И, наверное, не просто так: я заметил, что Алексей чем-то напоминает Медведя, особенно со спины. Разные габариты, разная одежда… а вот движения чем-то неуловимо-похожие. Наверное, родственник или даже младший брат. Я мог только догадываться, чего ради главе рода понадобилось отдать детей в два разных Корпуса, ведь обычно семейные традиции подразумевают строгую преемственность.
Но, как говорится — неисповедимы пути столичной аристократии.
— Надоели уже эти проверки, — вздохнул Алексей, когда мы закончили возиться с документами на проходной. — Но ничего — зато посмотрите, как мы тут живем.
Жили пажи богато. Воронцовский дворец и в былые непростые годы выглядел роскошно, а за последние десять лет его и вовсе превратили чуть ли не в произведение искусства. Парадная лестница, двери и коридор на первом этаже в последний раз выглядели так нарядно, наверное, еще при императрице Елизавете. В Морском корпусе учились отпрыски далеко не самых бедных семейств Империи, однако до здешнего блеска здание на набережной все-таки не дотягивало: все вокруг буквально сияло вложенными капиталами — спонсорскими, родительскими и, конечно же, казенными.
Впрочем, надо отдать должное местному руководству — мишурой дело не ограничилось: оснащение тренировочной зоны, на которую выделили весь первый этаж левого крыла, оказалось не высшем уровне — и даже чуть круче. Сразу несколько спортивных залов, площадки для отработки тактических маневров, манекены, боксерские груши… А тренажерка и вовсе выглядела так, будто я вдруг попал не в учебное заведение, а в элитный фитнес-клуб: новенькие аппараты, стойки с гантелями, прорезиненное мягкое покрытие на полу, диваны вдоль стен, экраны, полупрозрачные двери, наверняка ведущие в сауну, а то и бассейн… Не хватало только подтянутых девиц с их вечными селфи напротив зеркал.
Впрочем, кто знает, что творится в этом спортивном раю, когда начальство расходится по домам.
— Зависть. Ненависть. Вражда, — пробормотал Камбулат, оглядываясь по сторонам. — Ненависть — классовая.
Хорошо хоть раздевалки оказались самыми обычными — вроде наших в Корпусе, разве что отделанными чуть подороже. Закончив переоблачаться, мы с Камбулатом выскочили в спортзал, где на ринге в дальнем конце уже вовсю рубились две фигуры. Жилистого парня с чуть раскосыми глазами я узнал сразу — он с товарищем приходил качать права тогда, после физкультуры. А второй, похоже, был из местных.
Наш победил, и потом за канаты погнали всех по очереди. Камбулат управился за три двухминутки, лихо уложив своего пажа фирменным хуком в челюсть, а вот мне пришлось повозиться подольше: спарринговать с новичком «бакланьей сборной» вызвались сразу двое. Неуклюжий плечистый толстяк с сомнительной борцовской техникой отправился лежать уже секунд тридцать после неудачного прохода в ноги, зато со вторым пришлось повозиться.
Парень явно оказался из тех, кому мы тогда наваляли в «Якоре», и изо всех сил пытался взять реванш. И в третьем раунде у него даже почти получилось: я слишком уж расслабился, прозевал бросок и чуть не пропустил на добивании, но все-таки успел вывернуться и взять на болевой, обозначив вторую победу за неполные десять минут.
Сам Медведь в весельи не участвовал — видимо, изначально собирался больше смотреть, чем тренироваться. Он то сидел на лавке рядом с Корфом и остальными нашими, то бегал курить за дверь, выходившую на задворки.
Но когда я закончил на ринге, неожиданно оживился.
— Хорош, хорош! — Медведь буквально сорвал с меня перчатки. — Ты как, матрос, силы еще остались?
— Сколько угодно, — усмехнулся я. — Жалко, пажи закончились.
— Не закончились… Слушай, а ты «боевое» сейчас вывезешь? А то тут один хмырь прям спит и видит, как бы с тобой пободаться. Хитрый, собака такая! — Медведь чуть понизил голос и огляделся по сторонам. — Специально ждал, пока ты на рукопашке устанешь. Теперь требует в соседний зал на полный контакт.
— Будет ему полный контакт. — Я выплюнул в ладонь покрытую слюнями капу. — Только пусть потом не жалуется.
— Ну ты, матрос, зверюга! — просиял Медведь. — Волчара! Если и тут красноперых уделаешь — мы, считай, с чистой победой уходим.