Еще мгновение – и, пройдя сквозь дыру, открыв дверь, Клодия выбралась в коридор.
Тишина.
Взломщица потрясенно прислушалась. За спиной захлопнулась дверь, отрезав панические вопли сирен, словно спрятав их в другом мире.
В доме царило спокойствие. Ворковали голуби, снизу доносились голоса.
Клодия побежала. Вверх по лестнице, на чердак, потом по проходу над помещениями для слуг до маленькой кладовки в конце, где воняло полынью и чесноком. Наклонившись, стала торопливо нащупывать механизм, отпиравший старинное «убежище священника»[2]. На пальцы липла сажа и паутина, но вот – наконец! Узкая, толщиной с ее большой палец, щеколда.
Клодия ударила по щеколде, и панель заскрипела. Навалившись на нее всем телом, бормоча проклятия, Клодия отодвинула доску и вывалилась наружу.
И лишь когда дверь захлопнулась за ее спиной, Клодия позволила себе перевести дыхание.
Перед ней открывался темный тоннель, ведущий в башню Джареда.
Финн лежал поперек кровати.
Лежал очень долго, постепенно узнавая шум Берлоги за стеной: кто-то бегал, кричал, громыхал посудой. В конце концов, пошевелив рукой, Финн обнаружил, что заботливо укрыт одеялом. Болели шея и плечи, тело зябло от холодного пота.
Он перевернулся и уставился в грязный потолок. В ушах звенело эхо долгого, протяжного стона, верещали сирены. Перед глазами мелькали послеобразы – паническое мельтешение аварийных огней. На мгновение возникло тошнотворное чувство, что его зрение вытянулось в длинный темный тоннель, уводящий вдаль, что он может ступить туда и ощупью пробраться к свету.
– Давно пора, – раздался голос Кейро.
Названый брат подошел и сел на кровать. Финн видел его как в тумане.
– Ну и видок у тебя, – скривился Кейро.
– Зато ты как с картинки, – с трудом прохрипел Финн.
Он медленно навел резкость. Пышная светлая грива Кейро была собрана в хвост. На нем красовался плащ Сима, увешанный таким количеством побрякушек, какого у прежнего владельца наверняка не водилось. Бедра опоясывал широкий усыпанный заклепками пояс с прикрепленным к нему драгоценным кинжалом. Кейро раскинул руки:
– Идет мне, как думаешь?
Финн не ответил. В нем поднималась волна гнева и стыда, разум пытался не поддаваться эмоциям. Если он позволит чувствам захватить себя, то попросту утонет.
– Долго я провалялся? – прокаркал он.
– Два часа. Ты опять пропустил дележку.
Финн осторожно сел. После припадков у него всегда кружилась голова и пересыхало во рту.
– Было немного хуже, чем всегда, – сказал Кейро. – Судороги. Ты корчился и дрался, но я прижал тебя к земле, а Гильдас следил, чтобы ты себя не поранил. Хорошо, что остальные не заметили – ликовали над добычей. Мы принесли тебя сюда.
Финна охватило отчаяние. Его отключки были непредсказуемыми, и Гильдас не умел их лечить. Или, по крайней мере, сапиент так утверждал. Финн понятия не имел, что происходит после того, как его захлестывает жаркая, ревущая тьма. И не хотел знать. Это было его слабым местом, а он стыдился слабости, даже если комитатусы благоговели перед ним. Сейчас у Финна было такое чувство, словно он на время покинул тело, а вернувшись, нашел его пустым и израненным и теперь никак не может в нем устроиться.
– Снаружи со мной ничего такого не случалось, я уверен.
Кейро пожал плечами:
– Гильдас до смерти хочет послушать про твое видение.
Финн поднял глаза:
– Подождет.
Повисла неловкая пауза.
– Это Джорманрик приказал ее убить? – решился наконец Финн.
– Кто ж еще? Он же прямо тащится от таких штук. Ну и нам заодно показал, кто тут главный.
Финн мрачно кивнул. Спустил ноги с кровати и уставился на свои поношенные ботинки:
– И за это я его убью.
Кейро изящно выгнул бровь:
– Да плюнь ты, братец. Ты же получил, что хотел.
– Я дал ей слово. Обещал, что она будет в безопасности.
Кейро мгновение наблюдал за ним, а потом сказал:
– Финн, мы подонки. Наше слово ничего не значит. И она это знала. Она была заложницей. Если бы цивилы поймали тебя, наверняка сделали бы то же самое. Так что выбрось эти мысли из головы. Я тебе уже говорил: ты слишком зацикливаешься на всякой ерунде. Это делает тебя слабым, а в Инкарцероне нет места слабости. Нет пощады за ошибки. Убей, или убьют тебя.
Он смотрел прямо перед собой, и в его голосе Финн слышал нечто новое – горечь. Но тут Кейро повернулся к нему с язвительной улыбкой:
– Итак, что это за ключ?
Сердце Финна гулко забилось.
– Ключ! Где он?
Кейро в насмешливом изумлении покачал головой.
– И что бы ты без меня делал? – Он поднял руку, и Финн увидел кристалл, свисавший с согнутого крючком пальца.
Он потянулся за артефактом, но Кейро отдернул руку.
– Я спросил, что за Ключ?
Финн облизнул пересохшие губы:
– Ключ – это устройство, которое открывает замки.
– Открывает?
– Отпирает.
– Замки в Крыльях? Любые? – насторожился Кейро.
– Понятия не имею! Просто я… узнал его.
Он быстро потянулся и схватил Ключ – на сей раз Кейро его отдал, пусть и неохотно. Орел-голограмма горделиво взирал на Финна из сердцевины тяжелого, сплетенного из странных стеклянных волокон артефакта. На шее птицы красовался нарядный воротник, похожий на корону, и, задрав рукав, Финн сравнил его с бледно-синей отметиной на своем запястье.
– А похоже, – заметил Кейро, глядя ему через плечо.
– Один в один.
– Но это ничего не значит. Или, наоборот, значит, что ты родился Внутри.
– Он сделан не Внутри. – Финн бережно держал Ключ обеими руками. – Посмотри. Разве у нас есть такие материалы? А мастерство…
– Его могла сделать Тюрьма.
Финн промолчал.
Но в этот момент Тюрьма погасила свет. Словно подслушивала.
Когда Смотритель плавно отворил дверь обсерватории, на стенном экране красовались изображения королей Хаваарна, Восемнадцатой династии – тех ее изнеженных поколений, чья социальная политика привела мир к Годам Гнева. Джаред сидел на столе, баюкая на руках лисенка и упираясь ступней в спинку стула Клодии. Та же, склонившись над планшетом, читала вслух:
– «Александр Шестой, Воссоздатель Королевства. Составил Соглашение о двойственности. Закрыл театры и запретил все формы общественных увеселений». Зачем он это сделал?
– Из страха, – с иронией ответил Джаред. – К тому времени любое сборище расценивалось как угроза порядку.
Клодия улыбнулась, но в горле было сухо, как в пустыне. Итак, отец увидел то, что и предполагалось, – дочь занимается со своим обожаемым учителем. И конечно, он понимал, что они в курсе его присутствия.
– Кхм.
Клодия подпрыгнула, Джаред огляделся – удивление они оба изобразили мастерски.
Смотритель холодно улыбнулся, словно выражая восхищение.
– Сэр? – Клодия встала, расправляя шелковое платье. – Вы уже вернулись? По-моему, вы говорили о часе дня.
– Именно так. Могу я войти, Мастер?
– Конечно, – откликнулся Джаред, лисенок выскочил из его рук и запрыгнул на полку. – Какая честь для меня.
Смотритель подошел к заставленному приборами столу и прикоснулся к перегонному кубу.
– Ваше отношение к требованиям Эры несколько… экстравагантно, Джаред. Но конечно, Протокол не слишком строг к сапиентам.
Он поднес к лицу хрупкую колбу, и на собеседников уставился увеличенный стеклом левый глаз.
– Сапиенты делают что хотят. Изобретают, экспериментируют, постоянно ищут новые источники энергии, новые лекарства. И человеческий разум торжествует, невзирая на тиранию прошлого. Достойно восхищения. Но скажите, каковы успехи моей дочери?
Джаред переплел тонкие пальцы и осторожно ответил:
– Клодия – замечательная ученица.
– И эрудит.
– Безусловно.
– Умная и способная? – Смотритель опустил колбу, не сводя глаз с дочери. Та отвечала спокойным взглядом.
– Уверен, – пробормотал Джаред, – она достигнет успеха во всем, за что ни возьмется.
– А взяться она готова за что угодно.
Смотритель разжал пальцы, склянка упала, ударилась об угол стола и разлетелась на тысячу сверкающих осколков. За окном прокаркал потревоженный ворон.
Джаред отшатнулся, потом застыл. Клодия окаменела у него за спиной.
– Ах, простите! – Смотритель обвел взглядом осколки, достал носовой платок и вытер пальцы. – Кажется, старею, становлюсь неуклюжим. Надеюсь, в ней не содержалось ничего жизненно важного?
Джаред покачал головой. Клодия отметила мельчайшие бисеринки пота на его лбу. Сама она наверняка побледнела как полотно.
– Клодия, – продолжил отец. – Полагаю, ты будешь рада узнать, что мы с лордом Эвианом пришли к соглашению по поводу твоего приданого. Пора собирать вещи, дорогая.
Он помедлил у двери. Джаред, согнувшись, подбирал острые изогнутые осколки. Клодия, не шевелясь, наблюдала за Смотрителем, и на какой-то миг его взгляд напомнил ей саму себя, когда она по утрам смотрится в зеркало.
– Пожалуй, я не буду обедать. У меня много работы. В кабинете. Кажется, там завелись насекомые, – выдал отец на прощанье.
После того как за ним затворилась дверь, учитель и ученица не обменялись ни словом. Клодия села, а Джаред, высыпав осколки в утилизатор, включил монитор, передающий изображение с видеокамеры на лестнице. Вдвоем они проследили, как мрачная, угловатая фигура Смотрителя с брезгливой осторожностью пробирается между мышиным пометом и паутиной.
– Он знает, – наконец сказал Джаред.
– Конечно знает. – Клодия осознала, что вся дрожит, и накинула на плечи старую мантию Джареда. Под платьем на ней по-прежнему был спортивный костюм, туфли надеты не на ту ногу, влажные от пота волосы стянуты в узел на затылке. – Он и пришел только для того, чтобы это нам показать.
– Он не верит, что тревогу вызвали божьи коровки.
– Откуда им взяться? В комнате нет окон. Но он никогда не признается, что я хоть в чем-то его одолела. А значит, игра продолжается.