Оказалось, что глотка овечки уже перерезана. Кейро с вызовом глянул на спутников:
– Займитесь разделкой. К примеру, вот она, – ткнул он пальцем в Аттию. – Должна же быть от нее какая-то польза.
Никто не пошевелился. Заговорил Гильдас:
– Это глупо. Мы даже не знаем, какие узники тут обитают. И насколько они сильны.
– Нам нужно поесть! – Кейро тут же разозлился, лицо его потемнело. Он бросил овцу. – Но раз ты не голоден, то ладно.
Наступило неловкое молчание. Потом Аттия просто спросила:
– Финн?
Она поступит так, как он скажет. Ему не хотелось командовать. Но на него в ожидании уставился Кейро, поэтому Финн проговорил:
– Давай. Я помогу.
Они вместе освежевали добычу. Девушка умело орудовала позаимствованным у Гильдаса ножом, и Финн понял, что ей приходилось заниматься этим и раньше. Догадавшись, что от него мало толку, Аттия совсем оттеснила его и сама разрезала сырое мясо. Они взяли совсем немного, больше им было не унести, да и сухих дров для костра было не видать.
Монстр состоял из органики лишь наполовину, остальное представляло собой мешанину из металлических деталей, искусно подогнанных друг к другу. Гильдас поковырял в останках своим посохом.
– Раньше животные у Тюрьмы получались лучше, – мрачно заявил он.
– Что ты имеешь в виду, старик? – полюбопытствовал Кейро.
– То, что сказал. Помню времена, когда животные полностью состояли из мяса. А потом появились искусственные включения, сначала понемногу – провода вместо вен, пластик вместо хрящей. Сапиенты изучали каждый образец, который удавалось раздобыть. Одно время я даже назначал вознаграждение, чтобы мне приносили трупы, хотя обычно Тюрьма успевала раньше.
Финн кивнул. Все знали, что останки любого умершего создания исчезали за ночь: Инкарцерон мгновенно посылал своих «жуков» и собирал материал для переработки. Хоронить или сжигать было нечего. Убитых и умерших комитатусов оставляли возле Пропасти, нарядив в их любимые одежды и украсив цветами. К утру они пропадали.
Удивив всех, в разговор вмешалась Аттия:
– У нас тоже такое было. Попадались такие же овцы и еще собаки. А в прошлом году родился ребенок с металлической левой ногой.
– Что с ним сделали? – тихо спросил Кейро.
– С ребенком? – Аттия пожала плечами. – Убили. Таких тварей нельзя оставлять в живых.
– Подонки милосерднее. Мы оставляем жизнь любым уродам, – с непонятной горечью откликнулся Кейро, развернулся и направился в лес.
– Глупец, неужели ты не понимаешь, что это значит? Тюрьме не хватает органического материала, – бросил ему в спину Гильдас.
Но Кейро не слушал. Он поднял руку в предупреждающем жесте.
Из леса раздался звук – тихий шепот, легкий ветерок. Сначала слабый, он пошевельнул листву, взъерошил волосы Финна, колыхнул мантию Гильдаса.
– Что это? – насторожился Финн.
Сапиент торопливо толкнул его:
– Скорее. Нам нужно найти укрытие. Скорее же!
Они помчались между деревьями. Аттия все время старалась держаться рядом с Финном. Ветер резко усилился. Листья приподняло, закружило, бросило вслед за беглецами. Один листок полоснул Финна по щеке; дотронувшись до места, внезапно опаленного болью, он нащупал порез, на пальцах осталась кровь. Аттия охнула, попыталась защитить глаза руками.
Внезапно они очутились в центре бури из металлических опилок, медных, стальных, серебряных листьев с острыми режущими краями, кружащихся в порывах урагана. С ревом гнулись деревья, треск ломающихся сучьев звенел под невидимой крышей.
Финн бежал, пригнувшись, сбив дыхание, в реве бури ему слышался чей-то громовой голос. Ураган обрушил на него всю свою ярость, подхватывал и кидал на металлические стволы деревьев, бил и ранил. Злые стрелы листьев казались Финну словами издевки, которые Инкарцерон мечет в своего клеткорожденного сына. Финн остановился, выпрямился и закричал:
– Я слышу тебя! Слышу! Прекрати!
– Финн! – Кейро дернул его вниз. Финн поскользнулся, земля расступилась под ним, и он полетел в пустоту между спутанными корнями огромного дуба. И приземлился на Гильдаса, который тут же спихнул его. Секунду оба пытались отдышаться, прислушиваясь к гулкому и стонущему шуму смертоносного листопада снаружи. Затем сзади раздался приглушенный голос Аттии:
– Где мы?
Финн осмотрелся. Они оказались в округлой полости под корнями стального дуба, дальний край которой терялся во мраке. Потолок над головой нависал слишком низко – невозможно было встать во весь рост. Аттия ползком пробралась внутрь, под ней захрустели листья из металлической фольги. Финн вдохнул резкий запах плесени, разглядел изъеденные грибком стены, уродливую хилую растительность, усыпанную мелкими спорами.
– В норе, – кисло проговорил Кейро. Он поднялся на коленях, отряхнул с плаща мусор, затем посмотрел на Финна. – Ключ цел, брат?
– Конечно, – буркнул Финн.
Синие глаза Кейро смотрели холодно.
– Покажи.
Финн нехотя засунул руку под рубаху, извлек кристалл, и тусклое свечение озарило окружающий полумрак. К облегчению Финна, холодный Ключ молчал.
Аттия вытаращила глаза: – Ключ Сапфика!
Гильдас обернулся к ней:
– Что ты сказала?
Но она смотрела не на кристалл. Она уставилась на изображение, скрупулезно выцарапанное на внутренней стенке дерева – припорошенный вековой пылью и заросший зеленым лишайником портрет высокого, стройного, темноволосого человека. Человек сидел на троне, держа на воздетых ладонях шестиугольный разъем, исполненный тьмы.
Гильдас взял Ключ и погрузил в скважину. Кристалл мгновенно засиял, излучая тепло и свет, озаривший одно за другим чумазые изрезанные лица, самые дальние уголки норы.
– Похоже, мы на верном пути, – удовлетворенно кивнув, пробормотал Кейро.
Финн молча наблюдал за сапиентом. Благоговение и радость сияли на лице старика. И одержимость. Холод пробрал Финна до самых костей.
14
Мы запрещаем развитие – а значит, упадок. Амбиции – а значит, разочарование. Ибо одно – лишь искривленное отражение другого. И главное – запрещаем само Время. С этого момента и впредь ничто не будет меняться.
– Не думаю, что тебе понадобится весь этот хлам. – Каспар взял книгу из стопки, открыл ее и праздно пробежал глазами ярко сияющие буквы. – Во Дворце полно книг, но мне они по барабану.
– Надо же, какой сюрприз!
Клодия плюхнулась на кровать и растерянно оглядела царивший вокруг хаос. Откуда у нее набралось столько вещей? И как же мало времени на сборы!
– А у сапиентов их тысячи. – Он отшвырнул фолиант. – Везет тебе, не пришлось учиться в Академии. Я там чуть не помер с тоски. А вообще, мы едем на соколиную охоту или нет? Этим пусть займутся слуги. Они для того и нужны.
– Да.
Клодия осознала, что грызет ноготь, и мысленно ударила себя по руке.
– Ты что, пытаешься от меня избавиться, Клодия?
Она подняла взгляд – жених наблюдал за ней, в маленьких глазках застыло привычное сонное выражение.
– Я знаю, ты не хочешь выходить за меня, – сказал он.
– Каспар…
– Да не парься, мне все равно. Всякие династические штуки и все такое. Мать мне объяснила. Когда у нас появится наследник, можешь заводить любовников. Я-то уж точно заведу.
Она не верила своим ушам. Не в силах усидеть на месте, вскочила и засновала по разоренной комнате:
– Каспар, что ты говоришь! Ты когда-нибудь задумывался, какая жизнь нам предстоит в этом мраморном гробу, который ты называешь Дворцом? Жить во лжи, притворстве, не снимать с лица фальшивую улыбку, наряжаться в одежду из несуществующего времени, принимать манерные позы и копировать жесты из древних книг. Ты думал об этом?
– Так всегда было, – удивленно промямлил Каспар.
Клодия села с ним рядом:
– Ты никогда не хотел быть свободным, Каспар? Вскочить весенним утром на коня и отправиться в одиночку познавать мир? На поиски приключений и того, кого ты мог бы полюбить?
А вот это уже чересчур. Она знала это еще до того, как произнесла. Чересчур для него. Он замер, нахмурился и злобно уставился на нее:
– Ну, все понятно. Ты хотела бы заиметь моего брата, а не меня. Ага, святой Джайлз. Он умер, Клодия, забудь о нем. – Потом его улыбка вернулась, хитрая и недобрая. – Или дело в Джареде?
– При чем тут Джаред?
– Ну я же не дурак. Он старше, но некоторым девчонкам это нравится.
Ей захотелось отвесить ему пощечину. Со всего размаха залепить в эту гнусную ухмыляющуюся рожу.
– Я видел, как ты на него смотришь, Клодия. Говорю же, я не против, – осклабился он.
Она вскочила, кипя яростью:
– Ты, мелкая злобная жаба!
– Ага, разозлилась. Значит, я прав. А твой отец знает о тебе и Джареде, Клодия? Может, мне сказать ему, как думаешь?
Не человек – отрава, рептилия с длинным липким языком. Его ухмылка сочилась ядом. Клодия резко наклонилась к нему так близко, что он отшатнулся.
– Если ты хоть раз повторишь эти слова при мне или при ком бы то ни было, я тебя уничтожу. Вы все поняли, милорд Стин? Собственной рукой воткну кинжал в твое тощее тельце. Убью тебя, как они убили Джайлза.
Дрожа от бешенства, она вылетела из комнаты и захлопнула за собой дверь – эхо удара разлетелось по коридору. Телохранитель Факс слонялся поблизости. Он остановился с надменной медлительностью, и, пробегая дальше по коридору, Клодия спиной чувствовала его взгляд и ледяную улыбку.
Она их ненавидела.
Их всех.
Как он мог такое сказать!
Как он мог такое подумать! Она прогрохотала вниз по ступенькам и, навалившись всем телом, распахнула двустворчатые двери. Горничные отскакивали с ее пути. В душе у нее бушевала буря. Какая грязная ложь! Про Джареда! Джареда, которому ничего подобного и в голову не могло прийти!
Срываясь на визг, она позвала Элис, и та моментально примчалась.
– Что случилось, миледи?
– Мой плащ для верховой езды. Быстро!