– Тебе не?..
– Тихо! Слушай!
Другой голос, старый и скрипучий, проговорил:
– Посмотри сюда, глупый мальчишка. Видишь, внутри свет.
Зачарованная, Клодия застыла, стоя перед кристаллом на коленях. Тонкие пальцы Джареда беззвучно скользнули в карман. Он вынул сканер и, поднеся его к Ключу, нажал кнопку записи.
Снова послышался первый голос, странно отдалённый и взволнованный:
– Открывается. Отойдите!
А затем из артефакта раздался лязг, зловещий и глухой, всего секунда понадобилась, чтобы различить его, распознать, что это такое.
Дверь. Открывающаяся дверь.
Тяжёлая, металлическая дверь, возможно, очень старая, потому что она заскрипела на петлях. Послышался удар, а затем дробный стук, словно с дверного косяка посыпалась ржавчина или обломки металла.
И наступила тишина.
Огоньки в Ключе изменились, позеленели, затем совсем погасли. Каркали грачи на вязах около пруда. Чёрный дрозд уселся на розовый куст и качнул хвостом.
– Ну и ну, – мягко произнёс Джаред.
Он отрегулировал сканер и снова провёл им над Ключом. Клодия наклонилась и дотронулась до кристалла. Тот был холоден.
– Что произошло? Кто это был?
Джаред развернул сканер, чтобы показать ей.
– Это обрывок разговора. В реальном времени. Как будто включилась и быстро оборвалась звуковая связь. Кто включил её – ты или они – пока неясно.
– Они не знали, что мы слушаем?
– Вероятнее всего, нет.
– Один из них сказал: «Видишь свет внутри?».
Темные глаза сапиента уставились на неё.
– Полагаешь, у них имеется похожий прибор?
– Да! – Она вскочила, слишком взволнованная, чтобы усидеть на месте. Чёрный дрозд в испуге вспорхнул с куста и улетел прочь.
– Мастер, ты же сам сказал, что это не просто ключ от Инкарцерона. Может быть, это ещё и переговорное устройство!
– Для переговоров с Тюрьмой?
– С узниками.
– Клодия…
– Подумай! Никто не может попасть туда. Как же ещё ему следить за Экспериментом? Как подслушивать, что там происходит?
Джаред кивнул, длинные волосы упали на глаза.
– Возможно.
– Только… – Она нахмурилась, сплетя пальцы вместе. Затем повернулась к нему. – Меня кое-то насторожило в их разговоре.
– А поточнее, Клодия? Что именно насторожило?
Она стала подыскивать слова. А когда нашла, то сама удивилась им:
– Они чем-то напуганы.
– Да, так и есть, – согласился Джаред.
– А чего они могли испугаться? В совершенном мире нет поводов для страха, правда ведь?
– Возможно, мы подслушали отрывок из какого-то радио-спектакля? – неуверенно предположил он.
– И если у них есть такие развлечения – спектакли, фильмы – значит, они знакомы с этими понятиями: опасность, риск, угроза. Правильно? Разве ты бы ведал, что такое страх, если бы жил в совершенном мире? Они не смогли бы придумать такие истории.
Сапиент улыбнулся.
– Тут можно поспорить, Клодия. Наш собственный мир тоже считается совершенным, но тем не менее, тебе знакомы и страх, и паника.
– Ладно, согласна. Но у меня появилась ещё одна мысль. – Она дотронулась до ширококрылого орла. – Устройство только для подслушивания? Или мы можем использовать его, чтобы разговаривать с ними?
Он вздохнул.
– Даже если бы такое было возможно, мы не стали бы этого делать. Инкарцерон сам регулирует свою жизнедеятельность, для этого всё было очень тщательно просчитано. Если мы откроем пусть крохотную лазейку в его мир, привнесём в процесс хотя бы мельчайшие переменные, то рискуем разрушить всё. Нельзя запускать вирусы в рай, Клодия.
– Да, но… – Клодия повернулась.
И застыла.
Позади Джареда, в проёме между изгородями стоял Смотритель и пристально наблюдал за дочерью. На миг её сердце зашлось от ужаса; затем Клодия натянула привычную улыбку.
– Сэр!
Джаред замер, осторожно протянул руку к лежащему на скамейке кристаллу, но тот был слишком далеко.
– А я вас обоих всюду ищу, – кротко промолвил Смотритель. Его бархатный плащ был словно чёрная дыра, зияющая на жаркой, залитой солнцем поляне.
Белый, как снег, Джаред взглянул на Клодию. Если Смотритель заметил Ключ ...
Смотритель спокойно улыбнулся.
– У меня новости, Клодия. Прибыл граф Стинский и мечтает тебя увидеть.
Она на секунду замешкалась, затем плавно поднялась.
– Сейчас графа пытается развлекать лорд Эвиан, но лишь нагонит на него скуку. С твоего позволения, моя дорогая?
Он приблизился и взял её за руку; Клодии захотелось ступить в сторону и закрыть собой сверкающий кристалл, но она не могла даже пошевелиться. Джаред что-то забормотал и качнулся вперед.
– Мастер? – Встревоженная, она высвободила руку. – У тебя приступ?
– Я ... нет ... просто минутная дурнота. Не о чем беспокоиться, – хрипло пробормотал Джаред.
Она помогла ему сесть. Смотритель возвышался над ними, всем своим видом выражая сочувствие.
– Боюсь, в последнее время вы себя слишком перегружаете, Джаред. Вам вредно сидеть под открытым солнцем. Столько учёных занятий, все эти бессонные ночи, – заметил он.
Джаред неуверенно поднялся.
– Да. Спасибо, Клодия. Сейчас мне лучше. Правда.
– Тебе нужен отдых, – произнесла она.
– Да, пожалуй. Пойду к себе в башню. Прошу простить меня, сэр.
Он качнулся вперёд. На миг Клодии показалось, что отец не намерен его пропускать – Смотритель и сапиент стояли лицом к лицу. Затем Смотритель отступил, криво ухмыляясь.
– Если желаете, чтобы ужин принесли вам в комнату, мы за этим проследим.
Джаред лишь кивнул.
Клодия проводила взглядом учителя, удаляющегося шаткой походкой вдоль тисовых изгородей. Она не посмела взглянуть на скамью, но знала, что та пуста.
Смотритель сел, закинув ногу на ногу.
– Замечательный человек наш сапиент.
– Да. Как вы сюда пробрались?
Он рассмеялся.
– Ах, Клодия! Я придумал этот лабиринт задолго до того, как ты появилась на свет. Никто кроме меня не знает всех его секретов, даже твой драгоценный Джаред.
Положив руку на спинку скамьи, он повернулся и тихо промолвил:
– Полагаю, ты кое в чём меня ослушалась, Клодия.
Она сглотнула.
– Да?
Отец мрачно кивнул. Их взгляды встретились.
Всё как всегда – он играет, дразнит её. Внезапно она поняла, что больше не в силах вынести ни всех этих интриг, ни дурацких игр.
– Хорошо! Я вломилась в ваш кабинет. – Она посмотрела прямо на него, лицо её пылало от гнева. – Вам это известно, вы поняли это сразу, как только вошли туда! Так чего же мы притворяемся?! Мне хотелось туда заглянуть, а вы никогда не разрешали. Никогда не впускали меня внутрь. Поэтому я сама туда влезла! Признаю, я виновата! Я прошу прощения!
Он уставился на неё. Кажется, он потрясён? А вот её точно колотило. Все накопленные за долгие годы гнев, страх и ярость оттого, что её жизнь – да и жизнь Джареда тоже – пронизана фальшью, вспыхнули с новой силой.
Отец торопливо вскинул руку.
– Клодия, успокойся! Конечно, я знал. И не сержусь. Скорее, я восхищён твоей изобретательностью. Во дворце тебе это очень пригодится.
Клодия уставилась на него, и на мгновение ей показалось, что отец испуган. И даже более того, смущён.
И он не упомянул о Ключе.
Лёгкий ветерок колыхал розовый куст, нагоняя волну удушливо-сладкого аромата. Клодия молчала, поражённая тем, что отец настолько явно обнаружил свои чувства. Однако когда Смотритель вновь заговорил, его в голос вернулись привычные едкие нотки:
– Надеюсь, вы с Джаредом насладились свершёнными открытиями? – Он резко поднялся. – Граф ждет.
– Не хочу его видеть, – хмуро произнесла она.
– У тебя нет выбора. – Он склонил голову и зашагал к проходу. Глядя ему в спину, Клодия, неожиданно для самой себя спросила:
– Почему в доме нет ни одного портрета моей матери?
Она и сама не знала, почему сказала это, но голос прозвучал необычно резко и требовательно.
Он встал как вкопанный.
Сердце Клодии забилось – что она творит?! Только бы он не оборачивался, только бы не видеть сейчас его лицо! Прояви он слабость – это испугало бы её. Если его ненавистный самоконтроль даст трещину, не обнажится ли под ним нечто ещё более страшное?
– Ты зашла слишком далеко, Клодия. Не испытывай моего терпения, – бросил он, не обернувшись.
***
Оставшись одна, Клодия осознала, что вся съёжилась в комок, мышцы спины и шеи занемели от напряжения, а пальцы судорожно вцепились в шёлк юбки. Она заставила себя глубоко вдохнуть и выдохнуть.
Затем вдохнула ещё раз.
Губы были солоны от пота.
Зачем она спросила? Откуда вообще взялся этот вопрос? Она никогда не думала о матери, не пыталась её себе представить – словно той вовсе не существовало на свете. Даже будучи малышкой и видя других девочек двора в сопровождении их суетливых мамаш, ни разу не полюбопытствовала, где же её собственная.
Клодия принялась грызть и без того обкусанные ногти. Она совершила роковую ошибку. Никогда, ни за что не надо было этого произносить.
– Клодия! – раздался громкий, требовательный возглас.
Она прикрыла глаза.
– Клодия, чего ты прячешься в этих зарослях? – Затрещали ветки. – Отзовись, скажи что-нибудь! Я не пойму, куда мне идти!
Она вздохнула.
– Что же, ты, наконец, приехал. Как себя чувствует мой будущий муж?
– Ему жарко и противно. Хотя тебе наверняка всё равно. Слушай, тут пять тропинок. Какую мне выбрать?
Его голос слышался где-то рядом; она даже уловила запах одеколона. Не настолько сбивающий с ног, как у Эвиана, но достаточно сильный.
– Ту, которую ты выбрал бы в последнюю очередь, – ответила она. – Ведущую к дому.
– То же самое многие сказали бы про нашу помолвку, – брюзжание как будто отдалилось. – Клодия, вытащи меня отсюда!
Она нахмурилась.
А он стал ещё хуже, чем прежде.
Кто-то с треском крушил тисовые ветки.
Она быстро поднялась, поправила платье, надеясь, что не настолько бледна, как ей кажется. Изгородь слева от неё заколыхалась, высунулось остриё меча, рассекавшего прореху, в которую затем проник огромный молчаливый телохранитель принца, Факс. Он быстро осмотрелся, обрубил мешающие ветки, и наконец сквозь дыру на сцену явился тощий юнец с капризно изогнутым ртом. Он с укоризной уставился на Клодию.