Но червь совсем не замечал её бесконечных страданий. Его тело продолжало извиваться с устрашающей грацией, углубляясь всё дальше. Он двигался безжалостно, его намерение казалось частью некоего древнего, необратимого процесса. В его движениях читалась абсолютная уверенность в своей силе.
Осознание мерзости происходящего вывело его из ступора, вернув осознание реальности. Данила резко поднял руку с ножом, и лезвие блеснуло в свете дрожащего фонаря, отражая липкий блеск слизи, которая покрывала стены и пол подвала. Его движения были быстрыми, яростными, несдержанными.
Он всмотрелся в тело существа, высматривая наиболее уязвимое место, и лезвие молниеносно вонзилось в мягкий сегмент червя, прямо там, где он соединялся с телом Татьяны Павловны.
Червь содрогнулся. Из рассечённой раны хлынула густая жидкость цвета нефти, а запах её был настолько едким, что Данила непроизвольно отпрянул. Существо издало шипение, как шипит пар, и пронзительный крик боли, что сделало его невыносимым для слуха. Оно дёрнулось так резко, что тело Татьяны Павловны подалось вперёд, и цепи, на которых она висела, зазвенели, как похоронный колокол.
– Олег! Цепь! – крик Данилы прорезал тишину, как острый нож.
Его друг, который до этого стоял, словно парализованный, стиснул дробовик обеими руками. Его бледное лицо сковала судорога, но в глазах мелькнула решимость. Он быстро поднял оружие, направив его на металлическое крепление цепи, что уходила вверх в чёрную пустоту под потолком. Пальцы дрогнули, но он всё-таки нажал на спусковой крючок.
Грохот выстрела огласил подвал. Пуля ударила в металл, и с громким треском цепь оборвалась. Тело Татьяны Павловны, потеряв опору, резко начало падать вниз. Данила метнулся вперёд, напрягая все мышцы, чтобы успеть её поймать. Ему удалось это сделать, хотя удар обмякшего тела чуть не сбил его с ног.
Она была лёгкой, как перышко, но покрытая слоем слизи. Её кожа казалась холодной и чужой. Данила почувствовал, как липкая субстанция прилипла к его одежде и коже, но он стиснул зубы, удерживая женщину в руках. Её дыхание, слабое и еле слышное, всё же говорило о том, что она жива.
Червь, вывалившийся из её тела, судорожно извивался на полу. Его движения стали хаотичными, словно он пытался сбежать, скрыться в одной из тёмных трещин подвала. Но Олег не дал ему ни малейшего шанса. Его дробовик снова взревел, и голова существа разлетелась в стороны, оставив за собой лужу чёрной жижи.
– Готов, – выдохнул Олег, опуская оружие. Его руки дрожали, и он тяжело дышал, словно только что вырвался из смертельной схватки.
Он подошёл к Даниле, который всё ещё держал Татьяну Павловну, и бережно принял её из его рук. Её голова безвольно свисала на плечо Олега, а кожа, покрытая пятнами и потёками слизи, выглядела болезненно-бледной.
– Жива? – тихо спросил он, глядя на Данилу.
– Пока да, – коротко ответил тот, обтирая лезвие ножа о рукав своей куртки.
Данила поднял фонарь, бросив прощальный взгляд на мёртвого червя и мокрый пол, пропитанный вязкой чёрной жидкостью. Затем он резко повернулся и направил луч света к выходу.
– Уходим, – сказал он, его голос звучал твёрдо, но в нём угадывалась усталость.
Они двинулись к выходу быстрыми шагами, стараясь не терять времени. Шаги эхом отдавались по всему подвалу, словно сам воздух предупреждал об их побеге. Тёмные стены с липкими паутиноподобными нитями, мерцающие коконы, странные сосуды, из которых доносились едва различимые звуки, – всё это осталось за их спинами.
Олег, несмотря на видимую усталость, держал Татьяну Павловну крепко, словно она была его единственным якорем в этом кошмаре. Мила шла позади, её взгляд был сосредоточен на каждом углу, каждое её движение было напряжённым. Она всё ещё сжимала нож, будто он мог защитить их от всего ужаса, который они оставили позади.
Когда они наконец добрались до лестницы, воздух показался чуть легче, но чувство опасности всё ещё витало вокруг. Подвал словно дышал за их спинами, провожая их своим невидимым взглядом. Но они не оборачивались, двигаясь вперёд, к спасению.
Лестница, ведущая вверх, была узкой и скользкой. Каждый шаг по покрытым слизью ступеням превращался в испытание. Олег, держа Татьяну Павловну на руках, двигался первым, стараясь идти уверенно, но дыхание его становилось всё тяжелее. Данила шёл позади, пока фонарь в его руке выхватывал из мрака каждую деталь стены: нити, напоминающие паутину, пятна засохшей крови, трещины, уходящие вглубь бетона.
– Быстрее, – бросил Данила, оглянувшись через плечо, как будто мог увидеть, что скрывалось в темноте позади.
Мила шла между ними с напряжённым лицом, а е1 взгляд метался, изучая каждый тёмный угол. Лестница казалась бесконечной, и эти скрипящие ступени отзывались эхом, которое мешало понять, был ли этот звук их собственным или это шаги чего-то другого.
Тишина вдруг нарушилась. Где-то внизу раздался низкий влажный звук, напоминающий хлюпанье. Мила замерла, её дыхание стало частым, как у загнанного зверя.
– Оно идёт, – прошептала она, не глядя на Данилу.
Он резко остановился, повернувшись к ней.
– Беги, – сказал он твёрдо, его глаза блеснули в свете фонаря.
– Но… – Мила сделала шаг назад, её рука дрогнула, нож едва не выскользнул из пальцев, когда она передавала его в протянутую Данилой руку.
– Я сказал, беги! – его голос стал резким, и в нем слышалась не просьба, а приказ.
Не дожидаясь ответа, он повернулся и направил фонарь вниз. Луч света пробил густую тьму, освещая ступени и тянущиеся к ним паутинообразные нити. На миг казалось, что ничего нет, но затем тьма начала двигаться.
Существо выскочило резко, будто ждав его сигнала. Это был червь, но крупнее тех, которых они видели раньше. Его тело извивалось с ужасающей скоростью, покрытое слизью, поблёскивающей в свете фонаря. Щупальца на его голове разлетались в стороны, как хлысты, и каждое его движение издавало звук, похожий на шорох мокрого песка.
Данила отступил на пару шагов, но не из страха, а чтобы занять удобную позицию. Он крепче сжал нож, и его взгляд стал сосредоточенным, почти безразличным.
Червь не давал времени на раздумья. Он метнулся вперёд, разинув пасть, где в несколько рядов торчали острые, как лезвия, зубы. Данила прыгнул в сторону, избегая удара. Его резкие и точные движения напоминали охотника, которому давно не привыкать к опасности.
Он сделал выпад, нацеливаясь на боковую часть тела существа. Нож вошёл в мягкую плоть, и из раны брызнула густая тёмная жидкость. Червь задёргался, его щупальца метались в воздухе, пытаясь ударить Данилу. Одно из них хлестнуло его по плечу, заставив отступить.
– Чёрт… – выдохнул он, но тут же перехватил нож и снова бросился вперёд.
Червь повернул голову, и пасть сомкнулась, щёлкнув зубами, но Данила уже успел нанести новый удар. На этот раз он целился в голову, пытаясь достать наиболее уязвимое место. Лезвие прошло сквозь плоть с неприятным хрустом, и тварь издала звук, напоминающий пронзительный визг.
Оно содрогнулось, его движения стали хаотичными. Оно металось, сбивая слизь со стен и ступеней. Данила не останавливался. Он вонзил нож глубже, закрепляя удар, а затем резко выдернул его, отступая к выходу.
Червь сделал последний рывок, но его тело ослабло. Оно обрушилось на лестницу, перекрыв проход. Из его ран продолжала вытекать густая жидкость, которая растекалась по ступеням, делая их ещё более скользкими.
Данила тяжело дышал, его руки тряслись от напряжения, но взгляд оставался уверенным. Он посмотрел вверх, туда, где мелькали удалявшиеся фигуры Олега и Милы.
– Уходите! – выкрикнул он, поднимая фонарь и снова освещая лестницу.
Его голос, полный напряжения и уверенности, эхом разнёсся по подвалу. Позади оставались только мрак, вязкая тишина и мёртвое тело червя.
Когда они выбрались на поверхность, ночь встретила их ледяным дыханием. Влажный и чистый воздух пытался смыть тягучую, мрачную пелену подвала, которая казалась частью их самих.
Мила первой упала на колени. Она сидела, тяжело дыша, её плечи подрагивали, словно ещё одно движение могло разорвать её изнутри.
Данила бросил окровавленный нож, и тот с глухим стуком ударился об асфальт. Олег, крепко держа Татьяну Павловну на руках, осторожно опустился на колени. Её голова безвольно свисала, а кожа, болезненно бледная, казалась прозрачной под тусклым светом фонаря. Он долго смотрел на неё, будто пытаясь убедить себя, что она всё ещё здесь, что это не видение, не обман разума, уставшего от кошмара.
– Она… дышит, – тихо сказал он, едва слышно, как будто эти слова могли нарушить её хрупкий сон.
Её грудь поднималась слабо, дыхание было рваным и прерывистым, но оно было. Олег почувствовал, как холод, сковавший его сердце, чуть отпустил, оставляя место робкой надежде.
Губы женщины едва заметно дрогнули, словно она пыталась что-то сказать. Пальцы, до этого застывшие, слегка пошевелились, будто она хотела схватить воздух, прикоснуться к чему-то, что могло вернуть ей силы.
Олег медленно снял свою куртку. Это было почти рефлекторно, но в этом жесте было всё – страх за неё, желание защитить её от того, что только что осталось позади, и то чувство, которое он так долго прятал в глубине своей души. Он аккуратно укрыл её плечи, стараясь не потревожить её и не причинить боль.
– Всё будет хорошо, – прошептал он, склоняясь к её лицу. Его голос дрожал, но в нём была непоколебимая уверенность, словно эти слова могли стать щитом, который оградит её от любого зла.
Он посмотрел на её лицо, измождённое, растрёпанное, покрытое липкой слизью. Её волосы, слипшиеся в тёмные пряди, казались обожжёнными ужасами подвала. И всё же в её чертах оставалось что-то невыразимо прекрасное – что-то, что заставляло его сердце сжиматься от горечи и нежности одновременно.
– Я здесь, – тихо произнёс он, едва касаясь её холодной щеки. – Я держу вас. Никто больше не посмеет навредить вам.
Она приоткрыла глаза, и в них мелькнула слабая искра: она узнала Олега. Эти глаза, всегда такие строгие и внимательные, теперь были затуманены болью, но в них всё ещё был свет, хоть и едва заметный.