– Тихо, – вдруг произнёс Олег, не открывая глаз. – Даже слишком.
– Это пугает? – спросила она, немного склонив голову. Её голос звучал ровно, но в нём угадывалась неуверенность.
Он поднял на неё взгляд. На лице мелькнула слабая улыбка, горькая и усталая.
– Всё пугает, – честно ответил он. – Даже мысли о том, что нас ждёт дальше.
Татьяна не сразу ответила. Её взгляд скользнул по стене, по серому пятну возле двери, а потом задержался на его лице.
– Мы все боимся, – сказала она после паузы. – Данила, Мила… и ты, Олег. Мы боимся каждый день. Но страх… он ведь не делает нас слабее.
– Иногда кажется, что делает, – ответил он, отворачиваясь. Его пальцы нервно стучали по полу. – Я не уверен, что справляюсь. Мы идём, мы сражаемся, но всё это… Оно пожирает изнутри.
Татьяна встала, сделала несколько шагов и присела перед ним так, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
– Ты думаешь, я не вижу? – сказала она мягко, но твёрдо. – Думаешь, я не чувствую то же самое? Мы все взяли на себя больше, чем должны. Мы все идём через это, потому что иначе нельзя. Это не просто борьба с какими-то червями. Это борьба с собой.
Он поднял голову, внимательно посмотрел на неё. В её глазах не было осуждения, только спокойное понимание. Татьяна не отвела взгляд, а её рука медленно коснулась его плеча.
– Мы не должны сражаться в одиночку, – сказала она. – Даже сейчас, когда кажется, что только мы и можем что-то изменить. Не надо закрываться.
Его лицо стало напряжённым. Он отвернулся, будто эти слова задели что-то, о чём он давно молчал.
– Я привык сам, – сказал он после паузы, тяжело выдохнув. – Так проще. Нет ожиданий. Нет разочарований.
– Это неправда, – ответила Татьяна. Её голос был тихим, но в нём звучала уверенность. – Быть рядом – не значит ждать чего-то. Это значит… просто быть.
Он снова посмотрел на неё. Её лицо, чуть усталое, с лёгкой тенью грусти, казалось спокойным. Но в этом спокойствии была сила, которую он не сразу смог понять.
– Я думал, что уже не могу доверять, – сказал он тихо. – Ни себе, ни другим. Всё, что я делал раньше, казалось правильным, а потом… всё разрушилось. Как снова поверить, что это имеет смысл?
– Мы ещё живы, – ответила она. Её пальцы осторожно сжали его руку. – И пока мы живы, у нас есть время, чтобы этот смысл найти.
Он смотрел на её лицо, на тонкую линию губ, на усталые глаза, которые, несмотря на всё, излучали тепло. Её слова задели его, но не как упрёк, а как тихое напоминание о том, что он боялся потерять.
– Спасибо, Татьяна, – выдохнул он, с трудом подбирая слова. – Спасибо, что… просто здесь.
Она слегка улыбнулась, и в этой улыбке было что-то, чего он давно не видел: искренность без условий. Её пальцы чуть сильнее сжали его руку.
– Я рядом, – сказала она тихо. – И останусь здесь.
Он замер, а затем, словно поддавшись внутреннему порыву, осторожно притянул её к себе. Татьяна не сопротивлялась. Она склонилась к его плечу, а его руки сомкнулись вокруг её фигуры, создавая ощущение защиты и покоя. Тишина наполнила комнату, но на этот раз в ней не было ни страха, ни тяжести.
Она потянула его за рубашку, отчаянно пытаясь снять её, и он подчинился, срывая её с разочарованным рычанием. Пуговицы разлетелись по комнате, с тихим звоном приземляясь на пол. Он притянул её ближе, его рот нашел её шею, целуя и покусывая так, что у нее по спине побежали мурашки.
– Татьяна, – простонал он, его руки блуждали по её спине, крепко прижимая её тело к своему. – Ты чертовски идеальна.
Она ахнула. Его слова разожгли в ней огонь. Её руки потянулись к его ремню, возясь с пряжкой. Он помог ей, прижавшись бедрами к её бедрам.
– Ты сводишь меня с ума, – прошептал Олег.
Татьяна чувствовала, как бешено колотится его сердце, а тело дрожит от предвкушения.
– Тебе это нравится? – прошептала она.
Он кивнул, не сводя с нее глаз.
– Я люблю, когда ты так прикасаешься ко мне.
Она улыбнулась, и в её глазах появился озорной блеск, когда она продолжила поглаживать его.
– Тебе это нравится, да? – Она устроилась поудобнее, оседлав его. – А как насчет этого? – спросила она, медленно впуская его в себя.
Он застонал, его голова откинулась на подушку.
– Господи, Таня, – выдохнул он, сжимая руками её бедра.
После того, как всё закончилось, они остались лежать рядом, молча, но в тишине не было неловкости. Её голова покоилась у него на груди, а его руки перебирали её волосы. Её дыхание было ровным, а на лице читалось спокойствие.
– Ты… вернул меня, – вдруг сказала она, её голос был мягким, но твёрдым.
– Нет, – ответил он, прижимая её ближе. – Ты сама вернулась. Я только напомнил тебе, кто ты.
Она улыбнулась, её пальцы слегка сжали его руку. Теперь она чувствовала себя целой, даже если всего на этот миг.
Ночь, словно затянувшаяся пелена, окутала заброшенное помещение. За стенами комнаты царила тишина покоя. Даже воздух здесь казался другим – мягче, легче, чем тот, что они привыкли вдыхать в бесконечных тоннелях. Пространство, хранившее следы давно ушедшей жизни, словно само успокаивало их, обещая, что до утра не будет опасности.
Олег первым опустился на кровать. Матрас под ним прогнулся, издав слабый скрип, но он не обратил на это внимания. Татьяна Павловна устроилась рядом. Её лицо, хоть всё ещё бледное, выражало непривычное спокойствие. Она повернулась к нему, проведя ладонью по его щеке.
– Спи, – тихо сказала она. Её голос звучал мягко, как шелест листвы.
– Я не могу, – ответил он, обняв её за плечи. – У меня всегда такое чувство, что как только я закрою глаза, что-то случится.
Она слегка улыбнулась, но в её глазах блеснула печаль.
– Здесь ничего не случится, Олег, – произнесла она, её голос был увереннее, чем раньше. – Ты сделал всё, чтобы этого не произошло.
Он молча посмотрел на неё, его взгляд был тёплым, но упрямым.
– Только если ты будешь рядом, – добавил он, и в его словах не было иронии.
Татьяна Павловна сжала его руку, затем осторожно легла, положив голову на подушку. Её глаза закрылись, но на губах осталась слабая, почти неуловимая улыбка. Дыхание стало ровным, и через несколько минут она погрузилась в сон.
В соседней комнате Данила сидел у стены, сложив руки на коленях. Его фонарь был выключен, оставив их в почти полной темноте. Только узкая полоска света из коридора освещала часть его лица, делая его черты ещё более строгими. Мила лежала на кровати, её ноги чуть согнуты, а взгляд устремлён на потолок. Тишина между ними была наполнена чем-то невысказанным, но теперь это молчание казалось им правильным.
– Ты думаешь, что завтра будет иначе? – вдруг спросила она, не поворачивая головы.
Данила не сразу ответил. Его пальцы застыли на колене, а глаза устремились в одну точку, будто он что-то пытался вспомнить.
– Завтра… будет, как и сегодня, – тихо сказал он. – Но это не значит, что мы не сможем что-то изменить.
Мила слегка приподнялась, опираясь на локоть. Её глаза блестели, но не от слёз – от напряжённой, почти болезненной мысли, которая не давала ей покоя.
– А если ничего не получится? – её голос дрогнул. – Если мы просто будем ходить кругами, пока всё не закончится?
Данила посмотрел на неё. Его взгляд был сосредоточенным, но мягким.
– Если мы остановимся, всё действительно закончится, – сказал он. – Поэтому мы идём.
Мила прикусила губу, опускаясь обратно на кровать с серьёзным лицом.
– Ты иногда говоришь так, будто знаешь всё наперёд, – прошептала она. – Это пугает.
Он усмехнулся, едва заметно.
– Это не уверенность, – ответил он. – Это необходимость. Иначе сложно выжить
Она закрыла глаза, медленно выдохнув. Его слова, словно тёплая волна, затопили её разум, и она почувствовала, как напряжение уходит. Вскоре её дыхание стало ровным, а мышцы лица расслабились. Данила наблюдал за ней ещё какое-то время, прежде чем сам откинулся на спинку кровати, позволяя себе короткий отдых.
На кухне, где едва тлел свет фонаря, царила пустота. Остатки их импровизированного ужина стояли на столе: несколько пустых консервных банок, бутылка с водой, стопка измятых салфеток. Однако это место, которое всего несколько часов назад казалось чуждым, теперь дышало домашним теплом. Оно хранило в себе остатки их разговоров, тревог и смеха, который, пусть и редкий, всё же пробивался сквозь тяжесть происходящего.
Группа, разбросанная по комнатам, наконец позволила себе отдохнуть. Их тела, измотанные бесконечным напряжением, требовали покоя, и это было первое место за долгое время, где они могли себе это позволить. Даже воздух в помещении стал немного другим – тёплым, защищённым.
За стенами помещения оставались тьма, холод и пустота тоннелей. Там не было света, не было ни звуков, кроме едва слышного шороха воды в трещинах бетона. Но всё это больше не тревожило их – стены комнаты были прочными, их руки сильными, а сердца – полными надежды на следующий день.
Этой ночью они спали. Каждый из них погрузился в сон, который казался подарком в этом мире, где всё отнималось слишком быстро.
Тишина нарушалась лишь редким звуком капающей воды. Ночь, проведённая в узких комнатах служебного помещения, принесла передышку.
Мила ворочалась весь вечер. Сон не шёл: она то и дело прислушивалась к звукам за стенами. Её глаза, широко раскрытые в темноте, следили за тусклым светом, проникавшим из коридора через вентиляционные отверстия. Лишь к утру её дыхание стало ровным, а плечи чуть расслабились.
Данила проснулся первым. Он осторожно поднялся, чтобы не потревожить напарницу. В свете фонаря его лицо выглядело напряжённым, но сосредоточенным. Он накинул куртку и, бесшумно ступая, подошёл к двери. За ночь металлические укрепления остались нетронутыми. Натянутые провода с банками, служившие самодельной сигнализацией, по-прежнему висели. Проверив всё, он тихо приоткрыл дверь.
В тусклом свете фонаря он сразу заметил тонкие полосы блестящей слизи, тянущиеся вдоль стены. Слабый запах сырости и чего-то химического заставил его задержать дыхание. Слизь уходила вдоль стены, исчезая за углом. Данила на мгновение замер, прислушиваясь. Воздух казался неподвижным, но в нём слышался глухой шум, словно где-то далеко двигалось что-то огромное.