– Это пропаганда, – тихо сказала Татьяна Павловна. Её голос был хриплым, но в нём звучала твёрдость. – Они пытаются сломать тех, кто ещё остался. Это рассчитано на выживших, на тех, кто уже на грани.
Олег фыркнул, отойдя к стене. Его лицо было напряжённым.
– И это сработает, – бросил он с горечью. – Кто-то ведь поверит в эту чушь. Кто-то сдастся, потому что им покажут это «счастье».
Мила не выдержала. Она вскочила, подбежала к телевизору. Её лицо пылало гневом, дыхание было тяжёлым и неровным.
– Это ложь! – выкрикнула она. – Ложь! Они не могут быть счастливыми, когда внутри них эти твари!
Она подняла руку, собираясь ударить экран. Её пальцы дрожали от напряжения. Но в тот момент её руку перехватил Данила, твёрдо, но не жёстко. Он смотрел ей прямо в глаза, и его взгляд был сосредоточенным.
– Хватит, – сказал он тихо, но уверенно. – Это ничего не изменит.
– Ты хочешь просто смотреть? – выкрикнула она, её голос был полон отчаяния. – Ты хочешь, чтобы это продолжалось?
– Нет, – твёрдо ответил Данила. – Но, если ты разобьёшь экран, это не остановит их. Мы должны думать, как бороться, а не выплёскивать злость.
Как только Мила застыла, её грудь тяжело поднималась. Она закрыла глаза, сделала глубокий вдох, и её плечи дрогнули. Затем она резко отступила, отвернувшись от экрана, чтобы никто не видел её лица.
На экране снова показали улыбающихся людей. Теперь их лица сливались в хор одинаковых фраз: «Сдавайтесь. Вы будете счастливы. Будущее принадлежит нам». Эти слова звучали с пугающей монотонностью, словно они были частью чужого ритуала.
– Они ломают нас, – прошептала Татьяна Павловна, не отрывая взгляда от экрана. – Это рассчитано на тех, кто больше не может сопротивляться. Кто потерял слишком много.
Данила медленно протянул руку и выключил телевизор. Комната погрузилась в тишину, но тяжесть увиденного не уходила. Каждый по-своему переваривал это зрелище, не зная, как на него реагировать.
Мила села обратно на кровать, уткнувшись лицом в ладони. Олег облокотился на стену, опустив голову. Только Данила остался стоять, глядя на выключенный экран, будто видел в нём больше, чем остальные. Это была не обычная трансляция. Это был удар по их вере, удар, рассчитанный на то, чтобы лишить их последнего – способности бороться.
Комната вновь погрузилась в полумрак, лишь слабый свет от старой настольной лампы мягко очерчивал контуры мебели. Тишина, повисшая после отключения телевизора, казалась густой и вязкой, но её нарушало мерное шуршание, когда Данила доставал из рюкзака их скудные припасы. На столе уже лежали несколько банок консервов, кусок сухого хлеба и бутылка с водой.
– Могло быть хуже, – пробормотал он, осматривая содержимое. В его голосе не было эмоций, только привычная сосредоточенность.
Олег, сидя в углу на старом табурете, подпер голову рукой. Его лицо было мрачным, а взгляд блуждал по комнате, словно он искал выход, которого не существовало.
– Хуже уже было, – отозвался он, хмурясь. – Мы теперь точно знаем, что не одни. И это не вселяет оптимизма.
– Мы всегда знали, что не одни, – сухо ответил Данила, взяв в руки нож и начав вскрывать одну из банок. – Но теперь мы знаем, как они действуют.
Мила сидела рядом, сложив руки на коленях, а её взгляд уставился в пустоту. Её лицо было неподвижным, но напряжение выдавало сжатие челюстей.
– Какое действие? – резко бросила она, не поднимая глаз. – Они просто ломают нас. Эти трансляции… Они делают это намеренно. Смотришь в эти глаза, слышишь их голоса, и внутри всё сжимается. Они хотят, чтобы мы бросили борьбу.
– А ты? – спросил Данила, подняв на неё взгляд. Его голос звучал спокойно, но в нём была скрытая острота. – Ты готова бросить всё?
Мила наконец повернулась к нему, её глаза блестели от сдерживаемых эмоций.
– Я не знаю, – призналась она, её голос сорвался. – Всё это… Иногда кажется, что нет смысла. Мы теряем одно укрытие за другим, видим только смерть вокруг. Ты думаешь, у нас есть шанс? Реальный шанс?
Данила на мгновение замер, глядя на неё. Затем он осторожно поставил открытую банку на стол и отодвинул нож. Его лицо оставалось серьёзным, но в глазах появилась мягкость.
– Мила, я не знаю, сколько у нас шансов, – ответил он, склонившись ближе. – Но если мы остановимся, их не будет вообще. Это то, чего они хотят. Чтобы мы потеряли веру в себя. Чтобы мы стали такими, как те люди на экране. Ты правда хочешь этого?
Она отвернулась, сжав руки сильнее. Её плечи дрогнули, но она быстро заставила себя успокоиться.
– Нет, – выдохнула она. – Конечно, нет. Но иногда это… Это так тяжело.
– Тяжело всем, – продолжил Данила, и его голос стал твёрже. – Но мы всё ещё здесь. Это значит, что мы всё ещё можем бороться. Ты видела их лица. Они счастливы? Это не жизнь. Это существование. И если мы сдадимся, то будем как они. Мёртвыми изнутри.
Мила кивнула, не поднимая взгляда. Её пальцы слегка расслабились, и она провела рукой по лицу, словно пытаясь стереть усталость.
– Ты всегда так уверен, – тихо сказала она. – Это… раздражает.
Данила усмехнулся, но не ответил. Он снова взялся за нож и продолжил разделывать хлеб.
В другой части комнаты, у окна Татьяна Павловна и Олег стояли рядом. Она опиралась на подоконник, глядя на туман, который всё так же лениво стелился за стеклом. Бывший студент, скрестив руки на груди, выглядел раздражённым. Его губы сжались, а глаза были устремлены куда-то вдаль.
– Всё это бессмысленно, – наконец сказал он, нарушив молчание. – Сколько мы будем бегать? Сколько будем пытаться выжить, когда всё вокруг уже умерло?
Татьяна Павловна перевела взгляд на него. Её лицо оставалось спокойным, но в голосе прозвучала твёрдость.
– Ты говоришь так, будто сдаёшься, – сказала она. – Но, если бы это было правдой, ты бы не стоял здесь.
Олег резко повернулся к ней, его взгляд вспыхнул гневом.
– А что ты хочешь услышать? Что всё будет хорошо? Что мы вдруг найдём какое-то чудо и спасём всех? Это ложь, и ты это знаешь.
– Я знаю только одно, – спокойно ответила Татьяна Павловна. – Если бы мы не пытались, нас бы уже не было. То, что мы делаем, важно. Даже если это кажется мелким и бесполезным. Это определяет, кто мы есть.
– А кто мы? – саркастически бросил он. – Последние идиоты, которые всё ещё цепляются за эту разруху?
Она покачала головой, её лицо стало мягче.
– Мы – люди. Пока мы боремся, мы остаёмся собой. Они хотят, чтобы мы забыли, кто мы есть. Чтобы мы стали такими, как те на экране. Ты этого хочешь?
Олег отвёл взгляд, его плечи расслабились. Он тяжело выдохнул, проведя рукой по волосам.
– Нет, – признал он. – Но иногда я не знаю, как ещё держаться.
– Мы держимся вместе, – тихо ответила она. Её голос звучал тепло, но уверенно. – Пока мы вместе, мы справимся.
Олег кивнул, не поднимая глаз. Татьяна Павловна снова повернулась к окну, наблюдая за туманом. Её лицо выражало сосредоточенность, но в глазах мелькнула слабая искра надежды.
Вскоре на столе появилась простая еда. Консервы, разогретые на маленькой горелке, куски хлеба и немного воды. Это было скромно, но достаточно, чтобы восстановить силы. Никто не говорил много за едой. Каждый был погружён в свои мысли, в тяжесть увиденного и услышанного.
– Завтра будет ещё сложнее, – сказал Данила, отодвигая пустую банку. Его голос был ровным, но в нём звучала готовность. – Мы должны быть готовы.
Мила молча кивнула, а Олег бросил на него короткий взгляд. Татьяна Павловна чуть улыбнулась, хотя её улыбка была едва заметной.
– Мы будем готовы, – сказала она. Её голос прозвенел так, словно она убеждала не только их, но и себя.
Комната вновь погрузилась в тишину, но на этот раз в ней было меньше напряжения. Группа понимала, что впереди ещё много опасностей, но они решили использовать эту ночь, чтобы восстановить силы и собраться с мыслями. Завтра будет новый день, и он принесёт новые испытания. Но пока они вместе, у них есть шанс. И этого было достаточно, чтобы продолжать двигаться вперёд.
Глава 13
Серое утро застыло за мутными окнами, словно город за пределами квартиры потерял цвет и форму. Прерывистые лучи света пробивались сквозь щели в плотных шторах, отчего пространство наполнялось тревожным полумраком. Квартира молчала, как будто боялась потревожить своих гостей, замерев вместе с ними в этом зыбком покое. В углу слабое мерцание фонаря бросало на стены неясные тени, которые дрожали, подобно затаившемуся дыханию.
Мила стояла у окна, опершись рукой на подоконник. Её глаза бегали по почти незаметным силуэтам разрушенных зданий. За стеклом густой и неподвижный туман плыл, как живой. Он окутывал улицы, сглаживал края и превращал остатки города в бесформенное марево. Воздух казался таким плотным, что Мила невольно втянула голову в плечи, как будто сама мысль о выходе в эту вязкую пустоту была невыносима.
– Он стал ещё гуще, – пробормотала она, не отрывая взгляда от улицы.
Занавеска чуть дрогнула под её пальцами. Она поправила её, чтобы свет из комнаты не прорезал туман и не выдал их присутствие. Затем обернулась и взглянула на остальных.
За столом сидел Данила. Он сосредоточенно раскладывал припасы: пара банок консервов, несколько сухарей, бутылка воды. Его движения были чёткими, размеренными, как будто он управлялся с оружием, а не с едой. Он коротко бросил:
– Давайте, пока есть время. Нам нужно восстановить силы.
Мила медленно отошла от окна, но её взгляд задержался на тряпке, которую вчера наспех засунули в щель под дверью, чтобы скрыть свет. Этот импровизированный барьер внезапно напомнил ей, насколько они уязвимы.
– Снаружи всё меняется, – тихо сказала она, присаживаясь за стол. – Туман будто дышит. Я не уверена, что мы ещё кого-то увидим, кроме… них.
Данила поднял голову, но не ответил. Он просто разлил воду в металлические кружки, не желая подпитывать её страхи.
Олег, который сидел на полу рядом с Татьяной, повернулся к Миле. В его взгляде читалась усталость, смешанная с непреклонностью.