Данила вышел следом. Его рука крепко сжимала нож, взгляд бегал по ближайшим зданиям, которые выглядели так, будто они наблюдали за ними. Олег и Татьяна Павловна шли последними. Она крепко держала его за руку, хотя и старалась скрыть, насколько ей это необходимо.
На улице каждый звук становился важным. Шаги разносились глухим эхом, будто отскакивали от невидимых стен. Где-то вдалеке что-то шуршало, но сразу же стихало, как будто его не было.
– Слишком тихо, – пробормотал Олег, глядя на тротуар, покрытый слоем пыли и мелких обломков.
– Это хуже, чем шум, – отозвалась Мила, сжимая рукоять ножа.
Туман становился гуще, и чем дальше они шли, тем меньше оставалось видимого мира. Тусклый свет фонаря Данилы выхватывал только отдельные детали: обугленные остовы автомобилей, трещины на асфальте, следы, которые резко обрывались в густой белёсой пелене.
В какой-то момент группа замерла. Мила остановилась первой, подняв руку.
– Тихо, – прошептала она.
Все напряглись, вслушиваясь в тишину. Где-то впереди раздался звук – слабый, едва различимый, но совершенно чуждый. Он был похож на короткий скрежет, как будто что-то металлическое провели по стеклу.
– Что это? – выдохнула Татьяна Павловна, оборачиваясь к Олегу.
– Пока не знаю, – ответил он, пытаясь разглядеть что-то в тумане.
Данила поднял руку, призывая всех оставаться на месте. Он сделал шаг вперёд, свет фонаря метнулся вперёд, но ничего, кроме пустоты и дыма, он не выхватил.
– Это далеко, – сказал он, не оборачиваясь. – Но нам нужно двигаться.
Его слова прозвучали как команда, и никто не стал возражать. Они продолжили путь, где каждый шаг звучал как удар, разбивающий тяжёлую тишину.
Казалось, что туман не просто укрывал улицы, но и пытался поглотить их, сделать частью этого бесплотного мира, где звуки исчезают так же быстро, как появляются.
Каждый шорох, каждый скрип заставляли группу останавливаться, прислушиваться, напряжённо вглядываться в белёсую мглу. Мир вокруг них был чужим, и эта чуждость висела в воздухе, становясь с каждым шагом всё более ощутимой.
Туман становился плотнее с каждым шагом, обволакивая улицы, словно живое существо, пытающееся спрятать свои тайны. Он стелился вдоль тротуаров, вползал в трещины асфальта, обнимал остатки изуродованных автомобилей. Воздух был холодным, насыщенным сыростью и странным металлическим привкусом. Даже дыхание казалось тяжёлым, как будто сам город сопротивлялся их присутствию.
Данила шёл впереди. Его шаги звучали глухо, будто земля под ногами становилась мягкой. Свет фонаря выхватывал из тумана куски разрушенных стен, полуобвалившиеся вывески магазинов и раскиданные остатки мебели. Но даже в этом хаосе он не терял направления.
– Мы почти на месте, – бросил он, не оборачиваясь.
Голос его прозвучал хрипло, едва слышно, словно не хотел тревожить тишину, которая окружала их плотным коконом.
Олег шёл следом. Он крепче сжимал рукоять ножа, время от времени оглядываясь. Его взгляд был настороженным, внимательным, будто он искал нечто, спрятанное в дымке.
Татьяна Павловна держалась рядом с ним. Её шаги были лёгкими, но в движениях чувствовалась напряжённость, как у человека, который из последних сил пытается сохранить равновесие.
Мила замыкала их цепочку. Её глаза бегали по сторонам, выискивая что-то за пределами видимости. Каждый шорох заставлял её напрягаться, каждый звук был как удар по нервам.
Когда перед ними начали проступать очертания входа в метро, Данила поднял руку, призывая всех остановиться. Свет фонаря скользнул вперёд, освещая груду мусора и мебели, нагромождённых у спуска.
– Баррикада, – тихо сказал он, глядя на завал.
Мебель выглядела так, будто её бросали в спешке. Остатки дивана с выломанными ножками, скрученные трубы, деревянные балки, обгоревшие края которых всё ещё источали слабый запах гари. Всё это создаёт впечатление, что кто-то отчаянно пытался закрыть проход, но не успел довести дело до конца.
– Это люди? – прошептала Мила, подходя ближе.
– Кто ещё, – ответил Олег, обогнув её. – Червям это не нужно.
Данила осмотрел завал, затем поднял фонарь выше, освещая стену у входа. На бетоне остались длинные царапины, как от когтей.
– Не просто так они закрывали его, – глухо произнёс он.
Мила сделала шаг назад, её глаза сузились.
– Мы полезем туда? – спросила она, и её голос прозвучал резче, чем она хотела.
– У нас нет выбора, – отозвался Данила и повернулся к Олегу. – Давай, поможешь.
Олег кивнул и направился к завалу. Они вместе начали разбирать баррикаду, двигаясь быстро, но тихо. Каждый кусок мебели, каждую трубу они переносили осторожно, стараясь не создавать лишнего шума.
Мила, оставшись позади, осматривала окрестности. Её взгляд снова и снова скользил по улицам, но туман скрывал всё. Она чувствовала это странное, липкое ощущение нарастающего наблюдения, словно за ними следили тысячи невидимых глаз.
– Поторопитесь, – бросила она через плечо.
Её голос дрогнул, но она не обернулась. Олег и Данила работали быстро, и вскоре в завале появился проход. Из него потянуло сыростью и едва ощутимым запахом гнили.
– Готово, – произнёс Данила, поднимаясь.
Он первым шагнул в мрак, и свет его фонаря прорезал густую темноту, но та, казалось, изо всех сил поглощала его. Олег последовал за ним, придерживая Татьяну Павловну, а Мила теперь замыкала группу.
Спуск в тоннель был медленным. Ступени, покрытые налётом, становились скользкими, и каждый шаг сопровождался шуршанием пыли. Стены, когда-то гладкие и светлые, теперь скрывались толстым слоем плесени.
– Смотрите, – сказал Олег, указывая на стену.
На поверхности стен виднелись нити. Тонкие, пульсирующие, словно живые. Они блестели в свете фонаря, их движение напоминало ритм дыхания.
Мила остановилась, и её лицо побледнело.
– Они стали гуще, – сказала она шёпотом.
– И ярче, – добавила Татьяна Павловна.
Данила молча провёл рукой над нитями, стараясь не касаться их. Они слегка светились, и от них исходило едва различимое тепло.
– Мы не будем останавливаться, – твёрдо сказал он, оборачиваясь к остальным.
Группа двинулась дальше. Шаги отдавались глухим эхом, которое словно сопровождало их, следовало за каждым движением. Пульсация нитей усиливалась, и их свет казался всё более зловещим.
– Они как будто знают, что мы здесь, – прошептала Мила, стараясь не смотреть на стены.
– Возможно, так и есть, – тихо ответила Татьяна Павловна, но её голос был странно спокойным.
Свет фонарей метался по стенам, по полу, выхватывая из тьмы странные формы и узоры. Тьма впереди казалась густой, как вода, и каждый их шаг становился всё более тяжёлым.
– Быстрее, – бросил Данила, не оборачиваясь.
Они ускорили шаг, стараясь не смотреть по сторонам, но ощущение, что за ними следят, становилось всё более явным. Воздух в тоннеле сгущался, наполняясь тревогой, словно сам мрак пытался их остановить.
Фонари упрямо пробивались через густой мрак тоннеля, освещая лишь ближайшие несколько метров. Воздух был холодным, пропитанным сыростью и гнилью, которая въедалась в горло. На стенах тянулись пульсирующие нити, движение которых напоминало биение сердца, словно этот тоннель был живым существом.
Данила шёл впереди, и его фонарь высвечивал узоры трещин на стенах и пятна старой крови, застывшей неровными подтёками. Олег, сдерживая дыхание, следовал за ним, крепко сжимая рукоять ножа. Мила и Татьяна Павловна замыкали группу. Никто не произносил ни слова, только звук шагов и шорох пыли нарушали эту давящую тишину.
Когда впереди показались первые контуры станции "Проспект Мира", группа замерла. Луч света от фонаря Данилы упал на своды, частично разрушенные, местами провалившиеся. Плитка на полу была разбита, в её трещинах скапливалась густая слизь, блестевшая в свете фонарей. Она тянулась тонкими полосами, соединяя пол с потолком, как будто тоннель прорастал изнутри.
– Что это? – прошептала Мила, делая шаг вперёд.
Данила не ответил. Он всматривался в дальнюю часть станции, где едва угадывались очертания платформы, погружённой в полумрак. Воздух здесь был тяжёлым, почти осязаемым, как густая дымка, которая обволакивала всё вокруг.
И вдруг тишину прорезал звук. Сначала слабый, ритмичный, он напоминал шаги, отдалённо эхом отражающиеся от стен. Звук постепенно усиливался, становясь всё ближе.
– Шаги? – выдохнул Олег, усердно вглядываясь в темноту.
– Или что-то другое, – ответила Татьяна Павловна. Её голос прозвучал глухо, но в нём не было страха, только сосредоточенность.
Данила поднял руку, призывая всех остановиться. Свет его фонаря метнулся впереди, освещая платформу. На мгновение показалось, что она пуста, но затем из тени начали выходить фигуры.
Их движения были рваными, дергаными, отрывистыми, точно кто-то бил их током. Одежда на них висела лохмотьями, изорванная, покрытая пятнами грязи и крови. Их тела дёргались в странном ритме, руки иногда повисали безвольно, но затем резко вздрагивали, словно возвращаясь в движение.
– Это же не люди? – выдохнула Мила, и её рука потянулась к ножу.
– Нет, – отрезал Данила. – Не совсем.
Заражённые продолжали двигаться. Их головы были странно опущены, но иногда поднимались, открывая пустые, лишённые выражения лица. Глаза – мутные, безжизненные – не моргали, но создавалось ощущение, что они видят всё.
– Они слышат нас? – шёпотом спросила Татьяна Павловна, сжимая руку Олега.
Данила слегка наклонился вперёд, всматриваясь в их движения.
– Не знаю, – тихо ответил он.
Группа замерла. Звуки шагов заражённых эхом разносились по станции, становясь всё громче. Их движения, сначала кажущиеся хаотичными, вдруг начали выстраиваться в пугающе слаженный ритм. Это был не просто беспорядочный поток тел, это был единый организм.
– Они координируются, – произнёс Олег. Его голос дрожал от напряжения.
– Как один, – шёпотом добавила Мила, не сводя глаз с заражённых.