Все обернулись. Женщина, пытаясь справиться с дрожью, продолжила:
– Он говорил, что я особенная. Что я должна быть ему благодарна за внимание. И если я не буду, он… он найдёт способ, чтобы я пожалела.
Она замолчала, сглотнув. Её голос дрожал, но она продолжила говорить, как будто боялась остановиться.
– Он забрал меня к себе. Я… не могла сопротивляться. Меня никто бы не защитил. Он… заставлял… – её голос на миг оборвался, но она с трудом выдавила из себя: – делать то, что я не хотела. То, что никогда не должна была терпеть. И когда я пыталась сказать «нет», он ставил меня перед всеми и говорил, что это я должна быть примером.
Её слова прозвучали, как раскат грома в зале. Мужчины отвернулись, женщины всхлипывали, пряча лица. Данила медленно подошёл к ней, опустившись на корточки.
– Что случилось потом? – спросил он тихо, но в его голосе звучала сталь.
Женщина дрожала, но продолжила:
– Я сбежала однажды. Укрылась в комнате внизу. Он нашёл меня… Он избил меня, оставил лежать на полу. Никто не помог. Все боялись.
Она подняла глаза, и в них был страх, который нельзя было описать словами.
В комнате наступила гробовая тишина. Никто не двигался, будто каждая история, каждый рассказ этой женщины приковывали их к месту. Огонь в центре зала потрескивал, а его свет играл на её лице, полном боли и отчаяния.
– Я не могу больше молчать, – сказала она тихо. – Но и верить больше никому не могу.
Мила подошла к женщине, в её глазах было что-то, что заставило ту замолчать. Она положила руку ей на плечо и сказала:
– Теперь не нужно молчать. Мы будем говорить за тебя.
Эти слова прозвучали с силой, которая на мгновение заставила людей поднять головы. Словно в этих простых фразах появилась надежда, которую они забыли.
Ночь в «Олимпийском» была бесконечно тихой, как будто мир замер, устав от самого себя. Воздух стал холоднее. Тяжёлая и вязкая атмосфера впитала в себя весь ужас прошедшего дня. В одной из палаток, укрывшись под тонким брезентом, Данила и Мила лежали, обнявшись. Их дыхание сливалось в едва слышимый ритм.
Мила с трудом нашла удобное положение, её пальцы всё ещё ощущали холод ножа, который она сжимала несколько часов подряд. Данила молчал, но её кожа чувствовала напряжение его тела, как будто он всё ещё не отпустил дневных событий.
– Ты думаешь, они смогут изменить себя? – тихо спросила Мила, её голос был почти шёпотом, но в нём звучал вызов.
Данила немного повернул голову, глядя в темноту, будто там можно было найти ответ.
– Не знаю, – ответил он после паузы. – Люди меняются, когда у них нет другого выхода. Но не всегда в лучшую сторону.
Мила вздохнула, её пальцы невольно потянулись к руке Данилы, будто ей нужно было удержаться за что-то твёрдое, чтобы не утонуть в мыслях.
– Они видели всё. Позволяли этому Савелию творить то, что он творил., – сказала она, глядя в сторону, где сквозь щель в брезенте пробивался слабый свет костра.
Девушка замолчала, её голос задрожал.
– Как можно было молчать, зная, что он делает с женщинами?
Данила крепче обнял её, но его взгляд оставался сосредоточенным.
– Страх, – сказал он, словно это слово объясняло всё. – Страх – самый сильный инструмент, который можно использовать против человека. Особенно когда вокруг хаос.
Мила повернула голову к нему, и её глаза блеснули в тусклом свете.
– Но ведь страх не может оправдать всё, – сказала она. – Он не может быть оправданием для того, чтобы стать соучастником.
Данила посмотрел на неё, его лицо оставалось спокойным, но в глазах мелькнуло что-то тёмное.
– Ты права, – тихо сказал он. – Но люди не думают так, когда перед ними только две двери: подчинение или смерть. Савелий дал им выбор, но этот выбор был иллюзией. Он создал для них картину, где он – единственный, кто способен их спасти. А они… они просто забыли, как думать за себя.
Мила резко отстранилась, её глаза вспыхнули.
– Это не выбор! – сказала она, чуть повысив голос, но тут же опомнилась и заговорила тише. – Это было рабство. Он сделал их рабами, Дань. Они даже не пытались бороться.
Её спутник, оставаясь спокойным, взялся за руку. Пальцы у него были холодными, но хватка оставалась по-прежнему уверенной.
– Ты думаешь, в нормальных условиях такие люди, как он, не становятся лидерами? – спросил он, чуть склонив голову.
Мила задумалась, но не ответила сразу. Она смотрела на него, словно пытаясь понять, куда он клонит.
– Вспомни истории, которые нам рассказывали, – продолжил Данила. – Все эти диктаторы, вожди, «спасители». Они всегда появлялись там, где люди боялись, где они искали, на кого переложить ответственность. Савелий не уникален. Он просто продукт этих условий.
– Продукт? – Мила скептически прищурилась, её голос зазвенел. – Ты так говоришь, будто это его оправдывает.
Данила покачал головой, тогда как его взгляд стал твёрже.
– Это не оправдание, – сказал он. – Это объяснение. Такие, как он, существуют всегда. Они видят, что человек слаб, и используют это. Война, катастрофы, черви… всё это лишь создаёт почву для таких, как он.
Мила отвернулась, а её пальцы нервно задвигали лямку рюкзака, который лежал рядом.
– Но ведь не все становятся такими. Ты, я, Олег… Мы же не пытаемся подчинить кого-то, – сказала она.
– Мы – нет, – согласился Данила. – Но мы тоже боимся. Просто мы выбрали другой способ справляться со страхом. А они выбрали молчать.
Мила резко повернулась к нему, и её глаза заблестели от сдерживаемых эмоций.
– Знаешь, что меня бесит больше всего? – тихо сказала она, но её голос был как натянутая струна. – Они всё понимали. Все они знали, что творится, и просто отводили глаза.
Данила некоторое время молчал, но потом мягко взял её за руку и сказал:
– Люди не рождаются сильными. Их делают такими обстоятельства. Или просто ломают их.
Мила прикрыла глаза, и её лицо на миг стало мягче.
– Ты думаешь, они теперь станут другими? – спросила она, снова посмотрев на него.
– Это зависит от нас, – тихо сказал Данила, глядя ей прямо в глаза. – Если мы покажем им, что можно жить иначе, они, возможно, поверят.
Мила задумалась, осторожно посмотрев на свет костра за брезентом.
– Хочется верить, что можно исправить то, что они сделали, – сказала она почти тихо, как будто читала молитву.
Данила улыбнулся, но в его улыбке была грусть.
– Мы не можем изменить прошлое, – сказал он. – Но мы можем сделать так, чтобы у них было будущее.
Наступила тишина. За пределами палатки в темноте слышались лишь редкие звуки потрескивающего костра. Их молчание было не пустотой, а размышлением, наполненным тем, что ещё не сказано.
Наступило утро после той ночи, когда в палатке между Данилой и Милой развернулся их тихий, болезненный диалог о человеческой слабости и силе. Весь лагерь, словно вставший на миг с колен, теперь двигался неспешно, но всё-таки двигался. Люди обменивались короткими взглядами, а некоторые уже начинали разбирать завалы или переставлять коробки с припасами.
Данила, Мила, Олег и Татьяна Павловна вышли из палаток, когда небо за брезентовыми стенами заливалось сероватым светом. У костра уже собрались ополченцы, среди которых выделялся молодой парень с внимательным, но немного отрешённым взглядом. Он сидел на краю старого ящика, опираясь локтями на колени. Рядом с ним стояла симпатичная блондинка. Даже грязь на лице не могла скрыть его приятных черт. Судя по сумке с красным крестом, что лежала рядом на земле, она была медиком.
Первым к группе подошёл парень. Он встал, нервно потёр руки и слегка кивнул в знак приветствия.
– Меня зовут Виктор, – сказал он. Его голос был тихим, но в нём звучало искреннее желание быть услышанным. – Я был здесь с самого начала.
– Виктор, – повторил Данила, кивнув. – Чем ты занимался до того, как всё началось?
– Машинами, – ответил парень, немного приободрившись. – Работал в гараже, чинил старые «газели». – Он улыбнулся уголком губ, но тут же нахмурился. – А потом, когда начался этот ад, я понял, что могу чинить не только машины.
Он нагнулся, вытащив из-под ящика небольшой металлический механизм, сделанный из обломков проволоки и батареек. Его пальцы нервно перебирали детали, пока он показывал своё изобретение.
– Это растяжка, – пояснил Виктор. – Если заденешь, проволока замыкается, и слышится хлопок. Червя, конечно, не напугает, но даст нам понять, что что-то идёт.
Данила присел на корточки, внимательно разглядывая устройство. Его пальцы медленно прошлись по проволоке, проверяя её прочность.
– Ты это сам придумал? – спросил он, не поднимая головы.
– Да, – кивнул Виктор, его голос стал тише. – Здесь всё самодельное. У нас больше ничего нет.
– Неплохо, – ответил Данила, передавая устройство обратно. – Но это можно улучшить. Например, заменить крепление. Оно слабое.
– Я сделаю, – коротко сказал Виктор. В его голосе прозвучала твёрдость, которой не было раньше.
К ним подошла симпатичная курносая девушка с со светлыми волосами. Она протянула руку, её движения были уверенными, но лицо выражало усталость.
– Марина, – представилась она, её голос был ровным, но с лёгким металлическим оттенком, не соответствующим возрасту и облику.
Данила ответил рукопожатием.
– Я фельдшер, – продолжила она, показывая на свою сумку. – Раньше работала в больнице, потом в этом… – она помолчала, подбирая слова, – месте. Здесь почти ничего не осталось. Но я могу помочь.
– У вас есть что-то для обработки ран? – вмешалась Татьяна Павловна.
– Немного, – Марина кивнула. – Антисептики, бинты, несколько ампул обезболивающего. Но если рана глубокая, этого будет мало.
– Вы уже сталкивались с ранами от червей? – спросил Олег.
– Видела достаточно, чтобы понимать, с чем мы имеем дело, – ответила она, её голос стал тише. – В их слизи содержится что-то вроде яда. Если не обработать быстро, рана начинает разлагаться.