талость. Одежда висела мешком, пропитанная сыростью и грязью, но сам он пытался держаться прямо, будто стремился сохранить остатки достоинства.
– Добро пожаловать, – произнёс он хрипловато, приподнимая руку в слабом жесте приветствия. – Меня зовут Григорий. Когда-то был инженером… Теперь – один из… старших здесь.
Он остановился, оглядывая героев с интересом, но без лишнего любопытства, словно их появление было чем-то обыденным, а возможно, уже не имело значения.
– Инженером? – переспросил Данила, прищурив глаза. В его голосе звучала не явная ирония, а скорее сдержанная настороженность.
Григорий усмехнулся, но в этом было больше горечи, чем радости.
– Да, инженером. Когда-то строил мосты, укреплял конструкции. Думал, что понимаю, как держится мир… – Он махнул рукой в сторону костров, на которых обугленные ветки дотлевали под тяжестью сырой древесины. – Оказалось, ничего я не понимал. Ни про конструкции, ни про людей.
Он опустил взгляд, словно обдумывая, стоит ли продолжать.
– Этот зал… для тех, кто не принял власть. Для тех, кто хотел свободы. – Его голос окреп, но в интонациях слышалось разочарование. – Мы были готовы сражаться, но черви и… так называемые защитники народа оказались сильнее. От нас остались лишь обломки.
– Убежище? – переспросила Татьяна Павловна, голосом тихим, но твёрдым. – Это же на капкан. Люди здесь больше напоминают затравленных животных, чем борцов за свободу.
Григорий замер на мгновение, его взгляд остановился на Татьяне Павловне. Он усмехнулся, но улыбка была короткой.
– А вы думаете, мы это не понимаем? – спросил он, чуть наклонив голову. – Посмотрите на них. Каждый из этих людей – история. История, которую никто не хотел слушать. Они оказались здесь, потому что их отвергли другие. За непокорность, за слабость, за нежелание подчиняться.
Он обвёл рукой зал, где возле стен сидели женщины и мужчины. Некоторые из них безучастно уставились в пустоту, другие смотрели в сторону костров, но ни один не поднимал взгляд к говорившим.
– Это место для тех, кому больше некуда идти, – продолжил Григорий. – Они называют себя свободными. Говорят, что здесь никто не диктует им правил. Но эта свобода… всё равно превратилась в тюрьму.
– Почему вы не ушли? – спросил Данила, не отводя взгляда. Его голос звучал спокойно, но напряжённо. – Почему просто не выйти отсюда? Вы знаете, что оставаться здесь – значит ждать смерти.
Григорий хмыкнул и оглядел его с ног до головы.
– Уйти? – повторил он, едва слышно усмехнувшись. – А куда, парень? Там черви. Здесь отчаяние. У нас нет ресурсов, нет сил, нет веры.
– Значит, просто сдаться? – вмешалась Мила, хотя её голос дрожал от подавленного гнева. – Сдаться и дать себе умереть?
Григорий приподнял бровь, и его лицо на миг стало жестче.
– Каждый из нас выбирает сам, – ответил он, глядя ей прямо в глаза. – Моя свобода – это дать им право на выбор. Хотят они пить, курить или… лежать в углу, ожидая конца – это их дело.
Мила не выдержала. Она сделала шаг вперёд, указывая на людей, которые сидели вдоль стены с мутными бутылками в руках.
– Это не свобода! Это деградация! Вы просто оставили их тут, бросили всё. Вы – тот, кто должен был быть примером, но вместо этого вы позволили им сломаться!
Её слова звучали громко. Григорий на мгновение отшатнулся, но затем, словно собравшись, поднял руку, призывая её замолчать.
– А ты уверена, что понимаешь, что такое свобода? – тихо спросил он, его голос звучал сдержанно, но в нём чувствовалась сила. – Ты видишь здесь отчаяние, но это их выбор. Ты бы могла выйти отсюда? Оставить их?
Мила стиснула зубы, но ничего не ответила. Она смотрела на Григория, её грудь тяжело вздымалась.
– Я ничего не мог сделать, – продолжил он, опуская взгляд. – Люди приходят сюда уже сломленными. В их глазах нет света, нет будущего. Я пытался… но один человек не может вытащить другого, если тот сам не хочет.
Татьяна Павловна молчала, но в её взгляде читалась странная смесь сострадания и презрения. Она шагнула к Григорию, остановившись совсем близко.
– Но вы могли не позволять этому случаться, – произнесла она, тихо, но уверенно. – Вместо того чтобы стать для них опорой, ВЫ стали их палачом.
Григорий не ответил. Он отвёл взгляд, будто пытаясь скрыть собственную боль. Его плечи поникли, а рука с тростью дрогнула.
Он присел у костра, и пока он опускался, его тень металась по стене, словно отражая внутреннюю борьбу. Он поднял голову, когда Данила сел напротив, и слабо улыбнулся, хотя в этой улыбке не было ни радости, ни тепла.
– Слушай, парень, – начал он, словно продолжая разговор, который никогда не был начат. – Мы живём здесь, потому что больше негде. Здесь никто не судит, никто ничего не требует. Мы просто есть.
– Просто есть – не значит жить, – сухо ответила Мила, скрестив руки на груди.
– Ты молода, ты думаешь, всё ещё впереди, – Григорий слегка наклонил голову, и его глаза устремились куда-то мимо собеседников. – Мы видели слишком много. Иногда проще сдаться.
– А вы слыхали что-то про некого Савелия, так называемого спасителя? – внезапно спросила Марина, стоявшая чуть позади.
Григорий вскинул брови, бросив на неё короткий взгляд.
– Савелий? – переспросил он, будто не сразу понял, о чём речь.
Возникла пауза.
– Да, слышали. Савелий был здесь, – наконец произнёс он. – Пару месяцев назад. Пришёл со своими людьми, говорил, что нашёл выход.
– Выход? – повторила Татьяна Павловна, слегка наклонившись вперёд.
– Портал, – уточнил Григорий, голос его стал тише, словно он боялся произнести это слово. – Где-то в глубине тоннелей. Он обещал, что там начнётся новая жизнь.
– И вы ему поверили? – спросила Анна, не скрывая недоумения.
– А ты бы не поверила? – хрипло рассмеялся Григорий, его смех больше напоминал кашель. – Когда каждый день – это борьба за глоток воздуха, ты поверишь в любую сказку.
– Что было дальше? – уточнил Данила, сдерживая собственное раздражение.
– Дальше? – Григорий покачал головой. – Некоторые пошли с ним. Говорили, что хотят увидеть портал. Хотели «уйти из этого мира».
– И? – холодно спросил Олег, но его голос прозвучал громче, чем следовало.
– И никто из них не вернулся, – Григорий развёл руками. – Савелий вернулся один. Сказал, что они нашли своё спасение.
Тишина, наступившая после его слов, показалась оглушающей. Даже потрескивание костра стало звучать громче, будто заполняя пустоту.
– И вы просто оставили это так? – спросила Мила, её голос дрожал от сдерживаемого гнева.
– А что мы могли сделать? – Григорий посмотрел прямо на неё. – Мы не знали, куда они ушли. Да и кто из нас рискнул бы туда пойти?
– Вы даже не пытались, – прошептала она, её лицо исказилось от ярости.
– Нет, не пытались, – тихо согласился он. – И да, я жалею об этом. Но это ничего не меняет.
Данила поднялся, бросив короткий взгляд на Григория.
– Нам пора, – произнёс он твёрдо.
Григорий кивнул, но не двинулся с места.
– Если хотите найти этот портал, не ищите его здесь, – сказал он напоследок. – Савелий уже нашёл то, что ему нужно. И если он оставил нам хоть какую-то надежду, то лишь для того, чтобы самому скрыться.
Когда они вышли из зала, шум костров и приглушённые голоса остались позади, оставив героев наедине с тяжёлой тишиной тоннеля. Данила остановился первым, жестом призывая остальных сделать то же самое.
– Мы должны решить, что делать, – произнёс он.
Мила, едва переводя дыхание, шагнула ближе, её лицо выражало смесь гнева и отчаяния.
– Тут нечего решать, – сказала она резко. – Эти люди сами выбрали свою судьбу. Они уже ничего не хотят.
– Это не оправдание, чтобы бросить их, – возразила Татьяна Павловна, её голос звучал уверенно. – Даже если спасти можно хотя бы одного, мы обязаны попытаться.
– Попытаться? – усмехнулся Олег, его лицо стало жёстким. – Вы сами видели их. Это не люди, а тени. Они даже не поймут, что вы им предлагаете.
– Значит, мы просто отвернёмся? – спросила Анна, её голос был едва слышен, но в нём звучала скрытая боль.
Марина нахмурилась, не сводя взгляда с Данилы.
– Может, они и не хотят бороться, но, если дать им шанс, вдруг кто-то из них сделает выбор?
Данила молча выслушал всех, его лицо оставалось бесстрастным. Наконец он вздохнул, проведя рукой по лицу.
– Хватит, – сказал он твёрдо. – Мы не можем их спасти. Даже если кто-то из них захочет бороться, это будет их выбор.
Он снял рюкзак, достал пару упаковок сухих пайков и несколько батарей. Аккуратно положил их на сухой участок рядом с трубой.
– Если они захотят уйти, это им поможет, – добавил он, поднимая взгляд на остальных. – Но мы не можем тратить наши силы на тех, кто отказался от жизни.
– А если они всё-таки не отказались? – спросила Татьяна Павловна, глядя прямо ему в глаза.
– Тогда это их шанс, – коротко ответил он.
Мила отвернулась, сложив руки на груди.
– Мы сделали достаточно, – произнесла она.
Анна кивнула, но её лицо выражало сомнение. Олег ничего не сказал, просто двинулся дальше, крепче сжимая нож в руке.
Группа продолжила путь, оставляя позади зловещую тишину зала и сломленных людей. Впереди их ждали новые испытания, но никто из них не обернулся.
Тусклый свет фонарей вырывал из темноты стены тоннеля. Воздух становился чище, но гнетущая атмосфера зала тянулась за группой, словно не хотела отпускать. Костры, вместе с их слабым треском, погрузились в тишину, оставляя после себя тяжёлую пустоту, напоминающую о невысказанных истинах и утраченных надеждах.
На выходе Данила замедлил шаг. Возле стены сидели несколько подростков – их грязные лица, впалые щёки и испачканная одежда резко контрастировали с тем любопытством, которое светилось в их взглядах. Один из них, мальчишка лет пятнадцати, подтянул колени к груди и внимательно следил за уходящей группой. Его губы чуть дрогнули, словно он хотел что-то сказать, но в последний момент замолчал.