а не сводила взгляда с разрушенного купола.
– Мы заслужили это, – глухо сказала она. – Всё это – результат нашей гордости.
Данила подошёл ближе всех, скрипя обувью по битому стеклу и щебню. Он остановился перед обрушенной вывеской и на мгновение застыл, изучая обломки. Его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах читалась глубокая, почти болезненная задумчивость.
– Это было место, где люди верили в свои мечты, – наконец сказал он, обернувшись к остальным. – А теперь оно напоминает, как легко разрушить даже самые светлые из них.
Виктор, стоявший позади, оглядывался через плечо, как будто опасался, что кто-то наблюдает за ними. Его голос прозвучал хрипло, когда он наконец заговорил:
– Здесь слишком тихо… Слишком пусто. Нам надо уходить, пока это место не ожило.
Все молча кивнули, но никто не двинулся с места. Казалось, что само здание держало их своей угрюмой тишиной, заставляя задуматься о том, что они потеряли. Туман начал сгущаться, окутывая павильон, как саван, и его очертания становились всё менее различимыми.
Густой туман обволакивал всё вокруг, становясь плотнее с каждым шагом. Воздух, пропитанный сыростью и тревогой, казался вязким, почти осязаемым. Подойдя ближе к павильону «Космос», герои услышали первые звуки – тонкие, едва различимые шёпоты. Они казались частью тумана, исходя из самого воздуха, словно голоса растворялись в завесе.
– Данила… – позвала Аня, её голос дрогнул, как треснувшая струна. Она вцепилась в ремень рюкзака и не двигалась, будто боясь, что любой шаг может поглотить её.
– Что? – быстро отозвался он, останавливаясь и внимательно оглядывая пространство. Его взгляд был настороженным, но отрешённо холодным.
– Меня зовут. По имени… – прошептала она. Её лицо напряглось, как будто она боролась с собственными мыслями.
– И меня, – тихо добавила Мила, крепче сжимая рукоять ножа. Её глаза метались в стороны, выискивая что-то в клубах тумана. – Это… это был голос моей матери.
Данила застыл. Он сделал шаг вперёд, окинув взглядом силуэты друзей, едва различимых в бледной пелене. Его голос прозвучал резко, но спокойно:
– Это обман. Не разделяемся, что бы вы ни услышали.
Татьяна Павловна подняла руку, призывая к тишине, и внимательно посмотрела вперёд. Её лицо было суровым, но взгляд выдавал напряжённую работу мысли.
– Они знают, как манипулировать нами, – сказала она сдержанно. – Это не просто звуки, раз ЭТО проникает в наш разум.
Олег фыркнул, но в его голосе сквозило беспокойство:
– Отлично. Значит, не только туман, но ещё и это… замечательно.
Туман становился ещё и ещё плотнее. Он теперь не просто стелился по земле, а словно обнимал каждого из них, перекрывая обзор. Шёпоты становились громче, их уже было невозможно игнорировать. Каждый голос был до боли знакомым, тёплым, как будто откуда-то из прошлого.
– Не двигайтесь! – резко выкрикнул Данила. Его голос прорезал туман, но тут же растаял, словно поглощённый. Он шагнул ближе к Олегу, но тот уже скрылся за плотной завесой.
– Данила? – послышался голос Олега, приглушённый, словно он говорил из другой комнаты. – Где вы все? Я не вижу ничего.
Данила резко повернулся в сторону, где только что была Мила, но её фигура исчезла, растворившись в белой пелене. Он стиснул зубы, крепче сжимая фонарь.
– Соберитесь! Никто не уходит один! – крикнул он, но уже чувствовал, как туман разделил их.
Голоса становились всё ближе. Они звучали теперь прямо у уха каждого из них, проникая в сознание, заставляя сомневаться. Силуэты каждого из участников группы исчезли друг за другом, и туман окончательно поглотил их, разделив, как неумолимый барьер.
Глава 20
И всё же группе удалось собраться, выскочить из павильона обратно. Густой туман окутывал площадь, превращая разрушенные павильоны и остатки киосков в бесплотные призраки прошлого. Данила шёл первым, внимательно оглядывая пространство, где изредка вырисовывались очертания разбитых стен и обломков. В его руке мерцал тусклый луч фонаря, разрезая серую массу, но он словно поглощался этим вязким мраком.
Каждый шаг звучал гулко и одиноко, будто они шли по чужому миру. Мила двигалась чуть позади, взгляд её блуждал по сторонам, готовый выхватить из тумана любое движение. Виктор шёл следом за ней, тяжело передвигая ноги, его лицо выдавало усталость, но в глазах теплилась решимость. Татьяна Павловна и Аня замыкали цепочку, держась близко друг к другу, чтобы не потеряться в этом безмолвии. Лишь редкий хруст под ногами да тихие вздохи нарушали их молчание.
Когда Данила увидел разрушенный киоск, он замер. Обветшалые стены, покрытые плесенью и трещинами, зияли пустотой, в которую вливался туман. Сломанная вывеска, указывающая когда-то на ассортимент газет и сладостей, теперь висела криво, а её буквы были стерты временем.
И там, среди этих серых обломков, он увидел ИХ.
Сначала фигуры показались ему просто тенями – неясные, дрожащие в сером мареве. Но шаг за шагом очертания становились отчётливее: женщина в длинной тёмной одежде и девочка, прятавшаяся у неё под рукой. Они стояли близко друг к другу, как будто стараясь защититься от всего, что их окружало. Женщина обняла девочку, а та, всхлипывая, прижималась к её боку. Губы девочки шевелились, но слов было не разобрать. Женщина подняла голову, её глаза блестели, словно в них плескались слёзы.
– Мама… Аня? – Данила произнёс это почти шёпотом, но его слова прозвучали так громко, что даже туман, казалось, отступил на шаг.
Женщина медленно повернулась к нему. Её лицо, когда-то такое знакомое, сейчас показалось чужим. Усталость, горечь, страх – всё это разом отразилось в её чертах. Она сделала шаг вперёд, будто пытаясь рассмотреть его лучше, но тут же остановилась, словно что-то удерживало её на месте. Девочка, заметив его, заплакала ещё громче и схватила мать за руку.
– Даня… это ты? – прошептала женщина, и её голос дрожал, как тонкая нитка, готовая порваться.
Данила шагнул вперёд, словно в трансе, забыв обо всём вокруг. Свет фонаря выхватил из тумана их лица – до боли знакомые, но странно искажённые, как будто кто-то попытался их нарисовать, но не смог удержать правильные пропорции. Аня смотрела на него широко раскрытыми глазами. Её маленькие руки тряслись, сжимая край материной куртки.
– Данила, вернись! – крикнула Мила. Её громкий голос прорезал густой туман, но он не услышал.
Его взгляд был прикован к их лицам. Мать и сестра. Живые, зовущие его, здесь, среди этого мёртвого пространства.
– Аня, мама… – выдохнул он, его голос дрожал, будто чужой. Он сделал ещё один шаг, не замечая, как свет фонаря пляшет по трещинам на асфальте.
– Даня, не оставляй нас! – крикнула Аня, тогда как её голос стал громче, полнясь отчаянием. Она протянула к нему руку, и Данила увидел, как её лицо исказилось от слёз. Женщина, дрожа от холода или страха, прижала девочку к себе, но тоже сделала шаг к нему.
С каждым мгновением пространство между ними сокращалось. Данила больше не слышал, как Мила снова звала его по имени. Он не чувствовал, как Виктор приблизился, пытаясь его остановить. Всё, что он видел, – это их: единственные, кого он хотел спасти.
– Даня… нам холодно… – голос Ани прозвучал так пронзительно, что внутри что-то оборвалось. Она плакала, слёзы катились по её щекам, оставляя на коже тёмные следы. – Почему ты оставил нас? Почему?
Данила замер, будто кто-то выдернул его из этого наваждения. Эти слова. Они звучали не так, как должны. Он посмотрел на мать, затем на Аню, пытаясь понять, что именно здесь не так.
– Даня, спаси нас… – прошептала женщина, таким хриплым голосом, какой бывает у человека, если бы тот слишком долго кричал.
Он сделал ещё шаг, но в этот момент Мила схватила его за плечо, резко дёрнув назад. Её лицо было напряжённым, а в ясных, блестящих глазах горело что-то, что заставило его остановиться.
– Это не они, – выдохнула она быстро, уверенно. – Это не они, Данила. Смотри внимательнее.
Данила замер. Его взгляд снова упал на мать и сестру. Теперь он видел, что туман словно обволакивает фигуры, сливаясь с их движениями. Аня, казалось, не касалась земли – её ноги чуть дрожали в воздухе, будто она не стояла, а парила. Губы женщины двигались слишком плавно, словно слова сами выходили из её рта, без всяких усилий.
– Это не они… – повторил он, но его голос звучал эхом собственных мыслей.
Фигуры замерли. Мать смотрела на него с отчаянием, Аня протягивала руку, но в их глазах больше не было боли. Теперь в них светилось что-то другое. Холодное, чуждое.
– Даня… мы тебя ждали… – проговорила женщина, и её голос вдруг стал ниже, слившись с металлическими нотками.
Внезапно фигуры начали искажаться. Их силуэты замерцали, и туман вокруг них закрутился, превращаясь в плотную завесу. Данила попятился, выхватив нож, и всё это время его взгляд не отрывался от того, что осталось от видения.
– Назад! – крикнул он, отрезая всех от этого наваждения. – Это ловушка!
Позади зашевелились остальные. Мила подняла нож, а Виктор выхватил фонарь, направляя его в клубящийся туман. Внезапно из серого марева раздался низкий гул, похожий на вибрацию, и земля под ногами затряслась.
Данила стиснул зубы, а его рука крепче сжала рукоять ножа. Он сделал шаг назад, жестом показывая остальным держаться ближе.
– Уходим! – коротко бросил он.
Их фигуры исчезли так же внезапно, как и появились. Туман продолжал вращаться, словно поглощая их следы, но гул не прекращался. Данила ещё долго смотрел на место, где только что стояли его мать и сестра, прежде чем отвернуться.
– Они играют с нами, – глухо сказал он, больше самому себе, чем остальным. – Но я больше не позволю.
Его голос прозвучал твёрдо, но внутри он чувствовал, как что-то надломилось.
Туман густел, укутывая всё вокруг плотной, почти осязаемой завесой. Группа двигалась осторожно, молчаливо, оставляя за собой лишь хруст осколков и влажных камней. Мила шла рядом с Данилой, её взгляд метался по сторонам, и всё внутри неё будто стягивалось узлом. После странной сцены у киоска напряжение стало почти невыносимым.