[242]. Мы осознаём секрет, потому что он возникает в результате соперничества. Если дело идет не как обычно, вызывается генеральный директор, чтобы с этим справиться.
Основная причина не раскрывать секрет — неприятие отдаленных последствий. Друг может подумать о вас дурно, любимому человеку может быть больно, а сообщество может сделать вас изгоем. Озабоченность результатом подтверждает тот факт, что люди чаще рассказывают секреты совершенно незнакомым людям: при беседе с тем, кого не знаешь, нейронный конфликт можно разрешить без отрицательных последствий. Вот поэтому незнакомцы в самолетах могут оказаться весьма общительными, делясь подробностями своих семейных проблем, а исповедальни остаются важнейшим элементом в одной из мировых религий[243]. Аналогичным образом это объясняет молитвы, особенно в тех религиях, где есть персонифицированные божества, которые подставляют свои уши с нераздельным вниманием и бесконечной любовью.
Сегодня древнюю потребность рассказывать секреты незнакомым людям можно обнаружить в форме сайтов вроде postsecret.com, куда люди ходят, чтобы анонимно делиться своими признаниями. Вот несколько примеров: «Когда моя дочь родилась мертвой, я не просто думала о похищении ребенка, а планировала его. Я ловила себя на том, что наблюдаю за молодыми мамами с младенцами, пытаясь выбрать идеального малыша»; «Я почти уверена, что их сын страдает аутизмом, но понятия не имею, как им об этом сказать»; «Иногда я удивляюсь, почему мой отец растлил мою сестру, а не меня. Я была недостаточно хороша?».
Как вы, без сомнения, заметили, обычно секрет выдают просто так, а не обращаясь за советом. Если слушатель обнаружит очевидное решение проблемы и предложит его, это расстроит рассказчика, поскольку все, что он реально хотел, — выговориться. Акт раскрытия секрета сам по себе может быть решением. Остается вопрос, почему тот, кому рассказывают секрет, должен быть человеком (или человекоподобным существом — в случае божеств). Сообщение секретов стене, ящерице или козе удовлетворяет людей намного меньше.
Где C-3PO?
Когда я был ребенком, то считал, что, когда я вырасту, меня будут окружать роботы: приносить еду, стирать одежду и разговаривать со мной. Однако что-то в сфере искусственного интеллекта пошло не так, и в результате единственный робот в моем доме — это умеренно туповатый самоуправляемый пылесос.
Почему развитие искусственного интеллекта затормозилось? Ответ очевиден: оказалось, что сам интеллект — крайне сложная проблема. У природы была возможность провести триллионы экспериментов за миллиарды лет. Люди копаются в этой задаче всего лишь несколько десятилетий. Большую часть этого времени мы пытались создать интеллект с нуля. Но недавно в этой области произошел прорыв. Стало ясно: чтобы добиться значимого прогресса в конструировании мыслящих роботов, нужно расшифровать трюки, до которых додумалась природа.
Я предполагаю, что схема «команда соперников» способна подтолкнуть застрявшую работу в области искусственного интеллекта. Предыдущие подходы включали стадию разделения труда; однако появляющиеся программы бессильны без различающихся мнений. Если мы надеемся изобрести роботов, которые думают, наша задача — не просто придумать субагента для умного решения произвольной проблемы, а беспрестанно изобретать субагентов с перекрывающимися решениями и стравливать их друг с другом. Перекрывающиеся группировки обеспечивают защиту от деградации (вспомните когнитивный резерв), а также умное решение проблемы с помощью неожиданных методов.
Люди-программисты подходят к проблеме, предполагая, что существует лучший путь для ее решения, или способ, с помощью которого робот должен ее решать. Однако главный урок эволюции гласит: лучше культивировать команду популяций нейронов, которые атакуют проблему различными способами. Схема «команда соперников» предполагает отказ от вопроса «Какой из способов решения этой проблемы самый лучший?» в пользу вопроса «Существуют ли способы решения этой проблемы, перекрывающие друг друга?».
Вероятно, самым лучшим способом создания команды является эволюционный подход, случайно генерирующий небольшие программы и позволяющий им воспроизводиться с незначительными мутациями. Подобная стратегия дает возможность находить новые решения, а не выдумывать одно идеальное на пустом месте. Второй закон биолога Лесли Орджела гласит: «Эволюция умнее, чем ты». Если бы у меня был закон, он гласил бы: «Ищите решения; когда найдете хорошее, не останавливайтесь».
Технология до сих пор не воспользовалась преимуществами идеи демократической архитектуры. Так, компьютер состоит из нескольких тысяч специализированных частей, но они никогда не сотрудничают и не спорят. Я полагаю, что демократическая организация, сведенная в архитектуру команды соперников, возвещает начало нового плодотворного века техники, вдохновленного эволюцией[245].
Основной урок этой главы: вы — это целый парламент деталей, частей и подсистем. Кроме набора локальных экспертных систем, это еще и совокупность перекрывающих друг друга и беспрестанно изобретаемых механизмов, своего рода группа конкурирующих фракций. Осознанный разум сочиняет истории, чтобы объяснить иногда необъяснимую динамику подсистем внутри мозга. В значительной мере всеми нашими действиями руководят прошитые системы, делающие то, что у них получается лучше всего, в то время как мы придумываем истории, что этот выбор — наш.
Обратите внимание, что население этого ментального сообщества не всегда голосует одинаково. Этот факт часто ускользает из дискуссий о сознании, где, как правило, предполагается, что быть собой — это одно и то же изо дня в день, каждую минуту. Но вы иногда способны хорошо читать, иногда — нет. Иногда вы можете найти правильные слова, а иногда ваш язык заплетается. В один день вы тяжелы на подъем, в другой нет. Так какое же из ваших «я» настоящее? Французский эссеист Мишель Монтень заметил: «В разные моменты мы не меньше отличаемся от себя самих, чем от других»[246].
Возвращаясь к Мелу Гибсону и его пьяной тираде, можно задаться вопросом, а существует ли такая вещь, как «истинное лицо». Мы видели, что поведение — это результат поединка между внутренними системами. Хочу пояснить, что я не оправдываю отвратительное поведение Гибсона, но говорю, что мозг с командой соперников вполне естественно дает приют и расистским, и нерасистским настроениям. Алкоголь — это не сыворотка правды. Алкоголь способен обеспечить преимущество в этом сражении краткосрочной бездумной фракции, но она может претендовать на «истинность» не более, чем любая другая. Сейчас нас волнует бездумная фракция в человеке, поскольку она определяет степень, в которой тот склонен к антисоциальному или опасному поведению. Целесообразно беспокоиться об этом аспекте личности, и имеет смысл говорить: «Гибсон способен на антисемитизм». Мы имеем возможность разумно рассуждать о чьих-то «наиболее опасных качествах», но «истинное лицо» может оказаться неверным и в чем-то опасным термином.
Учитывая вышесказанное, давайте вернемся к случайному недосмотру в извинении Гибсона: «Не может быть оправданий и не может быть терпимости ко всем, кто думает как антисемит или делает любого рода антисемитские заявления». Вы видите здесь ошибку? «Ко всем, кто так думает»? Я был бы рад, если бы больше никому не приходили в голову антисемитские мысли, однако — плохо ли это, хорошо ли — у нас маловато надежд на управление патологией ксенофобии, которая иногда заражает чужие системы. Большая часть того, что мы определяем словом «думать», лежит значительно ниже уровня когнитивного контроля. Этот анализ не означает оправдания мерзкого поведения Мела Гибсона, но он свидетельствует о выделении вопроса, к которому подводит все, что мы узнали к этому моменту: если сознающее «я» на самом деле обладает меньшим контролем над психическим аппаратом, чем нам интуитивно казалось раньше, то как это отражается на ответственности? И это тот вопрос, к которому мы сейчас перейдем.
Глава 6. Почему наказуемость — это неправильный вопрос
Вопросы, поставленные человеком на башне
В жаркий день 1 августа 1966 года Чарльз Уитмен поднялся на лифте на верхний этаж башни Техасского университета в Остине[247]. Двадцатипятилетний Уитмен прошел три лестничных пролета, неся чемодан, заполненный оружием и боеприпасами, и оказался на смотровой площадке. Наверху он убил прикладом ружья администратора, а потом расстрелял две семьи, поднимавшиеся по лестнице. После этого он начал без разбора вести огонь по людям внизу. Первая женщина, в которую он выстрелил, была беременна[248]. Когда другие попытались помочь ей, убийца открыл огонь по ним. Он стрелял по пешеходам на улице и по водителям машин скорой помощи, прибывшим на место.
Накануне вечером Уитмен сел за пишущую машинку и оставил предсмертную записку.
Я не совсем понимаю себя в последнее время. Я должен быть обычным разумным молодым человеком. Однако с недавних пор (я не могу с точностью вспомнить, когда это все началось) я стал жертвой множества странных и иррациональных мыслей.
Известие о стрельбе распространялось, и полицейские Остина получили приказ приехать к университету. Через несколько часов[249] троим полицейским удалось подняться по лестнице и убить Уитмена. Если не считать самого снайпера, погибло тринадцать человек, еще тридцать три были ранены