По воле случая вышло так, что он сразу оказался на верхней ступеньке социальной лестницы, но видел, что, по сути, основная масса дворянства и простой человек средневековья мало чем отличаются друг от друга. Если только степенью авантюризма. При доле удачи любой храбрый человек имел шанс подняться из низов. Ведь во все времена людям нужен тот, кто умеет сплотить их и дать отпор врагу. Феодал средневековья на деле подтверждал, что прежде всего он защитник, а не наглый вор и насильник. Именно за это ему была честь и уважение, а не за богатство и кичливость.
От философских размышлений Юлиана отвлёк вездесущий криминал. Вокруг торговых рядов крутилось не меряно воришек и приходилось держать ухо востро, чтобы не лишиться своего кошелька. Несмотря на приподнятое настроение, он дал хорошего пинка чумазому пацану, предварительно выкрутив ему ухо, а затем побрёл сквозь толпу, попутно прицениваясь к выставленным товарам. Поскольку у него всё было готово к турниру, ничто из предложенного его не заинтересовало. Он снова засобирался домой, но рядом раздался гитарный перебор, и он двинулся к менестрелю, прославляющему любовь и подвиги славных рыцарей во имя Прекрасной дамы.
Хотя баллада была не очень складной, но хрипловатый мужской голос подкупал искренностью и затаённой мечтой о счастье. Выслушав длиннющую трагическую историю, Юлиан впал в задумчивость. Затем он бросил певцу дукат и, выбравшись из толпы, взлетел в седло. На развилке, ведущей к королевскому замку, он остановил гнедого и прислушался к себе. Душа просила свободы и одиночества, и он устремился к ближайшему горному хребту. Оказавшись у его подножья, он поднял голову и, придерживая шляпу, с восторгом оглядел высящиеся заснеженные вершины.
Узкая тропа, проложенная пастушескими стадами коз, была очень крута, но гнедой не стал капризничать. Осторожно ступая по осыпающемуся щебню, он двинулся вверх.
После рискованного путешествия всадник и конь оказались на небольшом плато, дающего обширную панораму окрестностей, поскольку его западный склон резко обрывался в долину.
Чтобы гнедой не запутался, Юлиан подобрал поводья, и отпустил его на выпас, а сам присел на мшистый камень, нагретый на солнце. При виде первозданного мира у него захватило дух.
Ойкумена была прекрасна.
Движимый неясным чувством он поднялся на ноги и шагнул к обрыву. Открывшаяся бездна манила его невозможным. Заворожённый он перевёл взгляд на сокола.
«Полетаем, Финист? — спросил он его и стряхнул с руки. — Вперёд!»
Послушный его воле сокол с криком сорвался в полёт.
С безмятежной улыбкой на губах Юлиан проводил его взглядом и, наклонившись вперёд, раскинул руки.
«Нормально! Не нервничай, птиц!»
В лицо ему ударил такой тугой поток воздуха, что из глаз хлынули слёзы, но страха не было. Наоборот, внутри всё пело от счастья, несмотря на то, что земля стремительно приближалась. Когда казалось, что падение уже неминуемо, оно вдруг замедлилось, и через органы чувств на него обрушилось такое количество информации, что он отключился.
Как надолго, Юлиан не знал и опомнился только тогда, когда плавно опустился на бурый пятачок земли, единственный среди острых камней. Придя в себя, он поглядел наверх и удивлённо присвистнул. «Классный спуск!.. Блин! Совсем башню сносит. А может, всё почудились?»
Сомнения отпали, пока он, проклиная всё на свете, добирался до гнедого, оставленного на плато. При пешем прохождении проспект для коз оказался немалым препятствием.
Похоже, в этот день Юлиану было суждено испытать массу острых ощущений. Осторожничая, он не рискнул сесть верхом, но на одном из поворотов оступился и повис на поводьях. К счастью для обоих, умница гнедой с испуганным ржанием попятился назад, умудрившись не свалиться следом за хозяином.
Раздумывая, что делать юноша глянул вниз, но благоразумие одержало верх. Интуиция подсказывала, что больше хэппи-энда с приземлением не будет. Успокаивая нервничающего коня, он с трудом нащупал опору под ногами и выбрался на тропинку. Очень внимательно глядя себе под ноги, мокрый от напряжения Юлиан наконец-то спустился вниз и, облегчённо перевёл дух. Он немного отъехал, и от повторного взгляда на тропу у него ёкнуло сердце. «Блин! Как это я умудрился забраться по этому ужасу, да ещё верхом?»
— Спасибо, что спас, Ганнибал.
Конь фыркнул, и Юлиан засмеялся.
— Согласен, приятель, тебе не очень повезло с хозяином. Но не переживай, бывают и хуже. Чем же тебя задобрить?.. А, вспомнил!
Порывшись по карманам, он нашёл кусочек свекольного сахара. Гнедой снова фыркнул и, повернув изящную голову, деликатно взял с его ладони новомодное лакомство.
— Вперёд, Ганнибал!.. Быстрей!
Без дополнительных понуканий умное животное, получив приказ, перешло с рыси на галоп.
Чтобы не тревожить Цветанку, юноша ничего не рассказал о происшествии. А потрясённые пастухи из деревенек близ Никейи ещё долго врали, что видели в небе летающего дракона, сияющего на солнце, как белый снег на горных вершинах. Но им никто не поверил, зная, что они те ещё бездельники и во время выпаса частенько прикладываются к кувшину с пивом. А спьяну в горах ещё и не такое привидится.
Рогатый бог и ночь вне закона.
Древнее празднество началось после заката с торжественного богослужения в главном храме, посвящённом Рогатому богу, олицетворяющему мужское начало. Стоящий на пьедестале древний каменный исполин, украшенный позолоченными оленьими рогами, очень отличался от своих более поздних ипостасей, лукавых и полупьяных.
Держа в правой руке торк — символ луны, а в левой — сжимая змея, Рогатый бог сурово смотрел на свою легкомысленную паству и высших жрецов, формально блюдущих традиции. К его неудовольствию, как и немногих искренних приверженцев, церемония по празднованию Сатурналий сильно изменилась. Под влиянием католического ханжества она утеряла своё основное назначение — таинство единения с природой. Народу не очень это нравились, но кто бы его спрашивал.
Даже ведьмы смирились. Во время церемонии они спокойно стояли в сторонке и ни во что не вмешивались. С низко опущенными капюшонами свободных балахонов они больше походили на скромных монашек, чем на своевольных жриц богов плодородия, которые своей раскованной сексуальностью и духовным единением с природой взывали к её животворящему началу, и она откликалась им буйным ростом трав и невиданной плодовитостью животных.
Ровно в полночь пышная процессия с факелами двинулась к священной роще, и её огненная змея медленно ползла к лесистой горной вершине, на которой находился древний алтарь.
В мёртвой тишине опустевшего храма пронёсся тяжкий стон, и его стены навсегда покинула незримая душа Рогатого бога. Ведьмы тревожно переглянулись, но люди ничего не ощутили.
Когда процессия достигла священной рощи, там уже было всё готово к финальной церемонии. Охотники поймали редкого белого оленя, а пришедшие с утра младшие жрецы, напоили его зельем и вызолотили рога и копыта. Закрыв глаза, он смирно лежал на потемневшем каменном жертвеннике, и лишь временами по его бархатистой шкуре пробегала мелкая нервная дрожь.
Под дробь барабанов и жалобное пение флейт жрецы в рогатых уборах начали свой священный охотничий танец, древний как мир. Музыка и песнопения становилась всё быстрей, движения танцоров — всё стремительней. Наконец, главный жрец гортанно выкрикнул свой призыв Рогатому богу и, схватив приготовленный нож, совершил ритуальное убийство. Брызнула алая кровь из-под ножа, но принесённый в жертву олень снова чудесным образом воскрес. Немного полежав, он поднялся на ноги и с силой ударил копытами по алтарю. Вспыхнул священный огонь, символизирующий возрождение вечно юной природы.
Но затем произошло ещё одно непредвиденное чудо. Вместо того чтобы убежать в лес величественный красавец повернулся к людям. Горделиво подняв голову, увенчанную короной из позолоченных рогов, он долго смотрел на их удивлённые лица. В тёмных глазах священного животного читались нечеловеческая мудрость и всепрощение, а затем он медленно развернулся и неспешно перешёл на бег. У леса он снова обернулся и, отчётливо видимый на странно светлом фоне, словно прощаясь, кивнул головой.
Ведьмы испуганно вскрикнули, а люди из процессии повалились на колени и зашептали молитвы. Но панику предотвратил главный жрец, благообразный старец в белом одеянии. Он торжественно заявил, что это знак наивысшего благоволения Рогатого бога. Повеселевшие люди приободрились и, подождав, когда запалили гигантский факел от огня, воссиявшего на алтаре, с хвалебными песнопениями двинулась в обратный путь. Формальный долг был исполнен, и священная роща опустела. Поэтому никто не увидел, как на алтаре снова появился жертвенный олень, залитый кровью. Он хрипел и бессильно бился, пытаясь подняться на ноги.
Священное животное глянуло туда, куда ушли его неблагодарные дети, и в его глазах навеки застыли смирение и смертная тоска. Олень уронил благородную голову и по священной роще пронёсся неслышимый человеческими ушами стон множества волшебных существ. Горестно стеная, невидимые духи — хранители полей, лесов и рек — собрались к умершему богу, чтобы воздать ему последние почести. И вдруг среди деревьев замелькали поджарые тени. Огромная белая волчица первой прыгнула на неостывший труп оленя и вырвала ему сердце. Подняв окровавленную морду, она завыла, и остальные волки поддержали её торжествующую песню.
«Вот вы и проиграли, ведьмы! Теперь берегитесь!» И по окрестностям пронёсся безумный смех Царицы вампиров.
Нескоро волшебные существа решились выйти к останкам растерзанного Рогатого бога. Усевшись в кружок, они боязливо жались друг к другу и не сводили глаз с груды окровавленных костей. Когда бледная луна осветила место разыгравшейся трагедии, нимфы и сатиры, крохотные феи и кентавры, домовые и лешие, а также множество других полезных духов превратились в горстку сухих листьев.
Преданные старые боги Ойкумены умерли, но люди этого не заметили, и то же самое произошло на Земле. По старой памяти люди будут ставить мисочки с молоком для домовых, и соблюдать древние обряды. Вот только больше некому будет отзываться на их просьбы.