— Глядите, — продолжал Раджа. — Стержень крепится к колесу, и золотник «знает», в каком положении колесо. Сюда подается пар под давлением из котла, а из второго патрубка он идет в цилиндр, но только когда поршень движется вниз. Потом клапан перекрывает подачу пара, колесо доворачивается по инерции, а из цилиндра давление стравливается в атмосферу, поршень идет вверх.
— Куда стравливается? — удивились голландцы.
— Ну, уходит в помещение, — смутился Раджа. Ему страшно мешало, что его подопечные не знают множества базовых понятий. Он достал миниатюрный ключ, отвернул гайку на корпусе золотника и разобрал его. Простейшие клапаны привели мастеров в восторг, а особенно качество подгонки деталей.
— Тогда стоит добавить второй цилиндр, чтобы его поршень двигался вниз, когда из первого цилиндра выпускается пар.
— Отлично! Нам остается изготовить котел, топку, трубы, цилиндры, поршни, поршневые пальцы, шатуны и колесо на валу, а также станину и втулки подшипников. На конце вала поместим шестерню, с которой вращательное усилие передадим на два станка. Еще на котле нужно установить вентиль, перекрывающий подачу пара, пока не набрано достаточное давление, прибор для его измерения и предохранительный клапан, чтобы от избытка давления котел не взорвался.
— Все детали изготовим мы сами? — не поверил хозяин мастерской.
— На первый раз у меня есть манометр. Прибор для измерения давления. На вторую машину золотник и манометр также изготовим сами.
— Но как? — не унимался хозяин. — Как отшлифовать стенки цилиндра, чтобы между ним и вашим так называемым поршнем не уходил пар? Как сделать такие тонкие бороздки, чтобы надежно закрепить трубу с паром? И зачем все это нужно вообще?
В ответ Раджа достал из сумки патрон с шкивом на валу, который демонстрировался ван Мееру, и показал его назначение.
— По поводу второго вопроса. Первый токарный станок будет с ручным приводом. Но только для изготовления деталей паровика. Точности нам хватит, но не производительности. В ближайшее время нам срочно нужно не менее сотни токарных и некоторых других станков, все — с приводом от паровых машин. Еще литейный участок, чтобы отливать заготовки перед станочной обработкой. И прокатный стан для получения листов и профиля. Не надо смотреть на меня с удивленными лицами. Все это возможно и необходимо воплотить. За дело, господа!
33ЗЕМЛЯ-2. 30.03.1668 — 29.04.1668ВАЛАНС — АВИНЬОН — НИЦЦАОЛЕГ
Во вторично гостеприимном городке задержались на неделю. Аптечки подняли на ноги всех кого возможно в полупоходных условиях, даже Родригеса. Покалеченных и ожидающих помощи от нашего главного эскулапа осталось всего семеро. Двое умерли. Глядя на то, как вернулись в строй раненые, считающиеся абсолютно безнадежными, зольдатики смотрели на меня как на полубога, не беря в расчет, что именно из-за моих ошибок и были получены все эти раны. И не считая братской могилы без малого в полторы тысячи тел, это только наших. Скольких похоронили крестьяне, заботливо сняв сапоги и проверив карманы мундиров, никто не подсчитывал.
По окрестностям шныряли оголодавшие бойцы разгромленного войска, отставшие от своих. У них тупо не было ни еды, ни средств, чтобы двинуться на север, к Лиону. Зато были мушкеты и желание грабить.
Чтобы создать хотя бы видимость порядка и прикрыть Валанс от искателей наживы, провели мобилизацию в городскую стражу из числа молодых горожан — набрал десять человек, одел и вооружил из запасов гарнизона. Отплакавшиеся вдовы с ужасом отправляли сыновей к страшному мне. Но, вырезав защитников и спрятавшихся в городе королевских кавалеристов, мы больше никого не тронули. Жизнь вошла в обычную колею.
Из остатков полка были сформированы два батальона. Обстрелянных в бою командиров у меня оказалось аж три. Бюлов, набожный и восторженный, вечный мальчишка и неплохой боец, пал на холмах вместе со своим батальоном. Ойгена, чьи бойцы открыли огонь без команды, я жестоко опустил перед строем и разжаловал во взводные. Но не в рядовые. Ойген грамотно вывел потрепанное подразделение из-под огня, отличился при контратаке на французские позиции. Потом верну ему свою благосклонность и снова доверю батальон. Если у меня появится еще батальон.
Вновь сколоченные роты ежедневно тренировались на главной площади. Зато все теперь вооружены карабинами. Только патронов осталось пятнадцать штук на брата, пулемет пришлось временно снять с вооружения.
Просчитал возможность спуститься вниз по реке, хотя бы до Авиньона. Людей переправлю, а на такое количество лошадей и фуража на всей Роне не наберется плавсредств. Нам еще предстоит марш вдоль побережья. Нет, без коняг не дело.
В последний день полковой капеллан в почти добровольном порядке согнал горожан в кафедральный собор и провел службу. Все было впечатляюще, но чувствовалось, что церкви Единого не хватает ритуальной законченности. У католиков сценарии отточены веками. Надо поговорить с пиарщиком Робертом Ли.
Понятно, что после нашего ухода сюда припрутся верные слуги короля и восстановят его власть. Вынужденно решили сделать акцент на том, что на самом деле Бог один, молитесь Христу, вы все равно паства Единого, и мы еще вернемся.
Потом драгуны сделали городу огромный подарок: ушли из него. Большой неожиданностью перед выходом стал визит двух мальчишек из новобранцев гарнизона. Не знаю, что повлияло на их выбор, ораторское искусство капеллана, воинские игрища моих солдат перед ратушей или слава победителей двадцатикратно превосходящей армии (скоро людская молва сделает соотношение один к пятидесяти), но они попросились с нами.
Я переговорил с ними. Желторотые сопляки. Уровень военной подготовки выше плинтуса, но не намного. Один — младший сын в небедной семье, но именно что младший, ему ничего не светит. Второй сирота, приживалка у богатых родственников. Оба мечтают о славе, к которой собираются пробиться с мечами в руках. А что меч будет весь в крови, кишках и дерьме, не задумываются. Что ж, welcome to hell, в нашем аду сейчас любое подкрепление ценно.
Почему-то вспомнил двух французов, Пита и Жака, с которыми принял последний бой на корабле и которые остались гладиаторствовать. Живы ли? Их бы сюда.
Двинулись не торопясь. В Париже еще идут разборки, никто не дышит в затылок. Природа, птички, на полях зазеленело. Потеплело, можно разбивать лагерь на лоне природы. Но начальство в моем лице должно по статусу тянуться к комфорту. Когда возделанные поля стали намекать о близости селения, я спланировал там привал для себя и господ офицеров. Остальные — в шатрах да у костров.
Надо же, кто-то заранее развел костры в самой деревне. Дыма много, явно не от очагов. Отделив от отряда взвод драгун, решил глянуть, что там за дела, и мы поскакали к деревне. Разумеется, в пределах моих скромных кавалерийских навыков.
За первыми же аккуратными домиками творилось непотребство. Деревню грабили. Бабы вопили, раненые стонали, дети рыдали, что-то везде горело и дымило. Из дома в дом сновали французские солдаты. Причем с ходу срисовывались гренадерские, уланские, мушкетерские и гвардейские мундиры, мародерский промысел всех уровнял и сплотил. В центре бесчинств стоял некий субъект в офицерском костюмчике, громко орал, махал ножиком и давал руководящие указания. Элегантный такой, дворянственный, минимум какой-нибудь шевалье. Экспроприационный энтузиазм был настолько велик, что маркиз де Говно в упор не заметил грохота тридцати комплектов копыт.
Я с удовольствием слез с кобылы и размял пятую точку. Мародер обалдел.
— Вашу шпагу, месье?..
— Барон де Виньи, — взял себя в руки атаман шайки и, сняв шпагу с перевязи, протянул ее эфесом вперед.
Де свинья, подумалось мне. Остальные бандиты, увидев покорность вожака, покидали оружие и сбились в кучу, всего с десяток морд. Надо же, мы их отшлепали к северу от Валанса, как они далеко разбрелись.
Уцелевшие крестьяне бросились гасить пожары, а затем полукругом обступили мародеров. Если бы не драгуны, олицетворявшие сейчас непонятно какую, но действенную власть, они явно пустили бы в ход косы и вилы.
— Связать, — приказал я.
Для хорошего дела землепашцы не пожалели веревок. Тут заголосил дворянчик, что он дворянин и офицер, по французским законам его может судить только солнечный король, если есть за что судить, потому что действующая армия вправе реквизировать продовольствие и фураж у селян.
Хорошо же действует ваша армия. Ее воинская доблесть оставила следы в виде трупов двух крестьян, коптящего овина и потека крови на ноге у молодой заплаканной девки в порванной одежде. Привели Марселя и Жана. Я показал нашим новобранцам весь этот натюрморт и приказал повесить мародеров. Мне было важно, чтобы у молодых не было соплей по поводу убийства безоружных соотечественников. А ля гер ком а ля гер, на войне как на войне, сами лягушатники провозгласили. По законам военного времени нет другого наказания для мародеров, нежели петля.
Кинул крестьянам несколько золотых. Зареванные бабы расхватали офицеров по домам. Войско стало лагерем.
Я пообщался с Якимурой, узнал новость про десять стрелков с бластерами. Снял развединформацию, так, у Людовика солнцезатмившего — все еще бардак, гонцы по всей стране с порицанием наших инициатив, но ничего непосредственно опасного. Проведал Родригеса, идет на поправку, через пару дней будет скакать верхом. Что такое, в конце концов, пробитые легкие, простреленная печень и сломанная нога, когда есть друзья и походная аптечка.
Симпатичная селянка поздно вечером навестила «месье полковника», резко улучшив мой гормональный тонус и подняв настроение. Как мало человеку надо, если не для полного счастья, то хотя бы для душевного равновесия. Или у меня просто зачерствела душа? Но погибшие под Валансом отодвинулись куда-то на задворки памяти, в компанию к сослуживцам, погибшим у Сиенны на «Мадагаскаре».
Утром выдвинулись, вчерашние грабители приветливо покачивались на ветвях с дощечками maraudeur на груди, чтоб понятнее было. Так и двигались до Авиньона без приключений, погода