«Я обязуюсь воспитывать моих детей, чьим отцом является служащий СС… как немцев, направлять их исключительно в немецкие школы, не чинить препятствий, а только содействовать их участию в деятельности немецких организаций. Если же я нарушу данное общение, то биологический отец ребенка имеет право лишить детей моего воспитания. В случае моей смерти право на воспитание детей переходит к ближайшим родственникам и руководителю местной группы этнических немцев».
Анкета, содержащая 21 физический признак, по которым выносилась «расовая оценка»
Если в отношении «немецких» детей из СССР «Лебенсборн» (с подачи Гиммлера) проводил очень сложную политику «германизации», то в отношении поляков все было не пример проще. Гиммлер давно испытывал презрение и ненависть к польскому народу. Он намеревался приложить все усилия для того, чтобы лишить поляков их национального самосознания. Почти сразу после того, как немецкие части заняли большую часть Польши, стал формироваться так называемый «Немецкий народный список». Это был перечень тех поляков, которых предполагалось «германизировать», так как они «подходили» для рейха по «расовым критериям». Постепенно людей, попавших в «Немецкий народный список», планировалось вывезти в Германию. Там должно было завершиться их онемечивание. Дети, которые «имели шансы на ариизацию», должны были направляться в специальные школы-интернаты, чтобы быть изолированными от влияния своих польских родителей.
Клара Кейт, руководительница школы-интерната в баденском Ахерне, заявляла во время допроса на Нюрнбергском трибунале, что именно ей были переданы «способные к онемечиванию польские дети». Она предполагала, что это произошло после согласования действий между «Источником жизни» и управлением интернатов в Имперском министерстве воспитания. Как оказалось, дети, которые не имели «однозначно немецкого происхождения», но в силу своих «расовых признаков» рассматривались как «способные к онемечиванию», должны были отдаваться на воспитание не только в интернаты, но и в приемные немецкие семьи. Не стоит полагать, что онемечиванием польских детей занимались только в Бадене. Подобные интернаты имелись на территории Варте-гау (Западная Польша), а именно в Вартхагене и Эйхенбрюке. Но все-таки Гиммлер опасался «польского влияния» на этих детей, а потому предпочитал, чтобы они находились за сотни километров от своих родственников — в Бадене.
«Зондеркоманда Пфлаума» занималась поисками «расово ценных» детей на территории Белоруссии и Западной России
На восточных оккупированных территориях Гиммлер отводил «Лебенсборну» двойное задание. С одной стороны, «Источник жизни» должен был размещать в своих детских домах «расово ценных» детей, с другой стороны, должен был направлять в свои родильным дома женщин, ожидавших детей от немецких солдат. После родов большая часть новорожденных должна была размещаться в специальных яслях «Источника».
В оккупированной Польше Гиммлер планировал найти несколько домов, в которых бы были созданы филиалы «Лебенсборна». Инга Фирмец должна была заниматься исключительно тем, что подыскивала бы здания под родильные дома, куда планировалось направлять беременных женщин-фольксдойче. Вместе с Марией Книпп-Меркель по поручению Макса Золльмана она направилась в Варшаву, где занялась «разведкой». После этого женщины направились в Краков, где занимались тем же самым. В окрестностях Кракова было найдено несколько «подходящих» объектов, но все они были «забракованы» руководством «Источника жизни». Здания были слишком большие, а потому на их содержание потребовалось бы слишком много денег. В этой связи разразился небольшой скандал. Высший руководитель СС и полиции Фридрих Вильгельм Крюгер непременно хотел, чтобы на подконтрольной ему территории действовали филиалы «Источника жизни». В итоге Макс Золльман был вынужден направить в Краков юриста «Источника жизни» Теше, которому предстояло выслушивать нелицеприятные упреки в том, что они, «бюрократы», всячески тормозили осуществление задуманного рейхсфюрером СС проекта.
Генрих Гиммлер на территории оккупированной Германией Польши
В итоге филиал «Лебенсборна» все-таки появился в Кракове. Руководить им было поручено Марии Книпп-Меркель, которая ни на минуту не прекращала поиск подходящих зданий. Крюгер решил облегчить ей задачу. Вначале он предложил «Лебенсборну» здание польской больницы, которое располагалось в самом центре Кракова. И на этот раз Золльман отклонил данное предложение. Между тем проект по организации в Кракове родильного дома «Источника» оказался на грани провала. В ситуацию вмешался вермахт, который сам остро нуждался в строениях, расположенных близ крупных польских городов. Не увенчались успехом попытки создать дом «Варте» в Коберцине. Казалось бы, Золльмана и Эбнера устроило конфискованное гестапо здание еврейского санатория для больных туберкулезом «Бриус», в пригороде Варшавы. Но на этот раз передаче этого строения «Источнику жизни» воспротивился краковский имперский наместник.
Невзирая на все сложности, в Кракове, тем не менее, был создан дом «Источника жизни». Несмотря на первоначальную задумку, он предназначался исключительно для немецких женщин. Этот родильный дом был закрыт в 1944 году, а руководившая его работой Мария Книпп-Меркель была вынуждена в срочном порядке перебраться в Мюнхен, откуда была послана руководить домом «Альпенланд». Если не считать Кракова, то «Лебенсборну» удалось создать несколько «общежитий» в округе Цихенау (Юго-Восточная Пруссия). Это были 22 деревянных строения, рассчитанные на прием 120 незамужних женщин с детьми. Первые жительницы этих зданий появились в апреле 1944 года. Однако в ходе бомбардировки почти все здания были разрушены, а потому филиал «Лебенсборна» в этих краях фактически и не начал свою работу.
В польском селе вывешивается плакат, который сообщает, что все жители должны пройти обследование у эсэсовских специалистов
Если в деле поиска зданий под свои дома «Источник жизни» фактически не достиг никакого успеха на территории оккупированной Польши, то в деле онемечивания «расово ценных» польских детей «Лебенсборн» смог добиться «неплохих результатов». В те дни представители множества национал-социалистических организаций прочесывали польские интернаты и детские дома в поисках «породистых» детей. Если таковые находились в семьях, то их, не раздумывая, разлучали с родителями. Поводом для осуществления этой варварской деятельности стало распоряжение № 67/1 от 19 февраля 1942 года «О германизации детей из польских семей и польских детских домов». Именно этот приказ фактически закрепил данную сферу деятельности за «Лебенсборном». Его предтечей можно было считать письмо, направленное 18 июня 1941 года Генрихом Гиммлером имперскому наместнику Артуру Грайзеру, чья резиденция находилась в Познани. В этом письме Гиммлер вновь излагал свою точку зрения. Рейхсфюрер СС считал «целесообразным, если бы расово безупречные маленькие дети из польских семей направлялись в специальные детские дома». Дети, которые не поддавались онемечиванию, должны были возвращаться родителям. Поначалу Гиммлер планировал создать два или три подобных учреждения. Они должны были наработать «воспитательную практику» и обобщить накопленный опыт. Дети, которые «показали хорошие результаты», со временем должны были передаваться на воспитание в бездетные немецкие семьи.
Весьма показательным является тот факт, что различные эсэсовские структуры по-разному оценивали «способность польского населения к германизации». Так, например, в Главном управлении СС по вопросам расы и поселений полагали, что онемечиванию подлежало 2–3 % поляков. В «Лебенсборне» полагали, что эта цифра едва ли превышала 1 %. Казалось бы, эти подходы принципиально не различались между собой. Но эти именно из-за этих цифр между двумя эсэсовскими структурами нередко вспыхивали конфликты. Например, начальник Главного управления СС по вопросам расы и поселений не раз направлял руководству «Лебенсборна» требования предпринять повторную попытку онемечивания тех или иных женщин. Так произошло, например, с Софией С., которая поначалу была размещена в доме «Венский лес». В нем она предпочитала говорить преимущественно на польском языке. В итоге заведующий домом принял решение, что София не соответствовала «критериям личностей, способных к германизации», а потому ее выгнали из «Венского леса». После этого женщина оказалась в одном из учреждений Национал-социалистического народного вспомоществования. Этот случай стал поводом для того, чтобы Хоффман заявил свой официальный протест Максу Золльману: «Я хотел бы для начала установить, является ли употребление польского языка одним из признаков, согласно которому способного к германизации человека выгоняют из дома "Источника жизни"? Я пишу Вам хотя бы по той причине, что Ваши заведующие домами отказываются принимать направленных мною из Литцманнштадта людей якобы по расовым соображениям».
Но все-таки ведущую роль в предстоящей «германизации Европы» эсэсовские идеологи отводили не Восточной, а Северной и Северо-Западной Европе. В этой связи нет ничего удивительного в том, что когда говорят о деятельности «Лебенсборна» за пределами Германии и рейха, то в первую очередь вспоминают о Норвегии. Именно население этой скандинавской страны в наибольшей мере должно было соответствовать расовым принципам национал-социализма. По большому счету, норвежцы должны были выступать всего лишь в качестве материала, из которого эсэсовские специалисты должны были вылепить «новых людей».
Фотографии польских детей, которые были отобраны для онемечивания
Несмотря на множество идеологических «реверансов», которые совершали национал-социалисты в сторону норвежцев, «Источник жизни» долгое время фактически никак не проявлял себя в Норвегии. В обильной переписке, которая велась между различными министерствами, военным командованием и прочими структурами, «Лебенсборн» упоминался поначалу весьма редко. По большому счету, ему отводилась лишь роль попечителя детей, рожденных норвежками от немецких солдат. Ситуация стала меняться только в середине 1942 года. Интересным является то обстоятельство, что это было отнюдь не инициативой Гиммлера или неких имперских министров, а самого руководства «Источника жизни». Еще 9 сентября 1942 года шеф имперской канцелярии Ганс-Генрих Ламмерс составил проект документа, в котором велась речь о заботе над «немецкими» детьми в Норвегии. В этом документе никак не упоминались ни Гиммлер, ни его детище — «Источник жизни». Только 31 декабря 1942 года Максу Золльману удалось добиться, чтобы возглавляемая им структура оказалась «причастной» к этой сфере деятельности.