– Какая?!
– Кажется – я цитирую вас – вы сказали «любой нормальный человек». Так?
– Именно!
– Вы ошиблись. Мы – не люди.
Инь замолчал. Грудь Кадри учащенно вздымалась, щеки раскраснелись.
– Пожалуйста, успокойтесь. Вы непривычны к здешнему разряженному воздуху. Так недолго и сознание потерять.
– Хорошо, – согласилась Кадри. – Просто я не ожидала, что…
– Что разговор так повернется? Но вы же хотели правды? Вот я и говорю вам правду. Мне нет смысла вам лгать. Итак, мы всего лишь наблюдаем. Да, мы работаем с вами. Да, возможно, мы работаем для вас. Но, прошу учесть, мы не делим вас на плохих и хороших, добрых и злых, правых и виноватых. Мы принимаем вас такими, какие вы есть. Мы принимаем вас – всех и всяких.
– Значит, – голос Кадри звучал хрипло, – вам все равно, кто перед вами, святой или палач из концлагеря?
– Вы совершенно правы, мэм, – спокойно сказал Инь. – Конечно, мы делаем выводы для себя. Свои выводы. Но мы не обязаны ими делиться, и не делимся с вами. Простите, но дело обстоит именно так. Вы сами решаете, кто ваш враг, а кто друг. И это исключительно ваше решение.
– Хорошо, я поняла вас, господин Инь. Скажите, как вы относитесь к войнам? Они не прекращаются на протяжении всей истории.
– Вы правы. Они не прекращаются на протяжении всей вашей истории, – Инь интонационно выделил слово «вашей». – Поймите, у нас нет любимчиков и тех, кем мы недовольны. В ваших междоусобных войнах действуете вы, не мы. Мы, если так можно выразиться, соблюдаем нейтралитет. Наша задача – способствовать сохранению сцены действий, сохранению площадки.
– Не поняла?..
– Мы никому не оказываем никаких преференций. Но мы строго следим, – Инь рассмеялся, – за порядком на игровом поле. Скажем, если кто-то заиграется и соберется взорвать сотню ядерных боеголовок, мы сделаем все, чтобы осуществить это не удалось.
– Почему? – встрепенулась Кадри. – Как так?! Вы же не вмешиваетесь!
– Да, не вмешиваемся. До определенного предела. Цена некоторых ошибок и безрассудств может быть слишком велика. Дешевле их просто не допустить. Мы ни за кого не болеем. Но мы обязаны сохранять вверенную нам площадку в рабочем состоянии.
– Получается, что вы выше нас?
– С чего вы взяли, мэм?
– С того, что вы можете распоряжаться теми обстоятельствами, на какие мы не имеем влияния.
– Хорошо. Летит рейсовый самолет. В салоне сто пятьдесят пассажиров и шесть стюардесс. В кабине двое пилотов. Стюардессы могут влиять на многие из обстоятельств, недоступные влиянию пассажиров. Пилоты – ну тут даже обсуждать смешно. Означает ли это, что пилоты и стюардессы выше пассажиров?
– Я поняла. Спасибо.
– Мы точно так же, как команда лайнера, – отвечаем за площадку, за наш «самолет». Но, если вдруг пассажирам взбредет в голову схватить ножи и вилки и вместо того, чтобы есть с помощью столовых приборов принесенный ланч, они начнут дырявить самолетную обшивку, мы ничего не сможем сделать. Не успеем воспротивиться и помешать. Самолет разгерметизируется, и все погибнут.
Инь сделал небольшую паузу.
– Мы храним не вас, а сцену, площадку, где разворачивается действие с вашим участием. Пожалуйста, стройте декорации, репетируйте, играйте пьесу, как там говорил ваш гений театральной режиссуры – действуйте в предлагаемых обстоятельствах. Но не уничтожайте сцену. Не будет ее – не будет вас!
– Даже не знаю, что вам сказать в ответ, – прошептала Кадри.
– Коли уж у нас сегодня такая откровенная беседа, – продолжил Инь, – скажу больше. Вы считаете этот мир своим. Но вы ошибаетесь. Ваш вид не имеет отношения к этой планете. Вы – не отсюда. Ваши предки были перемещены сюда. Вы были, – Инь запнулся, подыскивая нужное слово, – были привиты, внесены извне в местную биосферу.
– Вы хотите сказать, что мы здесь гости? – спросила Кадри.
– В известной степени, да.
– Тогда кто же хозяева?
– Вам не удастся с ними познакомиться.
– Почему?
– Потому что их больше не существует. Так получилось. Их больше нет здесь. Они умерли.
– Что с ними случилось?
– Это закрытая информация. Я не смогу поделиться с вами конкретикой. Но назову общую, самую главную причину, почему так произошло. Они не смогли надлежащим образом распорядиться своей свободой воли, и их проявленная воля уничтожила их самих.
На террасе повисла звенящая тишина.
– Мы не болельщики, – продолжил Инь, – у нас нет любимчиков. И если кто-то так пользуется своей свободой воли, мы не можем ему воспрепятствовать. Мы не отвечаем за то, кто победит. И уж тем более не распоряжаемся победой. Мы над схваткой.
– Даже перед лицом крайней опасности? – спросила Кадри.
– Условно, если опасность грозит вам, мы не вмешиваемся. Мы вступаем в действие только тогда, когда в опасности сама площадка, сама сцена действия.
– Скажите, господин Инь, а как вы расцениваете ту причину, по которой мы здесь?
– Опасность грозит вам. Не сумеете ей противостоять? Когда все закончится, площадка будет очищена и расчищена. Конечно, если вы проиграете. Тогда игра продолжится без вас. Как она продолжается сейчас без тех, кто был здесь раньше. Всё происходящее здесь и сейчас – ваши проблемы. За вас никто не болеет. За вас никто не сделает того, что должны сделать вы.
– Я поняла.
И ни птица, ни ива слезы не прольёт,
Если сгинет с Земли человеческий род.
И весна… и весна встретит новый рассвет,
Не заметив, что нас уже нет[48].
Простите, господин Инь, но если все рухнет, то что будет с вами?
– Со мной? – Инь усмехнулся. – Со мной не будет ничего особенного. Погибнет моя биологическая оболочка, не более того. Вы же умные люди и наверняка догадываетесь, что смерти нет. А если вам дорога ваша цивилизация – занимайтесь ее проблемами сами. И не тогда, когда уже поздно, а вовремя. – Инь поднялся из-за стола. – Спасибо, что пришли. Мне было приятно говорить с вами.
В гостинице Кадри достала визитку Иня и полезла в интернет. Андрей открыл коробочку – там лежал предмет, напоминавший обыкновенный внешний аккумулятор для телефона. Андрей попытался найти на его поверхностях какие-нибудь кнопки или другие органы управления, но тщетно. Матовая, приятная на ощупь, однородная поверхность. Разве что тяжеловат – граммов двести, а то и триста.
– Смотри, что я нашла!
– Ну?
– Я сначала подумала, что его имя Инь – это как «инь и ян»[49].
– А разве не так?
– Вот в том-то и дело, что нет! Смотри, как записывается «инь-ян»!
На экране возни кли два иероглифа:
– А теперь смотри, как у него на карточке написано!
Андрей перевел взгляд с экрана на стол.
– Точно, другое начертание! А что это означает?
– Это означает, что его имя переводится как «наследник».
– Каа, подвинься на секунду! – Андрей склонился к клавиатуре. – Дай, я тоже одну вещь проверю.
В браузере на экране сменилась страница. Андрей ошалело смотрел на Кадри.
– Что? – спросила Кадри и осеклась, взглянув на экран.
О́лаф – имя (в переводе со скандинавского – «наследник»). Происходит от древнескандинавского Óláfr/ Ólafr. По другим источникам, данное имя произошло от соединения древнескандинавских корней: anoleifr или ano, означающих «предок», «пращур», и leifr, в значении «остающийся» либо «следующий», «последующий», «ведущий (свой род)». Таким образом, общий смысл имени – «последователь своих прародителей» или «сын своих предков».
Прежде чем заснуть, лежали, обнявшись.
– Чего молчишь? – прошептала Кадри, уткнувшись носом в колючую щеку.
– Думаю.
– О чем?
– Понимаешь, я столько лет считал, мы делаем что-то особенное. Что в том, что мы делаем, есть смысл. А получается, что это не прорыв, а еще один путь в никуда. Я думал, они наши старшие друзья, думал, они хотят нам добра, они болеют за нас, а получается…
– Что, милый, нелегко осознать себя в мире, где бог умер?
– Фатально, Каа.
– Слушай, а почему мы должны верить этому Иню? В конце концов, его роль утилитарна. Они должны были отдать нам коробочку – они ее отдали. И всё, и хватит – и с нас, и с них.
– Тогда зачем ты с ним разговаривала?
– Да просто из интереса. Всегда важно оценивать ситуацию с разных сторон.
– Как ты думаешь, а кто они, эти «наследники»? Что они наследуют?
– Андрюш, мне плевать. И на них, и на их наследие. У тебя и у меня есть совесть. Если бы мы делали что-то не то, она давно бы дала нам знать. Я люблю тебя – и если космос не отвечает на мои вопросы, ответит любовь – любовь ведь тоже космос, только другой. Кто бы там ни держал всю эту сцену. Кто бы там ни определял правила игры. В чем Инь прав, так это в том, что нам Творцом дана свобода воли. И никто не может ее у нас отобрать. Хозяева игры все правильно рассчитали – злоба, атомизация, разобщенность, зависть, подлость, глупость – и живите с этим, как можете. Они только одного не учли. Они на этом прокололись и потому никогда не победят. Их казино не выиграет.
– Ты о чем?
– Кажется, я поняла, каково главное следствие из принципа свободы человеческой воли. Это следствие – любовь. Любовь человека к человеку и к окружающему миру. Весь мрак, морок и пелена – они спадут, потому что есть мы. Потому что мы любим! А еще я знаю второе следствие из принципа свободы воли.
– Какое?
– Бог жив. Мы его дети. Доказательств не требуется. Делай, что должен, и будь, что будет. Все вместе, друг с другом – тогда нас не согнуть. И никакой катастрофы не случится! Верь мне.
Глава 22
– Да уж, всякого разного наприключалось с тобой за тридцать-то годков! – Слава открыл тяжелую дверь кабинета, махнул рукой, пропуская Дока вперед. – Ты сам доволен?
Док, только что закончивший длинный рассказ, утвердительно кивнул.