– Тише ты, – Чет сурово встряхнул его за воротник. – Ишь, расхорохорился. Про Черную Воду рассказывай. Пил ее?
– Пил. Мы все пили. Для того сюда и пришли.
Про то, что волкодлаки явились в эти места не за бабами и не за козами, Чет знал и сам. Черная Вода манила их, как любых других темных. Проклятая влага дарила созданиям ночи силу, питала их и наполняла своим греховным волшебством.
– А где пил-то?
– Где надо.
Волк говорил с неохотой. Приходилось чуть ли не клещами вытягивать из него каждое слово, но в конце концов плоды беседы все же созрели. Под страхом отмены спасительных обещаний Вальд рассказал Чету про лесной грот, что сочится Черной Водой. Тот просиял – вот это информация, вот это находка!
– Значит, грот, говоришь? – уточнил Ныряльщик.
– Он самый, – буркнул Вальд.
– Где находится? – Чет опасно прищурился и, пресекая желание волка увильнуть от подробностей, сунул ему в нос свой сиятельный кулак. – Попробуй только соврать.
– В чаще он, у болота, рядом со старыми развалинами, – невнятно объяснил дорогу волкодлак. – Найдешь.
Все это время Змейка маялась в Ланьей Тиши. Беспокойное вышло утро. Сперва Ныряльщик вместо приключений отправил домой, как маленькую. Потом эта жилетка.
Сидя в скрипучей телеге молочника, она долго боялась применять свою силу, но страх за судьбу подруги заставил рискнуть. Укрывшись за кувшинами, Змейка закрыла глаза и провалилась в недалекое прошлое, где жилетка еще была на хозяйке. По внутренней стороне Змейкиных век, теряясь в размытом полумраке, прошла Лиска. Щеки ее пылали, а на лице блуждала глуповатая, довольная улыбка. Кажется, ей было жарко – потерявшаяся одежка висела, перекинутая через руку. Непонятно отчего, ночь ведь? Скорее всего от радости, что исполнила задуманное – Лиска тащила в охапке несколько тканевых отрезов и еще пару каких-то кульков. Добыла-таки у купцов, пока не разъехались. Довольная, разгоряченная, счастливая. Даже не заметила, как жилетка сорвалась с руки и упала на сторону.
Фу-у-ф! Змейка облегченно выдохнула, потрясла головой, собирая взглядом знакомую мозаику из рассыпавшихся кусочков мира. Когда все перестало трескаться, двоиться и встало на свои места, она осторожно взглянула на возницу. Тот ничего не заметил, пел себе что-то под нос. Иногда он прерывался и интересовался у лошади, ту ли взял ноту. Обычно лошадь не отвечала, лишь иногда пофыркивала важно и многозначительно.
Так и приехали.
Жилетку Змейка отдала Лискиной матушке. Спросила, не появлялась ли Лиска домой с ночи. Матушка сперва вспылила – сильно злилась, видать, на дочерины ночные похождения – но потом успокоилась сама и успокоила Змейку. Сказала, что наверняка дочка зашла после ночной прогулки к родственникам на хутор. Спокойно так сказала, без эмоций. Но голос все еще сквозил холодом. Ясно было, что матушка на Лиску очень сильно сердится.
Тревога о подруге отпустила, и снова вспомнился Ныряльщик. Интересно, нашел он своих волкодлаков? И на что они ему, знать бы?
Покинув Лискин дом, Змейка двинулась в сторону особняка Пинки-Роуз – поглядеть, не вернулся ли Чет.
Она долго крутилась у двери, заглядывала в окна. Потом, заскучав в ожидании, влезла на соседнее пепелище и принялась бродить по горелым развалинам. Там, среди черных обугленных балок и камней старого фундамента, шапками разрослись камнеломки и очитки. Белые и желтые цветочки пестрели повсюду. Ближе к забору трава стояла высокая, почти в человечий рост. В ней пищали птицы, и солнечные лучи терялись, утопленные в зеленой гуще.
– Эй! Ты чего там топчешься?
Змейка вскинулась на голос, непроизвольно улыбнулась счастливой улыбкой – дождалась. Спохватившись, она перестала улыбаться и сделалась недовольной. Натужно вышло, но все же. Нечего этому Ныряльщику видеть ее радость, рожденную его прибытием. И кто вообще говорил про радость? Это она так – сама себе улыбнулась.
Чет подошел к ней, встал на отекший цементом камень.
– Я думал, ты спишь уже и десятый сон видишь? А ты здесь ошиваешься.
– Я не ошиваюсь, – обиженно поджала губы Змейка. – Тебя жду.
– Что, про волков интересно?
– Интересно.
– Тогда пошли в дом, расскажу. А вообще позавтракать бы не мешало.
– Вот еще! – приняв предложение о завтраке на свой счет, Змейка тут же встала в позу. – Приглашаешь на завтрак, который мне же и готовить?
– Ну-у, – Чет задумчиво почесал голову. – Может, хоть кофе-то сваришь? А завтрак я и сам смогу.
– При одном условии, – Змейка кокетливо стрельнула глазами и озвучила свои требования. – Ты мне все-все-все расскажешь!
– Хорошо, – Чет пристально посмотрел ей в глаза, натянув на лицо плохо слепленную маску серьезности. – Только если ты проболтаешься кому об услышанном, мне придется тебя.
– Убить? – громко и весело воскликнула девушка, втягиваясь в игру.
– Ага.
– Сначала поймай!
Весело рассмеявшись, она, как горная лань, поскакала по горелым бревнам, по старым кучам оконной трухи и битого стекла.
– Эй, а кофе-то?
Змейка забавляла Чета, поднимала настроение. Смешная, наивная, дикая девчонка! И куда делась ее манящая, соблазнительная взрослость, что грезилась ему в таверне во время чарующего танца? Чудеса.
Дверь в особняк была не просто выломана – снесена с петель. И – нет! -то были не враги и не разбойники. Просто Вафля, оголодав в отсутствии Чета, выбила ее и отправилась попрошайничать на соседние дворы. Ныряльщик понял это по отпечаткам тяжелых лап и клочьям белой шерсти, повисшим на дверном косяке.
Он снова почесал голову, выдохнул – разборка с призрачной вдовушкой по поводу разгрома предстоит грандиозная.
Спустя четверть часа кухня Пинки-Роуз полнилась уютными запахами кофе и еды.
Змейка сверкала глазами, поглядывала на Чета из-за исходящей паром кружки.
– Так что волки?
– Волки Черную Воду пьют, – спокойно ответил Чет. – Даже сказали, где пьют.
– Где же? Неужто прямо из колодца лакают?
– Нет, конечно. Сказали, грот потайной в местных лесах есть.
– Ах, грот, – с интересом повторила за ним Змейка, мысленно кинулась к воображаемой карте. «Грот… грот… какой же грот». Хотелось покрасоваться перед Ныряльщиком своими познаниями и полезностью в деле.
– Там развалины какие-то и болото.
– Болото… – Змейка от усердия закусила губу. Болото вспомнилось, а вот развалины. Хотя, были там в одном месте странные камни. Никогда она не принимала их за части построек, но других похожих мест ведь нет? – Знаю, где это. Покажу.
– Лучше на пальцах разъясни, где искать. Сам схожу.
– Нет уж, не выйдет! – девичий взгляд полыхнул коварством. – Я тебя провожу. Рассказывать ничего не буду. А сам заблудишься.
– Вот привязалась, – Чет отхлебнул свой кофе, закусил подгоревшей, заваленной специями гренкой. – Ладно. Веди, раз так скучно тебе.
– Идти-то долго, – задумалась девушка, и спустя миг снова просияла. – Верхом надо. Давай на тигре твоем поедем?
– Шутишь, – Чет фыркнул, поперхнулся перечной пылью и громко стукнул себя кулаком по груди. – Тигр не увезет.
– Тогда, – Змейка триумфально вскинула голову, – я коня приведу.
– Другой разговор, – кивнул Чет.
Змейка рьяно взялась выполнять обещанное. Пулей выскочила из-за стола и унеслась – только пятки засверкали. Чет хмыкнул ей вслед, допил кофе и пошел править покореженные дверные петли, искать вылетевшие штыри. Пока он, чертыхаясь, вешал на место дверь, вернулась Вафля и, виновато мурлыкнув, сделала вид, что ничего не произошло.
А Змейка тем временем спешила к дому тетки Гани, той, что варила пиво для таверны. На дворе у нее стоял здоровенный гнедой шайр. На нем тетка Ганя возила в «Королевскую гончую» бочки с пивом. Она хвастала, что конь-де не простой, а лучших кровей. Что ее брату – Огниеву отцу-кузнецу – подарил его проезжавший мимо воин за хорошую починку доспеха.
История эта Змейку впечатляла мало, а вот конь и вправду был великолепен. Высокий – холка на пол-локтя выше Змейкиной макушки. Ноги длинные, сильные, в пушистых фризах – будто в валенках. На морде интеллигентная бородка, челка на глаза.
Сунув нос в окно пивоварни, Змейка заискивающе попросила у хозяйки.
– Теть Гань, дай лошадку покататься, я тебе сарай почищу и хмеля из леса натаскаю. Я полянку секретную знаю, там, говорят, хмель сами эльфы сажали, когда еще в этом мире были….
– Чур тебя, демонючка! – тетя Ганя, дородная, широкая, мощная, сердито оглядела гостью, медленно отерла тяжелые руки о передник. – Чего бросаешься слету, как коршун на курятник? На что тебе лошадь?
– Не мне, Ныряльщику надо свести.
– Тьфу ты, нашли кого послать, – проворчала женщина, но противиться просьбе не стала. – Бери, да к ночи приведи. Ему отдохнуть надо. Завтра в «Гончую» ехать – товар везти.
– Верну, теть Гань, верну! – послушно закивала Змейка. – И напою, и почищу!
Пивоварша хоть и грозная, но добрая. Она, как многие, обзывала Змейку «нечистью» и «демонючкой», но на деле всегда помогала. Просьбам не отказывала. Все остальные тьмы боялись, а тетка Ганя – себе на уме – несуеверная была, кажется и в Пресветлого-то не особо верила.
Конь стоял в деннике, фырчал и встряхивался. Сазу видно – боевая порода, благородная. Скучно такому бочки в телеге возить – на битвы, на подвиги душа лошадиная просится.
– Лучик, Лучик! – позвала Змейка.
Конь двинул ушами, нетерпеливо стукнул о доски копытом.
Надев уздечку, девушка вывела лошадь из денника. Встав на перевернутую бадью, принялась чистить тщательно, чтоб шерсть легла волосок к волоску. Несколько раз провела ладошкой по холке и спине – чтоб ни соринки не осталось. Старалась.
Позади кто-то закряхтел, заворочался.
– Чего это ты теткиного коня берешь? – Огний выбрался из сенной кучи, как медведь из берлоги. Широко зевнул, показав миру желтые зубы в купе с бездонной глоткой. – Хочешь коня – давай, меня целуй.