– За то, что Писание плохо учила.
– Больно было?
– Больно. Ты взгляни! – полы жилетки разошлись в стороны, невесомая ткань скользнула на пол. Пополз вверх подцепленный девичьими пальчиками подол. – Я тебе покажу… – узелок шнурка, держащий на поясе кремовые панталончики, исчез в мгновение ока, и они тряпочкой упали на пол.
Добила! Когда перед носом открылось все запретное, нежное, белое, живое, Чет понял, что сопротивляться искушению бесполезно. Да и чего сопротивляться, если нет в том особой нужды? Они ведь оба этого хотят – давно все негласно меж собой решили, в шалаше еще…
Одной рукой Чет обхватил тонкую Змейкину талию, другую – вжал, втиснул ладонью в посеченное алыми полосами бедро. Под ней предупреждающе звякнули цепочки целомудренного пояска, но Чет его будто не заметил. Обезумев от волнующих запахов, сперва ткнулся лицом в упругий девичий животик. Потом, кое-как оторвавшись от него, принялся целовать результаты падровских стараний. Когда мужские губы касались вздутых, болезненных следов от розг, Змейка вздрагивала, тонкими пальчиками впивалась в Четовы плечи, а потом вдруг зашептала, словно безумная:
– И все, что есть между женщиной и мужчиной – должно быть суть свет. А ежели греховное и нечистое меж ними проляжет…
– …Наказание виновницу строгое ждет, – закончил цитату из Писания Чет, оторвавшись от израненной кожи. Змейкины ласковые пальцы требовательно вцепились в его волосы. Многообещающий голос пустил по телу новые огневые волны.
– Так накажи меня. За соблазн, за разврат, за бесстыдство – за все накажи. Ты ведь Святой, а я грешница. Так что твое это полное право.
– И какое же наказание ты желаешь, дева?
Чет поднялся со стула, подхватил девушку под бедра и усадил на стол перед собой. Она смотрела в глаза и обнимала за шею, отчаянно, пьяно.
– Любое, лишь бы сладко было, а не горько…
Чет не дослушал всех пожеланий. Сгреб деву в охапку, заткнул ей рот поцелуем, и стройные ножки тут же окольцевали его пояс. Змейка дышала часто-часто, словно загнанная лань, тряслась мелкой дрожью от волнения. Пусть эта ночь станет в ее жизни первой и последней… по любви… Она ахнула, когда на цепочки легли Четовы ладони, зажглись печати, и жар от них пошел такой, что Змейка испугалась – уж не плавить ли целомудренный поясок Ныряльщик собрался? Страшно стало, что обожжет, поэтому она зашептала для самоуспокоения, чтобы не смалодушничать, не передумать в решающий миг:
– Сорви же его, сорви скорее. Избавь меня от этой напасти. Твоей хочу быть прямо сейчас, прямо здесь… – и проговорилась, забывшись, о самой сути своего визита, – хоть один, первый раз, да по любви! Лишь бы ненавистному старику невинной не доставаться…
Чет резко пришел в себя, отпустил девушку, отступил на шаг.
– Ты о чем это? – поинтересовался, пытаясь справиться с разбушевавшимся дыханием.
– Ни о чем, – испугалась Змейка. – Ни о чем! Ну, что же ты… остановился… Подойди, продолжи начатое…
– И не подумаю.
– Но…
Ныряльщик не дал договорить, сердито выдохнул, с шумом выпуская из легких остатки рухнувших чар. Тело еще пылало, но мозг уже включился, пресек животные порывы, потушил необузданное пламя. Нелегко это было. Где уж тут легкость отыщется, когда сидит перед тобой в бесстыдной позе полуголая девица, горячая, отчаянная, любовной жаждой измученная. Подумав пару секунд, Чет ухватил Змейку за колени и свел их, чтобы лишний раз не соблазняться и голову не терять. Хотелось поговорить немного, разрешить кое-какие вопросы, понять, что к чему.
– Рассказывай.
И Змейка не выдержала, рассказала. Закончила с возмущением:
– … не хочу я противному старику доставаться! И все равно мне, что будет! Вот так.
Чет усмехнулся, пододвинул к себе стул, тяжело уселся на него.
– Значит, ты меня использовать хотела? Так?
– Что, если и так? – Змейка приняла вопрос в штыки, сердито одернула вниз подол, спрыгнула со стола и застыла, туго переплетя на груди руки. – Ишь, какой обидчивый!
– Не обидчивый, – Чет в ответ только хмыкнул. – Это ты должна обижаться.
– На то, что ты слинял с полдороги?
– Нет. На голову свою глупую. Ты хоть понимаешь, что наделать могла?
– П-ф-ф-ф! – Змейка отфыркнулась возмущенно. – Вот только не надо мне сейчас поучительные проповеди читать, господин Ныряльщик. Поучать вдруг решили? А что же вы сами-то пять минут назад желали? Забыли уже?
– Причем тут проповеди? Я сам их не люблю. Тут в другом дело. Если матушка твоя расторопная за выгодную свадьбу свахе денег отвалила, договор, значит, между ними уже заключен.
– Какой еще? – Змейка насторожилась. Слова Ныряльщика нравились ей все меньше.
– Деловой. Видел я, как эти свахи в столице работают. У них там целая сеть. А то, что мать твоя ей девственницу обещала – самое важное. Это значит, что сваха получила тебя с потрохами и с невинностью твоей тоже. Жениху тебя такой пообещала. Улавливаешь суть?
Суть Змейка пока не уловила, но нагнетающий обстановку тон испугал.
– Нет, – произнесла неуверенным голосом.
– Хочешь – не хочешь, а ты товар теперь, монета разменная. Ты теперь богатого жениха заказ, а в будущем – состоятельного мужа собственность. Он тебя уже оплатил. И если, упаси Пресветлый, в теле твоем какой изъян при получении отыщется, будете с матерью должны по гроб жизни неустойку платить. А платить вам, как я погляжу, тут в деревне особо нечем.
– А если не платить? – Змейка не верила, не унималась, все еще хотела отыскать варианты.
– В тюрьму пойдете обе. За мошенничество и обман.
– Так если не будет денег?
– Отыщут. Дом отберут и свободу тоже – будете рабынями долг отрабатывать.
– Рабы-ы-ынями? – испуганно протянула девушка. – Я думала рабства уже нет.
– Оно появляется в тех случаях, когда надо с кого-то бабло содрать. Так что не тешь себя иллюзиями… и меня тоже.
Сказанное прозвучало резко и категорично. На Змейку будто озарение нашло. Она с благодарностью взглянула на Чета. «Не воспользовался ситуацией. А ведь мог! И какое ему дело до ее судьбы? Интересно, обиделся или пожалел? Жаль, по глазам его ничего не угадать».
– Иди домой, – фраза вышла совсем холодной, будто ледяной душ. Из голоса Ныряльщика исчез весь огонь. Чет был космически спокоен, по крайней мере, так казалось со стороны.
Змейка послушалась. Подхватив с пола жилетку и белье, поспешила к двери. Хотела сбежать, не прощаясь, но передумала, обернулась:
– Спасибо и прости, что так вышло. Я ведь правда хотела…
Соблазнительница ушла.
Чет проводил ее тоскливым взглядом, но тут же взял себя в руки и вернулся к винной бутылке. Пусто? Ну, и ладно!
Он собрался подняться наверх, когда в воздухе замаячила величественная фигура хозяйки Пинки-Роуз. Чет встретил ее вопросом:
– Попрощаться пришли?
– Сегодня ты меня прямо растрогал, – вкрадчиво произнесла вдова, неожиданно удостоив гостя доброжелательной улыбкой, даже глаза в подтверждение собственных слов промокнула кружевным платочком.
– Тем, что убираюсь из вашего дома, видимо? – додумался Чет, но не угадал.
– Растрогал своим благородным поступком.
– Каким именно?
– Не прикидывайся тупицей, тебе это не идет! – не выдержала госпожа Пинки-Роуз и снова прослезилась. – Ты не воспользовался ситуацией, которая вышла с этой бедной девочкой.
– А-а-а, ясно. Значит, вы это так расценили?
– А ты как расцениваешь свой поступок?
– Никак не расцениваю. Не случилось, значит, не судьба.
– Ладно тебе, не скромничай. Ты все верно сделал. Чистая совесть еще никому не повредила.
– Не захваливайте мою совесть, тетушка. Лишнее.
– Ладно, как хочешь, – госпожа Пинки-Роуз взмахнула платком, и тот рассыпался в пальцах, обратившись искристой пылью. – Я слышала, ты собрался уехать от нас?
– Да. Так и есть, – не стал спорить Чет.
– Странно. Мне показалось, будто ты хотел докопаться до самых глубоких тайн Ланьей Тиши?
– Вам не показалось.
– Почему тогда отступаешься?
– Не отступаюсь. Уезжаю не по своей воле, – пришлось признаться Чету. – Приказы начальства не обсуждаются.
– Вот оно что, – разочарованно вздохнула госпожа Пинки-Роуз. – Значит, стоило тебе что-то отыскать, и тебя моментально отстранили от дел?
Чет прищурился, взглянул на призрака требовательно и строго:
– У меня сложилось впечатление, что вы хотите натолкнуть меня на какую-то мысль? Я прав?
Призрак качнулся – вздрогнул, словно Ныряльщик сказал что-то пугающее, и осторожно кивнул.
– Скажите прямо, вам известны разгадки местных тайн? Быть может, знаете, что за чертовщина прячется в колодце и вообще?
Вдова заволновалась сильнее и отрицательно мотнула головой.
– Не знаете, или не хотите говорить?
– Не могу, – губы госпожи Пинки-Роуз чуть заметно двинулись, рождая слабый шепот. – Мне нельзя, – она поперхнулась, даваясь словами, закашлялась в подставленные ладони. – Вы ведь понимаете о чем я? – она сложила пальцы крестом и приложила к губам.
– Не можете говорить? – Чет задумался, пытаясь истолковать слова и жесты собеседницы. – Обещание, заклятье?
Вдова снова чуть заметно кивнула. Ничего конкретного, только слабый намек.
– Ладно, уже не важно. Завтра меня здесь не будет, и все тайны деревушки останутся в вашем распоряжении…
– Хочешь, дам один совет? – перебила госпожа Пинки-Роуз.
– Совет или подсказку? – уточнил Чет. – Давайте.
– Поговори с Теодором.
– С кем?
– С призраком инкуба.
– Шутите? Он ненавидит меня. Если полезу с расспросами, получу камнем в глаз. Было уже, спасибо.
– Поговори. Попробуй. Неужели тебя, как собаку, можно отогнать камнями? – вдова нахмурилась, сердито взмахнула перекинутой через локоть шалью. Струйки серебристого пара потянулись в воздухе за длинными кистями.
– Ладно, если так настаиваете, попробую.
– Обязательно попробуй. Теодор не плохой, и людей зачастую видит насквозь. Твое доброе сердце он наверняка уже разглядел.