Трагеди снова засомневался:
– Зетта хитрый. Мог поискать.
– Мог, но не поискал. И вообще – Зетту выслали отсюда.
– Он вернется. Он, как бульдог, если вцепился во что-то – уже не отдаст.
– Не вернется, не бойся! – успокоил собеседника падре Герман. Его тон был привычным – спокойным и неспешным, назидательным. – Я написал на него такой донос, после которого отмываться мальчишке придется долго. На то, чтобы выкрутиться, понадобиться время. Не волнуйся, Трагеди, мы успеем закончить наши дела. Я вижу, ты не доверяешь мне до конца?
– Понять не могу, с чего вы решили взять меня в долю? Странная щедрость и необъяснимое доверие к моей персоне настораживают. Почему вы вдруг решили меня облагодетельствовать?
– Это мой долг, Трагеди. Такой ответ тебя устроит?
– Сами понимаете, что не устроит.
– Тогда коротко поясню. Твой отец, падре Тобиас, был моим коллегой и хорошим другом. Это он первый узнал, что у колодца в Ланьей Тиши двойное дно. Так что половина всего, что лежит здесь, принадлежит тебе по праву…
Змейка так увлеклась подслушиванием, что забылась и громко чихнула от набившейся в нос пыли. Чих прозвучал оглушительно, как пушечный выстрел.
Голоса моментально затихли, опасно затаились во мраке. Змейка попыталась бесшумно уйти из перехода, попятилась к лестнице, но добраться до нее не успела. Падре Герман коршуном бросился за ней и схватил за запястье так, что прижгло кожу.
– А ты что тут делаешь? – поинтересовался с пугающей вкрадчивостью.
– Я вас искала, – честно пролепетала девушка.
– Ты меня нашла. А вообще, зря ты сюда без приглашения явилась. Очень зря!
Падре схватил Змейку за шкирку и встряхнул, как щенка. Быстро глянув ей через плечо, сделал Трагеди знак глазами. Змейка отследила этот жест, интуитивно уловив в нем опасность. Что-то пшикнуло – в помещении стало заметно светлее. «Печать зажег» – догадка явилась сама собой, породив между лопаток холодный ручеек.
Резким движением наставник развернул пойманную девушку спиной к себе. Змейка испуганно пискнула, встречаясь взглядом с Трагеди Эем.
Белое лицо без эмоций не дарило особых надежд на сочувствие. «Должен быть красивым, а на деле жуткий!» – непроизвольно подумала Змейка, глядя в равнодушные глаза, цвета морозного неба. Особенно нервировал черный грим на белом фоне – эта дурацкая клоунская раскраска. Змейка с детства боялась клоунов, даже на ярмарки из-за них не ходила. Мимы, арлекины, коломбины и носатые горбуны пугали. Их развеселые, красочные представления не приносили должного веселья, скорее раздражали. Особенно сильно Змейке не нравились унылые пьеро. Их мертвенные лица и длинные рукава на белых балахонах рождали ассоциации с привидениями…
И вот теперь Трагеди стоял перед ней с зажженными на ладонях боевыми печатями.
– Не сомневайся, мой мальчик, – подбадривал его падре Герман. – Сожги ее светом. Свидетели нам не нужны.
– Вам легко говорить, а мне отвечать потом, если кто прознает. В Ордене за нарушениями строго следят, а использовать Печать Света против людей…
– Не переживай. Девчонка не человек. Она наполовину темная. Демонская кровь. Так что никаких нарушений – все законно. Уничтожили в силу необходимости…
Змейка попыталась вырваться – не вышло. Свет на ладонях Трагеди разгорелся ярче, расцвел ослепительными цветами, готовый сорваться и поразить – обратить в пепел все, что отмечено тьмой. Девушка обреченно закрыла глаза и стиснула зубы, готовясь принять свою участь, но падре вдруг передумал и остановил Ныряльщика.
– Погоди-ка! У меня возникла идея!
– Какая еще? – Трагеди резко опустил руки. Печати погасли.
Змейка громко выдохнула – не убил! Вот только, что задумал падре Герман? Уж точно не отпускать ее собрался.
– Гениальная, мой мальчик. Просто великолепная идея, – серьезное лицо святого отца непривычно просияло. Он мечтательно прикрыл глаза и потер ладони друг о друга. – Мы воплотим в жизнь задумку твоего отца и обретем великую славу.
– Не знал, падре, что вы столь тщеславны.
– Я просто хочу восстановить справедливость. После ухода твоего отца, его дело не стали продолжать. Исследования забросили, забыли. Меня с другими помощниками отстранили и выслали из Уноса. А ведь твой отец хотел изменить мир.
– Да-да, – демонстративно зевнул Трагеди, – слышал об этом сто раз. Он пытался воплотить в жизнь легенду из Книги Сердец – закрыть переход между миром демонов и миром людей. Он даже нашел его здесь, в колодце Ланьей Тиши. Отец был уверен, что после закрытия перехода Сердца Тьмы не будут жить, порождать Черную Воду и питать земную нечисть. Якобы они прорастают из соседнего мира и все такое… Сумасшедший старик.
– Не горячись, мальчик, – падре сдержанно поставил собеседника на место. – Ты многого не знаешь, вот и недооцениваешь ситуацию. Опрометчиво. Твой отец, падре Тобиас, все продумал: он отыскал демона, поработил его и заставил сойтись с земной женщиной, чтобы родилось легендарное дитя, имеющее власть над межмирным переходом.
– Это дитя передо мной, я полагаю? – додумался Ныряльщик.
– Так и есть. Девчонка – ключ к завершению великого дела.
Трагеди ответил не сразу: пораздумывал, повзвешивал, потом спросил:
– Почему отцу не позволили завершить начатое?
– А ты подумай хорошенько. Если проход в демонический мир закроется – не будет больше не Сердец Тьмы, ни Черной Воды, ни Святых Ныряльщиков. А если не будет Ныряльщиков, подвергнется сомнению необходимость в существовании самого Ордена.
Трагеди понял, помассировал пальцами виски, задумчиво созерцая драгоценную кучу.
– Если поделить сокровища пополам и разделить мою половину лет на сто, полученная сумма превзойдет годовое жалование Ныряльщика в несколько раз, – красивые губы растянулись в довольной улыбке. – Такой расклад меня устраивает, и плевать тогда на судьбу Ордена.
– Вот и славно. Я не сомневался, что отыщу в твоем лице единомышленника.
– Просто предложение хорошее, – Трагедии с сомнением взглянул на оцепеневшую Змейку. – Вы уверены, что дочь простого инкуба подойдет для жертвоприношения? В Книге Сердец говорилось о ребенке самого Оккора.
– Должна подойти. Твой отец много лет изучал священные книги Церкви, делал собственные переводы и предположил, что дело не в родителях необходимого ребенка, а в том, что они должны принадлежать разным мирам – это главное.
– Понятно. Что же, проведем ритуал сегодня?
– Нет.
– К чему тянуть?
– Проводить ритуал следует в особый день – на праздник Великого Подгляда.
Змейка всхлипнула, не сдержав эмоций. До дня Великого Подгляда еще полмесяца. Значит, пока живем!
Трагеди задался близкой мыслью. Поинтересовался:
– Что мы будем делать с ней все это время? Она ведь проболтается, выдаст нас, на помощь позовет?
– Не переживай, есть хорошая техника, – падре Герман зажег печать. Она чуть светилась, тусклая, едва заметная. Провел ею по Змейкиным губам, заставив девушку вздрогнуть от неожиданности. – Вот и все. Теперь она не сможет никому рассказать о нашей тайне. Как только начнет говорить на запретную тему – губы сомкнутся, склеятся, а горло поразит болезненный спазм.
Трагеди с сомнением оглядел девушку и произнес:
– Все равно не стоит отпускать ее домой. Сбежит.
– Никто и не собирался, – успокоил священник. – Я запру ее в сарае, а родне сообщу, что для ее же блага. Скажу, что провинилась, не слушалась, зубрила святые тексты не слишком усердно. Повод оставить ее у себя найдется!
В обратный путь Чет отправился сразу после обеда и искренне удивился, обнаружив во дворе особняка Пинки-Роуз целую толпу провожающих во главе с деревенским старостой.
Падре Герман и Трагеди на проводы не явились. В принципе, Чет не слишком расстроился из-за такой невнимательности. Его гораздо сильнее омрачило отсутствие Змейки. Хотя, чего он ожидал, спровадив разгоряченную страстью девицу домой посреди ночи? Она-то, небось, ночь любви запланировала, а тут – на тебе – суровая реальность с разъяснительной беседой и пинком под зад… Девчонка была права – это ночь могла стать самой прекрасной за все пребывание Чета в Ланьей Тиши. Обиделась Змейка, надулась по-девчачьи – тут гадать нечего. И ладно. Не к чему им душу травить – друг на друга глядеть…
Как и обещал новый Эй, в Ланью Тишь явился конвой из Орденовских гвардейцев. Минута в минуту пришли, как и ожидалось. У этих ребят всегда все точно.
Чет недовольно оглядел сопровождающих: наглухо застегнутые серые куртки, широкие белые пояса: с одной стороны приторочен короткий клинок, с другой – дубинка, чтобы пересчитывать ребра тем, кто вздумает возмущаться.
Лошади у гвардейцев были под стать седокам – рослые, серые, с грубо отесанными, тяжелыми головами, похожими на угловатые лесные валуны. Скакунов оказалось на одного больше, чем всадников. Запасного предоставили Чету. «Все предусмотрели. Интересно, к чему столько внимания моей персоне?» – подумал Ныряльщик, забираясь в седло.
С гвардейцами пришла подвода. На нее погрузили Вафлю – заперли в клетку и увезли вперед. Старушка несколько раз жалобно мяукнула, но вскоре смирилась – улеглась на холодные доски, грустно уложив голову на лапы.
Выдвинулись.
У края деревни Чет обернулся назад. На сердце зрело беспокойство. Все шло не так, как он хотел. Его убрали с задания за шаг до триумфального завершения. Несправедливость порождала в душе Ныряльщика злость.
«Ничего, – решил для себя Чет, – приеду в Унос и сразу к начальству. Зубами выгрызу возможность вернуться сюда. Жаль – пропал кусок свиной туши со следами от шипов. Исчез, будто не было. И не Вафля тому виной. Кто-то другой постарался».
Глава 8. О чем молчат падре
Сердце у Лиски с самого утра было не на месте. Оно упорно намекало, что произошло нечто плохое, опасное! Только вот знать бы что?
Лиска накинула жилетку, вышла из дома. Очутившись на улице, задумалась. Сердце снова предупреждающе ёкнуло. «Схожу сперва к Белке, потом к Змейке, если у них все в порядке, вернусь» – разъяснила сама себе.