– Значит, за мной… – вдохновенно повторила Змейка и с тревогой поинтересовалась. – А как же сваха?
– Откупимся. У Ныряльщиков жалование хорошее, – улыбнулся Чет, сунув руку во внутренний карман плаща. – А если не хватит, то на вот, держи!
На девичью ладонь лег рубиновый лепесток волшебного цветка.
– Ух, ты! Оккорово сокровище! – Змейка восхищенно сжала сверкающий камень в руке и потянулась к Ныряльщику, чтобы поблагодарить – хотела прикоснуться губами к его щеке.
– Ты – мое демонское сокровище! – Чет крепко обнял инкубью дочку и прижал к себе.
Либерти Эй ушел далеко вперед. Заметив, что за ним никто не следует, вернулся назад, поинтересовался:
– Вы идете?
Целующаяся парочка не удостоила Эя ответом. Змейке и Чету было совершенно не до него.
Не желая нарушать чужую идиллию, Либерти деликатно повернулся к ним спиной и пошел к выходу. Он хотел поскорее выбраться из мрака на свет. Там его ждала невеста.
Эпилог
Свадьба – это весело! В особенности хорошо, когда своя собственная, с заботами, затратами и приготовлениями, еще впереди, а ты гуляешь на чужой – ешь от пуза, веселишься до упаду и танцуешь до изнеможения.
На Белкиной свадьбе Змейка плясала старательнее всех. Уже солнце село и выполз на небо месяц, а она все кружилась, разметая широким подолом лепестки былой сирени, что по традиции сыпали под ноги молодым. Сами молодые под шумок покинули веселую толпу пирующих и уединились подальше от шума и лишних глаз.
Веселье продолжалось дальше, уже без главных виновников торжества.
Когда все стали расходиться по домам, Чет выловил Змейку из яркого круга танцующих и привлек к себе.
– Голова не закружилась на месте вертеться?
– Нет, – звонко рассмеялась инкубья дочь, – для тебя ведь стараюсь, чтобы ты смотрел!
– Я издали не рассмотрел, – отшутился Чет, – теперь хочу поближе взглянуть.
Он схватил девушку за руку, потянул за собой в душистую, гудящую комарами и освежающую росой тьму.
Миновав увитые вьюнками палисадники, возле которых обжимались разгулявшиеся парочки, Чет проводил возлюбленную до ее дома. Не удержавшись, затянул в тень под старой яблоней и принялся целовать так, что у нее ноги стали ватными, а губы сухими, жаждущими, жадными до поцелуев и ласк.
– Сними с меня, наконец, проклятущий пояс, – взмолилась Змейка сладким, как патока, голосом. – Я прошу тебя…
Месяц весело улыбнулся с небес и спрятался за черной тучей, будто хотел подыграть влюбленным, да только ничто не укрылось от зоркого родительского взгляда. Твердое, незрелое яблоко сорвалось с вершины яблони и неприятно стукнуло Ныряльщика по голове.
– Ну, спасибо, папа, что хоть не кирпичом! – саркастически буркнул Чет, задирая голову и вглядываясь в густую зелень.
В вышине, на яблоневой ветке сидел призрак инкуба и сердито покачивал хвостом. Переплетенные на груди руки и хмурые брови красноречиво намекали на крайнюю степень его негодования.
– Ты обещал мне, что до свадьбы ни-ни! Забыл, Ныряльщик?
– Что вы, папа, разве с вами о таком забудешь?
– Смотри у меня. Я слежу.
– Следите, сколько влезет. Я себя в руках держать умею.
– Да, неужели?
Неизвестно, до чего бы дошла эта перепелка, если бы над травой легким облачком не возникла госпожа Пинки-Роуз. Выглядела она непривычно – черный вдовий наряд сменила на расшитое рюшами розовое платье.
– Что ты разворчался, Теодор? Может, уже оставишь детей в покое?
– Пинки-Роуз? Чего это ты сегодня такая добрая? И вырядилась странно?
– Между прочим, сегодня свадьба одной из твоих дочерей, – подбоченясь, заявила вдова и весело помахала над головой кружевным зонтиком. – Негоже на свадьбу в траурном наряде заявляться, ты не находишь, Теодор?
Инкуб не ответил, потянув носом, поморщился и заявил:
– Ты что, пила?
– Нет, конечно! Я же призрак, – дурашливо хихикнула госпожа Пинки Роуз, пояснив. – На пивоварню залетела, паров нанюхалась, теперь така-а-ая счастли-и-ивая! И-и-и-и!
Она снова взмахнула зонтиком и принялась кружиться вокруг своей оси, пока не превратилась в небольшой смерч. Смерч носился по саду, срывая листья с близстоящих деревьев и кустов, а потом скрылся в высоких зарослях дельфиниума.
– С ума сошла, женщина! – осудил вдову инкуб, разочарованно махнул рукой на влюбленных и исчез в ночи, напоследок посоветовав им вести себя прилично. – Я за вами слежу, – прошипели, растворяясь в воздухе, алые призрачные огоньки.
– Зачем ты ему наобещал не снимать пояска до свадьбы? – Змейка обиженно расправила подол и напустилась на Чета.
– Не забывай, он твой отец. Должен же был я попросить его благословения? А у него, видишь, условие. Уважим старика? – отшутился Ныряльщик. – Что нам стоит? До свадьбы ведь можно и потерпеть.
– Трудно терпеть, – Змейка кокетливо прищурилась, на что Чет невозмутимо заявил:
– У меня убивающие таблетки есть.
– Вот ведь, какой ты вредный! – в шутку обиделась девушка и тут же не удержалась – заулыбалась. – Но я тебя и такого – вредного – люблю.
– И я тебя люблю – такую – коварную соблазнительницу!
– Хочешь, покажу кое-что интересное?
– Покажи.
Покопавшись в вышитой поясной сумочке, Змейка достала оттуда рубиновый лепесток. Как задумывалось, он не пригодился. Откупаться от свахи не пришлось.
Когда в Ланью Тишь прибыли столичные гвардейцы, толстуха безумно перепугалась, вернула Власте с Мелисой разорванные договора и исчезла в неизвестном направлении, бросив на произвол судьбы несостоявшихся невест и женихов. Женихи расстроились, невесты обрадовались. Кто ж знал, что вершительница чужих судеб окажется нечистой на руку? Кто мог предположить, что эта напыщенная дама вовсе не столичный авторитет, а обычная мошенница средней руки, что разводит на деньги неискушенных селян и не слишком разборчивых горожан? В общем, отделались от противной свахи – и ладно!
– Смотри, – девушка сунула драгоценность Чету в нос, – он прорастает.
От лепестка действительно тянулся едва видный блестящий хвостик, с крошечными щетинками корешков – тонюсеньких, не толще волоска.
– Точно. Что делать с ним будем? – удивленно поинтересовался Чет.
– Давай посадим, вдруг вырастет?
– Давай прямо тут, в саду.
– А что? И верно, пусть тут растет.
Сказано – сделано!
В метре от яблони расковыряли утоптанную землю и воткнули туда росток. Он слабо дернулся, а потом необъяснимым образом вытянулся прямо на глазах, пошел вверх, выбрасывая в стороны изумрудные блестящие листья. И все кругом озарилось сиянием волшебства.
Свет прорезал вечернюю темноту, отразился в водах далекой реки, радужными вспышками рассыпался по деревьям и кустам. И мир откликнулся ему сотней птичьих голосов, тихой флейтой летнего ветерка и звоном дождевых капель.
– Дождь начался, пойдем, а то промокнем! – Змейка потянула возлюбленного под старый навес. Оттуда уютно пахнуло прелым сеном.
Чет взгромоздился на соломенный ворох, что был у дальней и единственной стенки, подтянул Змейку поближе и усадил себе на колени. Она тут же обняла его за шею, уткнулась носом в щеку, нежная и теплая, как котенок.
– Опять искушать меня будешь? – шутливо возмутился Чет.
– Конечно, я же инкубья дочь, как-никак, – раздался в ответ звонкий девичий смех. – Искушать я лучше всего умею.
– Это точно, но со Святыми Ныряльщиками эти ваши демонские штучки не проходят.
– Так уж и не проходят?
Змейка прижалась к Чету теснее, шумно выдохнула в ухо, шею носом пощекотала – ну, как тут удержишься от поцелуя? А поцелуй, он, как искра в сухом лесу – только вспыхнет едва уловимо, и вот уже все тонет в бушующем огне…
Поясок, конечно, мешал и раздражал, но Чет даже в порыве страсти не забыл про обещание, данное инкубу. Нацеловавшись и наобнимавшись с любимой вдоволь, он усилием воли отстранил от себя девушку и с интересом заглянул ей в глаза.
– Одного не могу понять, почему из всех трех инкубьих дочек, падре Герман именно тебя в колодец кинуть решил?
Тема общения поменялась так резко, что Змейка даже обиделась:
– Нашел момент, такие вопросы задавать!
– Это я спросил, чтобы отвлечься, – подмигнул ей Чет, – и о красоте твоей забить хоть на время. Так почему?
– Падре сказал, что из всех трех я самая испорченная, поэтому меня не жалко, – хмуро буркнула Змейка.
– Наврал он.
– Точно?
– Уверен. Никакая ты не испорченная. Ты смелая и отчаянная.
– Правда?
– Конечно, правда. Ты теперь Святая Ныряльщица высшего ранга – в колодец прыгнула и разом все Сердца Тьмы победила.
Чет рассмеялся, довольный шуткой, а Змейка встревожилась:
– Послушай, а что теперь с вами, Ныряльщиками, будет? Ведь Сердец больше нет, и нырять никуда не надо?
– Не переживай, хорошему Ныряльщику всегда будет, куда нырнуть. Мы ведь элитная светлая гвардия, на покой нас не отправят, найдется и нам работа с пользой…
Чет был не против еще поговорить о работе – такие разговоры очень хорошо отвлекают от любовного пыла, но Змейка вдруг удивленно привстала и восторженно тронула его за руку:
– Смотри, цветок!
– Ничего себе вымахал! – изумлено присвистнул Чет.
Рубиновый цветок ярко сверкал, отражая гранеными лепестками первые проблески зари. Он уже не был тем жалким ростком, который Чет со Змейкой опустили в землю в начале ночи. Он вытянулся, поднялся выше соседки-яблони, оперился листьями и распустился десятком пышных соцветий.
– Ой! – Змейка снова вскрикнула и указала в другую сторону. – Кто это? Глазищи-то какие, гляди! Жуть!
Чет посмотрел в указанном направлении. Там, под усыпанным синими ягодами кустом жимолости сидела старая знакомая – Легендалендская лиса-пророчица.
– Ты тут откуда? – строго поинтересовался у нее Ныряльщик.
– Фыр-фыр, чуфыр-чуфыр, на чудное чудо – демонский цветок поглядеть пришла.
– Быстро ты, – Чет смерил незваную гостью подозрительным взглядом.