Утром 10 октября капитан Жан Лаббе с четырьмя вооруженными солдатами доставил маршала в помещение суда. Жиль де Рэ просил, чтобы его сопровождали его помощники и телохранители Анрие Гриар и Этьен Корийо, но ему было в этом отказано.
Сабин Бэринг-Гулд в своей «Книге оборотней» пишет:
«Маршал надел все боевые знаки отличия, словно желал произвести впечатление на судей: на шее у него висели массивные золотые цепи нескольких рыцарских орденов. Вся одежда, за исключением камзола, была белой в знак покаяния. Камзол из жемчужно-серого шелка украшали золотые звезды и алый кушак, с которого свешивался кинжал в алых бархатных ножнах. Ворот, обшлага и полы камзола были отделаны мехом белого горностая, на что имели право только самые родовитые вельможи Бретани. Длинные остроносые туфли также были белого цвета»[144].
Никто, глядя на маршала, не подумал бы, что он жесток и порочен. Напротив, весь его облик говорил о том, что судить собрались человека самого что ни на есть положительного. Только лицо его было бледное и печальное, борода же, подстриженная клинышком, отличалась черным цветом, который при определенном освещении отливал синевой. Кстати сказать, именно за эту особенность Жиля де Рэ и прозвали «Синей Бородой», и под этим страшным именем он стал фигурировать в народных сказаниях, где события его жизни излагались так, словно он одну за другой убивал своих жен.
Приветствуя судей, Жиль де Рэ сказал, что просит поспешить с его делом и поскорее принять решение, ибо он преисполнен рвения полностью посвятить себя Господу. Он заявил, что внесет очень богатые пожертвования во все храмы города Нанта, а также раздаст остальное нуждающимся людям.
В ответ на это Пьер де л’Опиталь отметил, что забота о спасении души – это дело очень важное, но его сейчас гораздо больше волнует вопрос о спасении тела Жиля де Рэ.
Маршал сказал, что исповедовался у братьев-кармелитов и получил от них отпущение грехов. А епископ Жан де Малетруа заявил, что человеческий суд и суд Божий – это разные вещи, и никто сейчас не может сказать, каким будет окончательный приговор. А раз так, то Жилю де Рэ будет лучше приготовиться к защите.
Суд над Жилем де Рэ. Миниатюра XVI века
Ответом на это стал шум в зале, который удалось пресечь лишь с помощью солдат охраны. Шумели приглашенные, то есть те люди, кто мог сообщить хоть какие-нибудь сведения о преступных деяниях маршала, – а уж власти постарались придать процессу как можно большую гласность, и допуск зрителей в зал был свободным.
Картина заседания, проходившего 13 октября 1440 года, практически полностью повторила все то, что происходило до того. Из опубликованных историком Жюлем Кишера стенограмм этого процесса можно заключить, что маршал не менял выбранной линии поведения. Несмотря на это, председатель суда Жан де Малетруа признал обвинения в адрес Жиля де Рэ весьма серьезными и заявил, что суд готов принять дело к формальному рассмотрению.
Обвинение выглядело следующим образом: убийства, педофилия, обращение к демонам, занятия алхимией и т. д. Всего в обвинении было названо около 140 жертв преступной деятельности маршала из Шантосэ, Машекуля, Тиффожа, Нанта, Бургнёфа и Ванна. Соответственно, обвинители потребовали отнять у Жиля де Рэ все его имущество, и это якобы должно было гарантировать ему жизнь. Конечно же в ответ на это маршал возмутился. Он заявил, что «лучше пойдет на виселицу, чем под суд, где все обвинения лживы, а все судьи – злодеи». Для эпохи, пропитанной сословным этикетом, эта выходка обвиняемого была шокирующей. Ее и сейчас без всякого преувеличения можно было бы назвать «неуместной». Реакция последовала незамедлительно: епископ Нантский, не откладывая дела в долгий ящик, отлучил Жиля де Рэ от церкви.
Отлучение от церкви – для XV века это было очень серьезно. Это было не просто запрещением участвовать в совершении тех или иных религиозных действий. Для обвиняемого это означало, что он лишался права на причащение и отпущение грехов, то есть он становился еретиком со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Следующее заседание было назначено на субботу, на 15 октября. То есть обвиняемый получил двое суток на размышления и имел возможность оценить все масштабы своего несчастья.
15 октября 1440 года суд возобновил свою работу, но теперь судебный процесс уже проходил без зрителей.
С этого момента Жиль де Рэ согласился давать показания, точнее – согласился выслушать составленное заранее обвинение и ответить по каждому из его пунктов.
Конечно же это было связано с тем, что маршала отлучили от церкви, а посему он «униженно, со слезами на глазах просил представителей Церкви, о которых он так плохо и нескромно говорил, простить ему его оскорбления»[145].
Пьер де л’Опиталь призвал Жиля де Рэ поклясться, прежде чем отвечать, на Евангелии говорить правду и одну только правду. На это маршал возразил, что клятву должны приносить свидетели, а не обвиняемый. И тогда генеральный судья Бретани сказал, что обвиняемого в столь тяжких преступлениях можно вздернуть на дыбу и заставить говорить правду, если ему так больше по вкусу.
Жиль де Рэ побледнел, бросив на Пьера де л’Опиталя взгляд, полный ненависти, но затем он взял себя в руки и сказал, что все обвинения против него – это чей-то отвратительный вымысел.
Пьер де л’Опиталь переспросил, означает ли это, что все свидетели, которые сообщили о похищении своих детей, лгали, находясь под клятвой.
Жиль де Рэ стал отрицать свою причастность к этим похищениям. И тогда Пьер де л’Опиталь предложил допросить Анрие Гриара и Этьена Корийо, которых должны вот-вот доставить в суд. Маршал выразил протест против того, чтобы его людей привлекали в качестве свидетелей, так как, как он сказал, «судьба господина не должна зависеть от мнения его прислуги». Более того, он потребовал, чтобы его, заслуженного человека, маршала Франции и барона герцогства Бретонского, оградили от измышлений всякой черни.
Пьер де л’Опиталь вскипел и пригрозил отправить Жиля де Рэ на дыбу, иначе суд не добьется ничего путного. А тот заявил, что просит отложить рассмотрение дела, дабы он мог проконсультироваться по поводу выдвинутых против него обвинений, которые он как отрицал, так и продолжает отрицать.
Пьер де л’Опиталь отложил слушания.
16 октября наступила очередь монаха Франческо Прелати. Этот итальянец в свои 24 года был уже опытным обманщиком, выдающим себя за знатока. Хорошее образование и приятная внешность привлекали «клиентов» и внушали доверие, и ему не стоило большого труда убедить в свое время Жиля де Рэ в своей способности вызывать демона по имени Баррон.
Историк О.И. Тогоева пишет о нем так: «Этот высокообразованный алхимик и сам в не меньшей степени был склонен смешивать фольклорные и „ученые“ представления о Дьяволе <…> Он рассказал о единственной удачной попытке вызова Нечистого в замке Жиля де Рэ. Эта история в большей степени напоминает сказку, нежели пересказ какого-нибудь демонологического трактата»[146].
Но, по сути, этот «свидетель» дал весьма пространные показания как о своих отношениях с Жилем де Рэ, так и о его планах. А еще он много говорил о «своем» демоне Барроне, а также о явленных им чудесах, предсказаниях и превращениях. Понятно, что его рассказ напоминал сказку. Якобы Жиль де Рэ собственной кровью написал текст договора с демоном, в котором просил для себя три великих дара: всеведения, богатства и могущества. Поскольку демон требовал жертвы, маршал принес таковую: казнил ребенка, имя которого, однако, «свидетель» назвать не смог.
По меркам сегодняшнего дня, «показания подобных „свидетелей“ больше походили на какой-то цирк, чем на серьезные агрументы в пользу обвинения»[147]. Более того, как потом выяснится, этот самый Франческо Прелати сумел избежать смертной казни, и это не может не наводить на определенные догадки…
Кстати сказать, точно так же не пострадал и еще один «свидетель» – Жиль де Силле, который был не только одним из алхимиков маршала, но и его духовником.
17 октября давали показания Анрие Гриар и Этьен Корийо. Но сначала Пьер де л’Опиталь приказал секретарю вновь зачитать обвинительный акт, чтобы предполагаемые сообщники Жиля де Рэ услышали, в каких преступлениях обвиняется их хозяин. Анрие Гриар зарыдал, а потом заявил, что расскажет обо всем, хотя и очень боится гнева Божьего. Встревоженный Этьен Корийо попытался помешать ему, сказав, что его товарищ повредился рассудком. Но его заставили замолчать. Однако Анрие Гриар все же стал говорить, и вот вкратце суть его признания.
Окончив университет в городе Анже, он получил должность чтеца в доме Жиля де Рэ. Потом маршал проникся к нему симпатией и сделал его своим ближайшим помощником. Когда Рене де Ля Сюз, брат маршала, вступал во владение крепостью Шантосэ, один из его помощников, побывавший там, поведал Анрие, что якобы обнаружил в потайном подземелье одной из башен трупы детей. Они были обезглавлены или страшно изуродованы. Тогда Анрие подумал, что все это клеветнические домыслы. А некоторое время спустя Жиль де Рэ вызвал к себе Анрие Гриара и Этьена Корийо, а также некоего Робэна-Малыша (двое последних к тому времени якобы давно уже были посвящены во многие тайны своего господина). Прежде чем довериться Анрие Гриару, маршал взял с него клятву никогда не разглашать то, о чем он узнает. Затем, когда Анрие поклялся, Жиль де Рэ сказал, что необходимо уничтожить детские трупы. После этого Анрие Гриар, Этьен Корийо и Робэн-Малыш отправились в башню, где якобы находились трупы. Они их якобы достали, перенесли в другое место, а там сожгли.
Сабин Бэринг-Гулд в своей «Книге оборотней» пишет:
«Анрие насчитал тридцать три детские головки, но тел было больше, чем голов. Эта ночь, сказал Анрие, произвела на него неизгладимое впечатление, и с тех пор его постоянно преследовало видение детских головок, которые катятся, словно кегли, и, сталкиваясь, издают скорбный вопль. Вскоре Анрие начал поставлять детей для хозяина и присутствовал при их умерщвлении. Всех детей неизменно убивали в одном и том же помещении в Машекуле. Иногда маршал принимал ванну из детской крови. Он также охотно поручал Жилю де Силле, Пуату или Анрие мучить детей, испытывая невыразимое наслаждение при виде страданий несчастных. Но самой большой его страстью было купаться в детской крови. Слуги перерезали ребенку яремную вену и направляли струю крови на барона. Иной раз кровью оказывалась залита вся комната. Когда совершалось ужасное де