яние и несчастное дитя умирало, маршал исполнялся скорби при виде того, что совершил, и либо в слезах бросался на постель, либо падал на колени и принимался лихорадочно произносить молитвы и литании, пока слуги мыли пол и сжигали в огромном очаге останки убитых детей. Вся одежда и вещи, принадлежавшие маленьким жертвам, также сжигались <…> Анрие признался, что лично присутствовал при умерщвлении таким образом сорока детей и может описать часть из них, если нужно опознать тех, которые считаются похищенными»[148].
После подобного леденящего душу рассказа один из судей все же нашел в себе силы заметить, что невозможно сжечь человеческое тело в домашнем очаге. Но на это Анрие Гриар сказал, что очаг был громадным, и за несколько часов труп сгорал там без остатка, а они потом выбрасывали пепел через окно прямо в ров.
Помощник прокурора сказал, что этот рассказ больше похож на вымысел, и что даже величайшие из извергов не совершали ничего подобного. Однако допрашиваемый продолжал настаивать на своем, рассказывая все новые и новые ужасы. Это привело судей в состояние шока.
Председатель суда Пьер де л’Опиталь приказал дать слово Этьену Корийо.
Однако Этьен Корийо не спешил давать показания против своего господина, и тогда ряд судей, усомнившихся в словах Анрие Гриара, потребовал, чтобы того подвергли пытке. Но в ответ на это Пьер де л’Опиталь заявил, что пытка назначается тем, кто не сознается, а не для тех, кто раскаивается в своих преступлениях. И он потребовал, чтобы пытке подвергли Этьена Корийо, если он и дальше будет молчать.
Несчастный испугался и тут же выразил готовность говорить. По сути, ему ничего не оставалось, как подтвердить сказанное Анрие Гриаром. И эти так называемые «свидетельства» «полностью лишили Жиля де Рэ средств защиты. Из него, по сути, совершенно сознательно сделали идеального злодея, и теперь, по законам того времени, ему ничего не оставалось, как просить прощения у Церкви в расчете на то, что после этого он, расставшись с жизнью, отправится прямо в рай»[149]. А дальнейший ход процесса лишь помог ему в этом, ибо «тот, кто раскаивается в своих прегрешениях, всегда получает прощение Господа».
18 октября в зал приглашались только свидетели обвинения и так называемые «доносчики», то есть люди, желавшие сделать заявление добровольно. Cначала разбирали пункты обвинения, связанные с алхимическими изысканиями Жиля де Рэ и его сношениями с нечистой силой. Многие утверждали, что видели своими глазами помещения в замке Тиффож, украшенные каббалистической и сатанинской символикой. Штатные алхимики маршала рассказали о сути проводившихся по его указанию экспериментов.
19 октября были заслушаны свидетельства еще пятнадцати человек: врачей, аптекарей, ученых и торговцев. Все они были почтенными жителями Нанта, и все они единогласно обвинили Жиля де Рэ в убийствах детей, вызывании демонов, кровавых жертвоприношениях и других зверствах.
Генеральный судья Бретани спросил Жиля де Рэ, готов ли он отвечать. На это маршал спокойно ответил, что готов, но при этом он оставляет за собой право обратиться к всемилостивейшему вмешательству Его Величества короля Франции, которому он долгое время служил в качестве маршала…
Его перебили, заявив, что король Франции не имеет отношения к данному делу. Тогда Жиль де Рэ сказал, что он является еще и вассалом герцога Бретонского, а посему он обращается к Его Светлости с просьбой разрешить ему удалиться в монастырь, чтобы там замаливать свои грехи.
20 октября Жиль де Рэ снова появился перед судьями, и епископ Жан де Малетруа спросил его, может ли он сказать что-либо в оправдание своих преступлений.
На это маршал ответил, что достаточно будет и предыдущих разъяснений.
Пьер де л’Опиталь, в свою очередь, предложил отсрочить новое слушание, пока готовятся письменные показания против обвиняемого.
Жиль де Рэ сказал, что это излишне.
Тогда Жан де Малетруа спросил его, не станет ли он опровергать показания свидетелей. А после отказа он заявил, что это не кажется ему достаточным. И он потребовал применить к Жилю де Рэ пытку, что было встречено остальными судьями с одобрением.
И тут следует еще раз отметить, что в целях получения каких-либо данных обвиняемого в те времена имели право подвергнуть пытке, в том числе и после оглашения приговора. И во Франции пытка была отменена лишь в 1784 году.
Очередное заседание суда началось в два часа пополудни в пятницу, 21 октября 1440 года, и суд постановил пытать маршала, дабы побудить его прекратить гнусное запирательство. Жиль де Рэ был приведен в пыточную камеру и там стал «униженно просить» перенести пытку на следующий день, чтобы иметь возможность «признаться в выдвинутых против него обвинениях так, чтобы судьи остались довольны, и не понадобилось бы его пытать»[150].
Но его не послушали. Как и следовало ожидать, растянутый на дыбе маршал быстро прекратил «гнусное запирательство» и пообещал изменить свое поведение в суде. Доставленный после этого в суд, он преклонил колени перед епископом Нантским и попросил его снять с него отлучение от церкви. Маршал принес присягу на Библии и изъявил готовность чистосердечно признаться во всех своих преступлениях.
Впрочем, маршал все-таки выразил несогласие с прозвучавшими обвинениями в свой адрес, но лишь один раз: когда речь пошла о заключении договора с дьяволом и о принесении ему жертв. Но, по большому счету, он уже не в силах был повлиять на дальнейшее развитие событий. Его еще раз доставили в пыточную камеру и вновь растянули на дыбе. После этого Жиль де Рэ окончательно пал духом и стал умолять прекратить пытку, заявив, что готов сознаться, что «наслаждался пороком». Он подробно описал излюбленные способы убийства детей и собственные ощущения при этом, признал факт коллекционирования «прекраснейших головок»[151]. Он сам определил число замученных им детей в восемьсот (примерно по одному в неделю на протяжении последних пятнадцати лет), но суд посчитал достаточной цифру в сто пятьдесят погибших детей.
В судебных отчетах потом было отмечено, что Жиль де Рэ прекратил запираться и сознался во всем «добровольно и свободно». Про «добровольно» и «свободно» сейчас даже и говорить не хочется, а вот относительно «сознался» следует отметить, что он не сознался, а лишь под пытками согласился со всеми статьями обвинения, которые были ему зачитаны. Это немного не одно и то же…
Историк О.И. Тогоева по этому поводу делает следующее замечание:
«Обратим внимание на одно важное обстоятельство. В обвинениях, выдвинутых против Жиля де Рэ, только одна часть могла быть действительно доказана с помощью свидетельских показаний и вещественных улик. Алхимия, колдовство, чтение запрещенных книг, вызовы демонов, общение с еретиками и колдунами, попытки заключить договор с дьяволом – все эти атрибуты любого ведовского процесса никем и ничем не могли быть подтверждены. Но для церковного суда и суда инквизиции доказательства в этом случае не требовались: подозреваемый изначально считался виновным. Именно поэтому так мало изменялись статьи обвинения на протяжении всего процесса. Другое дело – похищение, изнасилование и убийство детей. Эти преступления всегда находились в ведении светского суда, а потому и расследовались соответствующим образом. Впрочем, недостатка в свидетелях не было»[152].
23 октября трибунал приговорил Анрие Гриара и Этьена Корийо к смертной казни.
24 октября Жиль де Рэ не сделал ни малейшей попытки защищаться, но попробовал купить снисходительность епископа взяткой, пообещав передать все свои земли и имущество Церкви и умоляя разрешить ему удалиться в монастырь кармелитов в Нанте. Просьбу безоговорочно отвергли.
В тот же день было оглашено специальное обращение к жителям герцогства Бретонского, в котором кратко излагалась суть полученных в ходе процесса признаний Жиля де Рэ. Всем честным католикам предлагалось «молиться за него».
25 октября 1440 года Жиль де Рэ именем Господа и в связи со своим признанием был назван еретиком, вероотступником, вызывателем демонов и т. д.
Чтобы было понятно: 25 октября это сделал церковный (епископско-инквизиторский) суд, а для определения наказания за все это он передал дело в светский суд. Тем временем светский суд под председательством Пьера де л’Опиталя предъявил маршалу обвинение в убийствах (чего не могли делать церковные суды) и вскоре осудил его по этому обвинению.
Понятно, что решение суда могло быть только одним и никаким другим. Однако по вопросу о способе казни мнения разошлись. Члены светского суда придерживались на этот счет разных точек зрения. И тогда Пьер де л’Опиталь поставил вопрос на голосование и сам подсчитал голоса, после чего снова занял председательское кресло и торжественно провозгласил, что суд приговаривает Жиля де Монморанси-Лаваля, барона де Рэ к смертной казни через повешение с последующим сожжением. Он также сказал, что данный приговор обжалованию не подлежит и должен быть приведен в исполнение завтра утром, между одиннадцатью и двенадцатью часами.
Французский историк Жак Хеерс пишет:
«Достоверным и совершенно неоспоримым фактом является то, что Жиль де Рэ <…> был осужден епископским судом в Нанте в 1440 году за ересь, призывы демонов, занятия черной магией и содомию. Вместе с этим герцогский суд обвинил его в вероломстве по отношению к своему сюзерену, а также в похищении и зверских убийствах детей»[153].
Возникает вопрос, что это за вероломство по отношению к своему сюзерену?
Историк О.И. Тогоева отвечает на этот вопрос так:
«Непосредственным поводом для возбуждения дела против Жиля де Рэ стало вовсе не колдовство и не систематические похищения детей. 15 мая 1440 года Жиль совершил вооруженное нападение на замок Сен-Этьен-де-Мер-Морт – владение, до недавних пор принадлежавшее ему самому, но проданное им Жоффруа Ле Феррону, казначею герцога Бретонского. Сам Жиль объяснял впоследствии это нападение тем, что не получил причитавшихся ему от продажи денег. Жан V