[154] решил наказать своего барона, наложив на него штраф в 50 тысяч золотых экю, который тот, видимо, и не думал платить, укрывшись в замке Тиффож, находившемся в королевской юрисдикции»[155].
Как видим, дело это было не столько политическое, как в случае с Жанной д’Арк, а банально имущественно-финансовое.
Историк Жак Хеерс так и пишет:
«Жиль де Рэ стал жертвой несправедливого процесса, инициированного его противниками, которые его подавили ради того, чтобы овладеть его имуществом»[156].
День 25 октября стал последним днем процесса. Все высшие церковные чины собрались под председательством Жана де Малетруа в присутствии всех судей и остальных членов трибунала. В зале яблоку негде было упасть, охрана, как и прежде находящаяся под началом капитана Жана Лаббе, была усилена.
25 октября было объявлено о постановлении епископа Нантского «об исторжении Жиля де Рэ из лона Церкви Христовой» за его тяжкие прегрешения против Церкви и Веры. В этот же день Пьер де л’Опиталь, генеральный судья Бретани, подписал приговор обвиняемому.
Маршал Франции был приговорен к сожжению живым на костре. Вместе с ним должны были погибнуть и непосредственные участники его преступных оргий – Анрие Гриар и Этьен Корийо.
Но потом Жилю де Рэ вновь было предложено примирение с церковью. Это позволяло избежать гибели на костре, поскольку покаявшегося еретика нельзя было сжигать живым. Примирившихся с церковью душили «гароттой» (петлей с палкой), что было все-таки быстрее и гуманнее смерти в огне.
Естественно, несчастный на это согласился. Он упал на колени и, прижав сложенные вместе руки к груди, со слезами отчаяния на глазах стал умолять вернуть его в лоно церкви. Епископ и инквизитор удовлетворили его просьбу.
С точки зрения современного человека, все это выглядит каким-то бредом, но тогда все это имело смысл, и все тонкости средневекового законодательства соблюдались точно так же, как и в ходе процесса над Жанной д’Арк. А кончилось все тем, что осужденного препроводили в тюремную камеру. Капитан Лаббе со своими солдатами сопровождал его, получив приказ защищать Жиля де Рэ от толпы. Но люди повели себя удивительно: все были охвачены совершенно необъяснимым благоговением к преступнику, идущему на смерть. Слов проклятий не было слышно, и даже стража невольно старалась идти с осужденным в ногу.
К сожалению, маршалу от этого не было легче: он ни на кого не смотрел, ничего вокруг не замечал.
В ночь на 26 октября 1440 года шли напряженные переговоры между родными Жиля де Рэ и его судьями: обсуждался вопрос о судьбе тела маршала. В конце концов стороны сошлись на том, что сожжение тела будет формальным, а тело маршала будет передано родственникам для захоронения.
Рано утром 26 октября Жиль де Рэ исповедовался и отправился на казнь.
Разные авторы описывают казнь Жиля де Рэ по-разному, но наиболее красочно сделать это удалось французскому историку Жоржу Бордонову в книге «Реквием по Жилю де Рэ»:
«В девять часов утра раздался перезвон всех колоколов: от главного колокола собора, исполняющего похоронный звон, до прерывисто перезванивающихся между собой колоколов квартальных церквей, монашеских и частных часовен. На небе не было ни единого облака, оно казалось подобным голубому шелковому лоскуту с солнечным карбункулом в середине. В окнах мелькали лица горожан. Люди появлялись у своих дверей и около витрин лавчонок. Дети были одеты в праздничные многоцветные одежды, они держались за руки своих родителей, морщившихся от прохладного утреннего воздуха. Весь город до самых окраин превратился в огромный муравейник. Прохожие окликали друг друга, сновали вдоль улиц, собирались в плотные группы. Всадники спешивались. Хозяйки второпях закалывали волосы, поддерживая свои высокие прически, закрепляя на них бархатные чепчики. Собаки весело лаяли. Любопытные чайки пролетали низко над крышами и снова возвращались посмотреть на необычное оживление. Погода была настолько праздничная, что хотелось смеяться и петь, если бы гулкий звон колоколов не напоминал о важности происходящего <…>
Наконец главные ворота собора тяжело открываются. У паперти образуется процессия, вот она начинает движение. Показался епископ, одежда которого переливается золотом. У него в руках ковчег, где помещен кусочек настоящего святого дерева. Поравнявшись с ним, люди опускаются на колени и крестятся. Он идет впереди всего клира, впереди распятий, укутанных крепом; за ним следует Бретонский двор, в центре его монсеньор герцог, герцогиня и высшие офицеры: Жоффруа Ле Феррон, его казначей, Пьер де л’Опиталь, верховный судья, Артюр де Ришмон, коннетабль Франции. За ними – магистрат в алых, отороченных горностаем одеждах. Затем – сеньоры герцогства и представители братств со своими знаменами, родственники и близкие жертв Жиля, а позади них – семья приговоренного: брат Рене де Ля Сюз с семьей, Катрин де Туар[157], одетая в белое в знак траура, – среди пяти других дам, – а также слуги <…>
Толпа разрастается с каждым перекрестком: торговцы запирают лавки, вешают замки на двери и бегут вслед за бесконечной процессией… Священники запевают псалмы, им вторят тысячи голосов, возносящих слова надежд или сожалений. Дети боятся выпустить юбки матерей. Старики стучат палками о мостовую и ловят веяния своей молодости. Над головами раскачиваются небольшие кресты и оливковые венки паломничества»[158].
Далее в камеру к приговоренному маршалу зашел капитан Жан Лаббе и пригласил его «на выход».
Огромная процессия пошла по городу от тюрьмы до места казни. Как ни странно, в те времена люди обычно не испытывали ненависти к сжигаемому. Казалось бы, Жиль де Рэ был страшным злодеем, но во время процессии все распевали молитвы о спасении его души.
Увидев большую кучу дров и хвороста, Жиль де Рэ обратился к Анрие Гриару и Этьену Корийо. Те дрожали от страха, и он призвал их держаться и не забывать о милости Божьей, ибо нет такого греха, какого он не мог бы простить в доброте своей, если искренне раскаяться.
Взойдя на приготовленные дрова, Жиль де Рэ крикнул, обращаясь ко всем собравшимся, что он христианин и что он просит всех молиться за него и просить для него Божьего прощения.
Палач вопрошающе посмотрел на герцога Бретонского: что, начинаем? Но епископ Жан де Малетруа остановил его, дав Жилю де Рэ время для последней молитвы.
Французский историк Огюст Валле де Вирвилль описывает казнь так:
«Были сооружены три эшафота <…> Жиль в присутствии огромной толпы зрителей был привязан за шею к столбу, при этом ноги его были поставлены на приставную лестницу, которая возвышалась над костром. Он сказал, что хочет умереть первым, на глазах у своих товарищей <…> Палач выбил из-под него лестницу, и Жиль умер от удушения. Потом зажгли костер лишь для проформы»[159].
А вот описание писателя и издателя И.И. Ясинского: «Народ рыдал от жалости; в барине-демономане он видел только несчастного, оплакивавшего свои преступления. С утра народ ходил по городу процессией, на улицах звучали псалмы, и многие давали обещание поститься три дня, чтобы успокоить душу Жиля де Рэ»[160].
Казнь Жиля де Рэ и его помощников. Рисунок. Нач. XX века
Считается, что родственники маршала не захотели «оскорблять гробом с его останками фамильные склепы», а посему тело Жиля де Рэ и было погребено в церкви, расположенной на самой окраине Нанта. Историк Огюст Валле де Вирвилль точно называет эту церковь – Нотр-Дам де Карм. И это удивительно, ибо прах сожженных еретиков и преступников обычно сразу пускали на ветер. Захоронение же останков Жиля де Рэ в церкви говорит о многом…
Франческо Прелати был приговорен к пожизненному заключению, но сумел бежать из тюрьмы. Однако потом он начал делать фальшивые документы, его схватили, и в 1445 году он был повешен.
И.И. Ясинский пишет: «Так кончилась страшная история страшного маршала. Прозвище „Синяя Борода“, данное ему, прежде принадлежало бретонскому королю Комору, замок которого, построенный в VI веке, до сих пор существует <…> Легенда эта ближе всего подходит к истории Синей Бороды, обработанной остроумным сказочником Перро. Но каким образом прозвище „Синяя Борода“ перешло от Комора к Жилю де Рэ, неизвестно. Быть может, до Жиля де Рэ король Комор был самым популярным из легендарных преступников, но Жиль де Рэ превзошел его и заставил потонуть в блеске своей кровавой славы»[161].
Жанна д’Арк была реабилитирована в 1456 году. А потом ее даже канонизировали. В 1992 году попытались реабилитировать и Жиля де Рэ.
И.И. Ясинский констатирует: «Достойно внимания, что как Жанна д’Арк, величайшая из светлых личностей средневекового периода истории, так и Жиль де Рэ <…> оба погибли на костре. Что человечество не прощает выдающихся злодеяний, это понятно; но оно не прощает также и выдающихся добродетелей!»[162]
Дело в том, что, как и в случае с Жанной д’Арк, историки практически сразу же начали указывать на разного рода изъяны, имевшие место в процессе над Жилем де Рэ.
Прежде всего, под сомнение были поставлены сами факты совершения маршалом вменявшихся ему преступлений. Намекалось на возможность его оговора специально подготовленными «свидетелями», отмечалось, что признания, полученные под пыткой, немногого стоят. Понятное дело, пытка позволяет легко манипулировать волей человека, а все эти разговоры о том, что «пытка обвиняемого не была избыточной», что она была «очень и очень умеренной», все это – детский лепет. Пытка есть пытка, и один факт ее применения существенно снижает значимость самообличающих показаний обвиняемого. Кроме того, удивительным выглядит следующий факт: такие персонажи, как тот же колдун Прелати, пытке вообще не подвергались.