Бесы в Экс-ан-Провансе
ХVII столетие в самом своем начале встречает нас интересным феноменом — одержимостью бесами. Отмечен этот феномен был церковью, разумеется, раньше, борьба с ним велась постоянно, но именно в XVII веке он заставил обратить на себя особое внимание.
Даже в XXI веке возможность одержимости бесами/демонами католической церковью не отрицается. Стоит ли удивляться тому, что в XVII веке в этом мало кто сомневался.
По сей день различают и степени одержимости, и ее признаки и проводят обряды экзорцизма. Считается, что одержимость следует предполагать при совокупности в поведении человека следующих признаков:
• внезапная, нехарактерная для него ранее агрессивность;
• вспышки ярости, сопровождающиеся ругательствами, богохульством, проклятиями в адрес Бога, церкви, святых и всего, относящегося к религии;
• эпилептические припадки и/или судороги;
• галлюцинации, видения часто пророческого характера, кошмарные сны;
• беспокойное поведение при виде религиозной атрибутики, в присутствии священнослужителей, при прочтении молитв и при совершении религиозных обрядов;
• непереносимость воды, общие признаки гидрофобии;
• внезапно обнаруживающиеся сверхспособности: влияние на окружающее пространство телепатически, телекинетически и пр.;
• появившаяся способность разговаривать на языках, которых человек прежде не знал (ксеноглосия);
• вещание от лица демонических существ;
• навязчивые мысли об убийстве и самоубийстве.
Одна из самых знаменитых историй, связанных с одержимостью, произошла в городе Экс-ан-Прованс, в женском монастыре Ордена святой Урсулы. Главными ее действующими лицами были Луи Годфриди, монах-бенедиктинец из аббатства Сент-Виктор-де-Марсель, и две монахини — Мадлен де ля Палю и Луиз Капо, заявившие, что по вине упомянутого Годфриди попали под влияние дьявольских сил.
Луи-Жан-Батист Годфриди родился в семье пастуха в деревне Бовезе недалеко от Кольмара (Верхний Прованс, Франция) в 1572 году, обучился чтению и письму, а также латыни, литургическим ритуалам и церковным таинствам. Особенно привлек его внимание старинный трактат о каббале, возбудив его интерес к тайным знаниям. В восемнадцать лет Годфриди, уже обучившийся не только чтению и письму, но и латыни, а также благодаря дяде-кюре литургическим ритуалам и церковным таинствам, отправился в Арль с целью изучить теологию и принять сан священника.
В аббатстве Сент-Виктор-де-Марсель, где он устроился, царили не самые строгие нравы, и Годфриди погрузился в мирские соблазны. Современники вспоминают его как человека азартного, увлекающегося, острого на язык, любящего хорошую еду и не упускающего возможности промочить губы вином. Все это уживалось в широкой натуре молодого священника с красноречием и пылкой верой.
Последнее его качество привлекло семейство де ля Палю, и вскоре Годфриди получил предложение заняться религиозным воспитанием их младшей дочери Мадлен. Он подошел к этой задаче весьма ревностно и проводил со своей воспитанницей много времени, но добился совсем не того, к чему стремился. Юная Мадлен прониклась к нему отнюдь не платоническими чувствами. Признаться, это польстило Годфриди, и некоторое время он находился на грани падения, но все-таки сумел взять себя в руки и убедил родителей Мадлен отправить дочь в монастырь урсулинок. По другой версии, священник все-таки не устоял или даже сам соблазнил девушку, а потом решил отделаться от нее, дабы не рушить себе карьеру и жизнь. Как бы то ни было, Мадлен оказалась в монастыре, где, как предполагалось, Годфриди будет ее навещать, а мать-настоятельница Катрин де Гоме станет новой наставницей и будет поддерживать ее духовными разговорами.
В один из таких разговоров Мадлен честно рассказала о своих чувствах к Годфриди, и настоятельница, до которой уже дошли кое-какие слухи, потребовала, чтобы он больше не появлялся в монастыре. Для Годфриди это был первый звоночек, однако до обвинений в сношениях с дьяволом было еще далеко.
В монастыре Мадлен часто впадала в состояние глубокой депрессии, которая каждый раз сменялась сильным возбуждением. Состояние ее постепенно ухудшалось, и урсулинки поговаривали между собой о том, что Мадлен одержима демонами. Тем временем девушка стала демонстрировать явные признаки безумия: у нее начались видения и странные припадки — иногда посреди богослужений и молитв. Мать-настоятельница пыталась найти этому причины вместе с духовником девушки, и, наконец, Мадлен сообщила им, что некто, она не знает — кто, лишил ее девственности и наслал на нее целый легион демонов.
Если истории о лишении девственности мать-настоятельница и духовник поверили — де Гоме, похоже, предполагала это, — то к заявлению о демонах они отнеслись с изрядной долей скепсиса. Поняв, что ей не верят, Мадлен впала в неистовство. У нее начался сильнейший припадок, тело выгнулось и перекрутилось несколько раз до хруста суставов, ею овладела неимоверная ярость, в приступе которой она уничтожила распятие.
После этого в одержимости Мадлен не возникло сомнений, и было принято решение провести обряд экзорцизма, чтобы изгнать демонов из ее тела. Обряд, точнее обряды — они продолжались целый год, — проводил отец Бомийон…
Никаких результатов старания отца Бомийона не принесли, если не считать того, что в ярости девушка стала кричать, что лишилась девственности из-за какого-то неизвестного ей священника, который околдовал ее. Из подробностей было сообщено то, что Мадлен тогда исполнилось семнадцать лет и что священник был сатанистом.
Надо представить себе, какая напряженная и гнетущая атмосфера царила в обители урсулинок. Казалось, хуже быть не может, но хуже стало: вскоре еще три монахини начали выказывать признаки одержимости дьяволом, а к концу года одержимых было уже восемь. Особенно ярко признаки одержимости выражались у монахини по имени Луиз Капо — тело несчастной скручивало во время страшных припадков даже сильнее, чем у Мадлен. В связи с этим было высказано предположение, что Луиз пострадала от демонов больше остальных, потому что была рождена в семье еретиков…
Ситуация в монастыре постепенно выходила из-под контроля, и тогда за дело урсулинок взялся инквизитор Себастьян Михаэлис, которому помогали другой инквизитор, рангом пониже, брат Домптий и фламандский экзорцист Билле. Они провели совместно еще один обряд изгнания демонов и обнаружили их в Мадлен целую толпу, причем некоторые из них называли свои имена — Вельзевул, Астарот и т. д. «Во время заклинания, — показывал позже Михаэлис, — Вельзевул продолжал терзать Мадлен, то с силою бросая ее на живот, то опрокидывая на спину; до трех или четырех раз он принимался душить ее за горло. За обедом демоны продолжали истязать ее постоянно, пригибая ей голову к земле, а за ужином они ее пытали в течение целого часа, выворачивая ей руки и ноги с такой силой, что у нее кости трещали и все внутренности переворачивались; окончив истязания, они погрузили ее в такой глубокий сон, что она казалась мертвой».
Затем выяснилось, что множеств различных демонов засело и в Луиз Капо.
19 декабря 1610 года один из демонов, обнаруженных в теле Луиз, после неясных мычаний указал на Мадлен и возопил: «Луиз одержима, и она страдает из-за тебя! Луиз — твой залог!» Этот демон, идентифицированный как Веррин, оказался весьма разговорчив. Устами одержимой монахини он обвинил во всем… Годфриди, сказав, что тот занимается колдовством. Это заявление удивило всех присутствующих, потому что Годфриди ни в чем подобном на тот момент не подозревали. Мать-настоятельница была уверена, что пресекла его общение с Мадлен намного раньше, чем ее воспитанница была захвачена демонами. Да и сама Мадлен его имени не называла.
Но теперь инквизитор Домптий, насчитавший в Луиз аж 666 демонов, решил вызвать Годфриди, чтобы тот дал соответствующие разъяснения.
При виде священника Луиз Капо впала в истерику, назвала его колдуном и не только подтвердила, что это он лишил Мадлен невинности, но и рассказала, как это произошло. Будто бы они спустились в погреб дома отца Мадлен, и там Годфриди призвал демонов, которых назвал своими хорошими друзьями. Демоны отметили его безымянный палец своей сатанинской силой, и этим пальцем он обесчестил Мадлен, сделав ее королевой шабаша. Один из демонов прошептал Годфриди на ухо заклинание, которое помогло ему закрепить одержимость Мадлен.
К несчастью для себя, Годфриди отреагировал на эти обвинения слишком легкомысленно, неосторожно бросив в воздух: «Если б я был колдуном, я бы непременно отдал свою душу тысячам чертей!» Он не учел, что у инквизиции плохо с чувством юмора.
Неуместная шутка немедленно привела горе-священника в тюрьму инквизиции. Теперь уже Годфриди всерьез считали причиной одержимости Мадлен и, как следствие, одержимости Луиз.
Пока инквизиция работала с Годфриди, демоны, завладевшие телом Луиз Капо, продолжили откровенничать. Среди прочего они рассказали, что Годфриди до отвала наедается мясом маленьких детей, которых откапывает из могил.
Все это пополнило список обвинений, но выглядело столь абсурдно, что инквизиторам мало кто поверил. Нашлись люди, которые стали открыто оспаривать линию обвинения. Инквизиция приняла решение обыскать дом кюре на предмет запрещенных колдовских книг или других предметов, способных подтвердить показания монахинь. Поиск ничего не дал. Опрашиваемые свидетели характеризовали Годфриди с самой лучшей стороны.
На дворе, напомним, был XVII век, и в отношении инквизиции уже не бытовало прежних страхов. В дело вмешались городские власти, и особо свирепствовавшего на допросах инквизитора Домптия даже заключили в тюрьму…
Чаши весов, как видим, колебались, и перед Годфриди мелькнул лучик надежды. Но всего через несколько Домптий уже был на свободе и с еще большим жаром настаивал на виновности Годфриди перед комиссией, в которую входили два архиепископа — Авиньона и Экса, теолог Этьен Дульчи и генеральный викарий Поль Юро де л’Опиталь. Комиссия выслушала его весьма благосклонно.
Инквизитор Михаэлис тоже времени зря не терял. Его стараниями Мадлен на два дня поместили в подвале собора Сент-Совер рядом со святыми мощами. Инквизитор ставил важный эксперимент, желая увидеть, как демоны будут реагировать на присутствие мощей.
24 февраля для осмотра Мадлен был приглашен доктор медицины Антуан Мериндоль, который должен был сделать заключение о ее состоянии здоровья. Он дотошно осмотрел истощенную монахиню и заключил, что она… одержима демонами. Неплохой медицинский диагноз, не правда ли?
5 марта инквизиция решила провести очную ставку между Мадлен и Годфриди, хотя такой практики прежде не было. Девушка заявила следующее: «Есть четыре вещи, которые вы не можете отрицать. Сначала вы обесчестили меня в подвале дома моего отца. Затем увлекли на шабаш. Затем пометили меня своими колдовскими отметинами. И, наконец, послали демонов, чтобы овладеть мной, чтобы я принесла этих дьяволов в монастырь урсулинок». Что касается дьявольских отметин, то их в своем отчете зафиксировали освидетельствовавшие Мадлен профессора университета Экса. Считалось, что именно через эти места демоны проникают в тела своих жертв.
Годфриди пытался отрицать сказанное. Он запротестовал: «клянусь Богом Отцом, Богом Сыном, Девой Марией, Святым Иоанном…», но Мадлен перебила его: «Я знаю эту клятву: клянусь Богом Отцом, то есть Люцифером, клянусь Сыном, Вельзевулом и Святым Духом Левиафаном, Девой-Матерью Антихриста и Святым Иоанном, предшественником Антихриста. Это клятва вашей колдовской синагоги».
Вечером того же дня Годфриди также освидетельствовали на предмет колдовских отметин и зафиксировали их целых три. Это дало повод пытать его. Ходят легенды, что, когда инквизиторы допрашивали Годфриди, над местными лесами носилась музыка ада и выли демоны. Тем не менее смелые инквизиторы продолжили добиваться от кюре признания в том, что он обесчестил Мадлен на шабаше, и в конце концов Годфриди сдался.
Он признался, что заключил пакт с дьяволом и подписал его собственной кровью. Годфриди сообщил, что дьявол посещал его часто, что он обыкновенно поджидал его у дверей церкви и заразил до тысячи женщин ядовитым дыханием, которое дьявол сообщил ему. «Признаюсь и в том, — добавил он, — что когда я желал отправиться на шабаш, я становился у открытого окна, чрез которое являлся ко мне Люцифер, и вмиг переносился на сборище, где я оставался два, три, а иногда и четыре часа». 11 марта, обессиленный и окончательно сломленный, он подтвердил данные накануне показания.
Теперь Годфриди уже ничто не могло спасти. Состоялся суд, который признал его виновным и передал светским властям для сожжения на костре, что и случилось 30 апреля 1611 года.
Как это ни удивительно, после его смерти урсулинки начали постепенно исцеляться от своей одержимости. Правда, демон Веррин еще долго отказывался покидать Луиз, но и эта проблема в конце концов была решена.
Мадлен и Луиз после выздоровления были изгнаны из монастыря урсулинок и остались под наблюдением инквизиции. Мадлен поместили под домашний арест в резиденции Шатовьё недалеко от Кастеллана, и там она жила в аскезе, достойной святых.
Примечательно, однако, то, что через десять лет после казни Годфриди уже ее саму обвинили в колдовстве. Она энергично защищалась, но в 1652 году на ее теле обнаружили новые колдовские знаки и приговорили ее к долгому тюремному заключению. Лишь в преклонном возрасте она была освобождена и умерла в Шатовьё в 1670 году.
Ходят легенды, что пепел священника-колдуна, развеянный по ветру, заразил одержимостью еще многих девушек Прованса. У них отмечались судороги, а по ночам из окон домов, где они жили, слышалась ругань, будто там полно демонов…
Славный город Луден
Еще более громкое дело имело место чуть позже, в середине 1630-х годов, в Лудене. Историки связывают его с охотой на католического священника Урбана Грандье, начатой кардиналом Ришелье в 1630-х годах.
Чем же провинился Грандье перед властным кардиналом?
Оставаясь формально в лоне католической церкви, он публиковал скандальные памфлеты, в которых слишком уж явно выказывал свои прогугенотские симпатии. А кроме того решительно выступал против разрушения крепостных стен Лудена, противореча воле Людовика XIII и Ришелье. Стены же решено было снести на всякий случай, так как среди городского населения было полно гугенотов, и Ришелье резонно предполагал, что, если дело дойдет до военных действий против гугенотов, город может стать для них надежным убежищем.
При этом Грандье слыл человеком просвещенным и проницательным, обладал писательским и ораторским талантами, был привлекателен внешне. Прибыв в Луден из Бордо, он довольно быстро заручился симпатией местных женщин и, как водится, антипатией местных мужчин. Как утверждается, он соблазнил дочь королевского прокурора. На его проповеди собиралась такая толпа, что можно было задохнуться. Он обожал ораторствовать на улицах, собирая вокруг себя народ, и не отказывал себе в удовольствии насмехаться над монахами.
Все это раздражало Ришелье, которому о деятельности Грандье доносили шпионы. Грандье, конечно, должен был это предполагать, но оставался беспечен и ни в чем не менял своего дерзкого поведения — словом, активно рыл себе могилу и в конце концов вырыл ее.
Так же, как и Годфриди, Грандье был обвинен в заключении пакта с дьяволом, и выяснилось это во время приступов одержимости, постигших — как и в случае с Годфриди — сестер-урсулинок.
В ночь с 20 на 21 сентября 1632 года мать-настоятельница монастыря урсулинок Жанна де Анж и сестра Марта де Сент-Моник услышали чей-то голос и увидели некую тень, которая напомнила им умершего несколько месяцев назад исповедника Муссо. А 23 сентября во время трапезы по залу прокатился и исчез таинственный черный шар, и в тот же день на мессе три монахини, в том числе и сама настоятельница, зашлись страшными криками и начали биться в судорогах, выкрикивая ругательства и богохульства.
Через несколько дней в такое же безумие впали уже четырнадцать монахинь. Днем с ними происходили приступы одержимости, а ночами они видели призрак своего бывшего исповедника. Они теряли сон, отказывались есть, затем некоторые из них, все более поддаваясь безумию, стали полуобнаженными, невзирая ни на темноту, ни на плохую погоду, выбираться на крышу монастыря или забираться на деревья. О новом нашествии демонов говорили повсюду — даже в Париже, при дворе. 11 октября несколько монахинь заявили, что признали в призраке Урбана Грандье.
Вслед за этим к «несчастным одержимым» явился отец Миньон — монах-капуцин, близкий к отцу Иосифу, тайному советнику кардинала Ришелье. В помощь ему был придан кюре прихода Сент-Жак-де-Шинон Пьер Барре. Не мешкая, они принялись искать дьявольские отметины на телах «одержимых» сестер, и отметины, разумеется, были найдены. Их проверили на нечувствительность, что, согласно указаниям, данным еще в 1580 году, свидетельствовало о касании когтя демона. Если игла, которой кололи в этом месте, не приносила страданий, это служило самым верным доказательством одержимости.
Опыты Миньона и Барре принесли успех: им удалось отыскать монахиню с отметинами дьявола и даже выяснить, что она одержима демоном Астаротом. Именно этот демон и назвал священникам имя Урбана Грандье.
Тут же на Грандье посыпались обвинения в распутстве и колдовстве. Особенно усердствовала преподобная Жанна де Анж, которая до этого Грандье сама ни разу не видела. Другие монахини говорили, что Грандье околдовал их, дав понюхать магические розы.
После этого, по сути, взяв на себя функции инквизиторов, хотя формально таковыми они не являлись, Миньон и Барре начали расследование и организовали многочисленные обыски, пытаясь отыскать договор с дьяволом, подписанный рукой Урбана Грандье. И договор был найден!
В дело включился также королевский советник барон Жан-Мартен де Лобардмон, у которого, на беду Грандье, была интрижка с мадемуазель де Дампьер, жившей в то время в монастыре (совсем не обязательно на положении монахини — обстоятельства бывали разные) и тоже впавшей в одержимость. Лобардмон, которому в прошлом уже доводилось на практике наблюдать, как выстраиваются дела по колдовским случаям, быстро составил дело против несчастного священника. Он же возглавил коллегию из двенадцати судей, решения которой, по идее, не подлежали обжалованию даже в королевском суде.
Грандье апеллировал к самому Людовику XIII, однако Ришелье убедил короля, что прелюбодею и колдуну Грандье верить нельзя, и Людовик решил в эту историю не вмешиваться.
6 декабря 1633 года Грандье был арестован по личному приказу Ришелье и до середины лета содержался в жутких условиях. Допрашивал его лично отец Миньон, уже успевший ощутить себя инквизитором. Доподлинно не известно, сознался ли Грандье под пытками или же улики против него были полностью сфабрикованы. Главным, на что опирался суд, заседавший в июле 1634 года, был «договор с дьяволом», найденный при непосредственном участии Миньона. На суде Грандье все отрицал, но его все равно признали виновным в колдовстве, дьяволопоклонничестве и участии в шабашах, на которых он приносил человеческие жертвы.
Наказание за это могло быть только одно — казнь через сожжение. 18 августа 1634 года приговор привели в исполнение на Рыночной площади Лудена. У Грандье была возможность избегнуть столь мучительной смерти, примирившись с церковью (в этом случае его сначала задушили бы, а затем сожгли труп), но, когда Грандье попытался заговорить, монахини не дали ему воспользоваться ею, подняв гвалт и начав плескать водой ему в лицо, а руководители экзекуции, исполнявшие заказ Ришелье, предпочли не давать ему даже такого шанса.
Интересный нюанс заключается в том, что со смертью «колдуна» на этот раз одержимость монахинь не исчезла. Демоны продолжали мучить их аж до 1637 года, и все это время с демонами храбро бились иезуиты-экзорцисты. Одного из них звали Жан-Жозеф Сурин, и, похоже, он подходил к обрядам изгнания бесов из урсулинок с искренним усердием. По наставлению Ришелье или по собственной воле — он подробно описывал в своих мемуарах натиск демонов, с которым ему пришлось столкнуться во время проведения обрядов экзорцизма.
К концу 1637 года Жанна де Анж стараниями отца Сурина уже перестала богохульствовать и плеваться. В 1638 году ее даже возили на аудиенцию к Людовику XIII и Анне Австрийской, на которой также присутствовали Ришелье и Жан-Мартен де Лобардмон, впоследствии прославившийся убийством множества гугенотов. Ходили слухи, будто Жанна де Анж после пережитого кошмара даже творила чудеса…
Современные исследователи до сих пор задаются вопросами об обстоятельствах этого дела. Могла ли впавшая в одержимость Жанна де Анж питать какие-то чувства к Грандье, слыша о нем лишь от других? А другие монахини? Что им было до этого дела? А если дело было полностью сфабриковано, отчего одержимость длилась так долго после смерти Грандье?..
Однозначных ответов, как водится, нет, и каждый волен судить по своему разумению.
Стоит, впрочем, отметить то обстоятельство, что религиозная община, в которой официально признавали наличие случаев одержимости, получала на восстановление репутации финансовую помощь…
В этом, может быть, и следует искать разгадку этого дела. Монастырь урсулинок в Лудене был очень беден и располагался в здании прежней гугенотской школы. А после дела Урбана Грандье он расцвел и стал знаменит. Как, впрочем, и город Луден. И даже сегодня множество туристов посещают его именно благодаря той давней истории.
Одержимость приходит в Нормандию
Случаи одержимости были зафиксированы и на севере страны, в Нормандии. Особенно примечательна история, случившаяся в городе Лувье. Здесь с 1643 по 1647 год местный монастырь урсулинок также терзали демоны.
Главной героиней в Лувье выступает монахиня по имени Мадлен Бавен. Она поступила в монастырь в возрасте двадцати лет и, похоже, довольно быстро приобрела не самую лучшую репутацию, поскольку прониклась далекими от целомудрия чувствами к местному исповеднику Пьеру Давиду. Чувства эти были взаимны, но Давид внезапно умер, и историю замяли. Однако следующий исповедник монастыря, явившийся на смену умершему Пьеру Давиду — Матурен ле Пикар, также проникся симпатией к Мадлен Бавен.
Вообще-то неизвестно, какая атмосфера на самом деле царила в монастыре. В городе ходили слухи, будто и Пьер Давид, и Матурен ле Пикар практиковали всякого рода сборища, напоминавшие по своей природе шабаши… или оргии, если по-простому. Говорили также, что в этих оргиях принимал участие отец Тома Булле, викарий из Лувье. И якобы он продолжил устраивать их после смерти Матурена ле Пикара в сентябре 1642 года.
Всему этому вполне можно поверить. Католическая церковь в это время была поражена распутством. Известны случаи, когда духовник — единственный мужчина, посещавший женский монастырь, — заводил здесь множество любовниц, и монахини соперничали между собой за его внимание.
Как бы то ни было, в 1643 году Мадлен Бавен и еще восемнадцать монахинь начали выказывать знакомые нам по предыдущим историям признаки одержимости. Они обвиняли в сговоре с сатаной уже почившего исповедника Матурена ле Пикара и еще покамест живого викария Тома Булле.
Функцию инквизитора и экзорциста взял на себя епископ Эврё Франсуа де Перикар, причем он и его подручные получили инквизиторские полномочия. Мадлен Бавен рассказала де Перикару, что ле Пикар и Булле брали ее с собой на шабаш, где она стала женой демона Дагона и совершала с ним половые акты прямо на алтаре. Она рассказывала, что во время сатанинских месс они душили и поедали младенцев, а двоих мужчин, которых заманили на шабаш, мучили, а затем выпотрошили.
После этого Тома Булле был арестован, допрошен со всем пристрастием и, как следовало ожидать, во всем сознался.
Дагон не побрезговал и остальными монахинями — все они после общения с ним выказывали классические признаки одержимости: кривлялись, говорили на неизвестных им языках и проч. Во время обряда экзорцизма, которые проводились в Лувье при большом стечении народа, согласно записи, сделанной очевидцем, одна монахиня «бежала, производя такие сильные резкие движения, что ее трудно было остановить. Один из ее духовников, присутствовавших при изгнании, поймал ее за руку и с удивлением заметил, что это не помешало ее телу выворачиваться еще и еще, будто рука была прикреплена к плечу одной только веревкой…»
Следствие свежеиспеченные инквизиторы вели неспешно и, судя по всему, наслаждаясь доставшейся им ролью, растянув допросы Булле до 1647 года. В конце концов по их представлению городские власти Руана вынесли викарию приговор — казнь через сожжение. Вместе с живым Булле предали огню извлеченные из могилы останки Матурена ле Пикара. А Мадлен Бавен отправили в поземную темницу, где она и умерла в скором времени.