Демономания, принявшая характер эпидемии в XVII веке. к середине следующего столетия сошла на нет. В людских умах появилось слишком много скепсиса в отношении похожих один на другой, картинно обставленных публичных обрядов изгнания демонов, вслед за которыми обычно следовало обвинение в колдовстве какого-либо неугодного человека, чаще всего священника.
Заказной характер всех этих процессов, ведущих к истреблению «провинившихся» в протестантизме представителей французского духовенства, стал особенно ясен после так называемого эдикта Фонтенбло (1685), которым король Людовик XIV отменил принятый в 1598 году Нантский эдикт, гарантировавший гугенотам свободу вероисповедания. Эдикт Фонтенбло был подписан после двух десятков лет гонений на гугенотов. Тем самым Людовик XIV дал понять, что Нантский эдикт, который его предшественник Генрих IV составил с намерением присоединить гугенотов к католической церкви, более неактуален, так как желаемое уже свершилось — «лучшая и самая многочисленная часть подданных перешла в католичество» (У. С. Дэвис).
После этого протестанты тысячами хлынули прочь из страны, отток населения был таким сильным, что торговля во Франции пришла в полнейший упадок. Среди бежавших было множество хороших — даже лучших — ремесленников, и они, покидая Францию, с готовностью предоставляли свои услуги Англии, Дании, Голландии…
Тем не менее французское духовенство ликовало, осыпая Людовика XIV похвалами и благодарностями. Франция очищалась от протестантской ереси, и вместе с тем окончательно отмирала надобность в инквизиции, которая и в ушедшем XVII веке проявляла себя довольно редко и лишь тогда, когда это нужно было правительству.
Упадок Святой Официум ощущал и в других странах, но во Франции его закат начался раньше — в конце XV столетия.
В начале XVIII века в странах Европы еще вспыхивали единичные инквизиционные преследования, объектами которых становились чаще всего умалишенные или фанатики, объявлявшие себя возрожденным Иисусом Христом перед «близящимся концом света». Но костры, на которых их сжигали, горели по большей части в Португалии. Во Франции же все чаще раздавались голоса, призывавшие упразднить инквизицию в принципе. Причем борьба велась уже не против инквизиции как таковой, ибо Франция в XVIII веке была знакома лишь с ее призраком, а против всего старого строя жизни, частью и символом которого был Святой Официум.
Прокатившаяся по Португалии волна реформ деятеля «просвещенного абсолютизма» Себастьяна Жозе де Помбала встретила во Франции народный отклик. «Помбал проявил себя как талантливый и смелый реформатор. Он ограничил власть церковников, поставил деятельность инквизиции под контроль правительства, всемерно способствовал развитию промышленности, осуществил реформу просвещения, помогал развитию наук» (И. Р. Григулевич). Помбал использовал методы, которыми обыкновенно пользовалась инквизиция, против нее самой. И хотя он не упразднил ее полностью, своими реформами и своей политикой он почти свел ее деятельность в Португалии к нулю.
К моменту, когда Помбал в 1777 году был отправлен в отставку, Франция уже стремительно шла к своей великой Революции.
Создатель французской тайной полиции Эжен Франсуа Видок, описывая события конца XVIII — начала XIX века, говорит о том, что хотя попасть в тюрьму во Франции времен Революции было проще, чем добыть себе пропитание, никого уже не наказывали за преступления религиозного характера.
В июле 1791 года, спустя два года после начала Великой французской революции, был принят закон, согласно которому всех «одержимых бесами» следовало отправлять на лечение.
Так официально была поставлена точка в истории инквизиции во Франции.
Заключение
В 1965 году инквизиция, которая на деле перестала существовать задолго до этого, исчезла уже официально — Святой Официум был переименован в Священную конгрегацию доктрины веры (с 1983 года Конгрегация доктрины веры), которая и поныне занимается внутрицерковными расследованиями. В апостольской конституции Иоанна Павла II от 28 июня 1988 года говорится: «Обязанность, надлежащая для Конгрегации доктрины веры, состоит в том, чтобы продвигать и охранять доктрину веры и морали повсюду в католическом мире: по этой причине все, что любым способом касается таких вопросов веры, находится в пределах ее компетентности». То есть карательной функции у Конгрегации нет. Впрочем, и возможности у церкви уже не те…
Историки, рассматривающие деятельность инквизиции, любят приводить пугающие цифры — сколько людей она обвинила в ереси и обрекла на смерть. Но инквизиция была детищем своего времени, и в отрыве от этого времени ее рассматривать нельзя.
В 1790 году во Франции карались смертной казнью 89 видов преступлений, которые не имели никакого отношения к религии. Среди них были: создание тайных обществ и союзов; незаконная вербовка на военную службу; заговор и недонесение на заговорщиков; дезертирство; литье артиллерийских орудий или их хранение; изготовление поддельных монет, обрезание краев монеты и покупка обрезанных краев монет; растрата государственных денег; оскорбление и поношение судей, судебных чиновников или судебных приставов во время исполнения ими своих служебных обязанностей; предоставление крова преступникам, приговоренным к смертной казни; предумышленное убийство; разбой; ограбление церквей; членовредительство галерных рабов; изготовление ядовитых составов и торговля ими; участие в дуэли; поджог; отцеубийство; кровосмешение по прямой линии; изнасилование; аборт; половые извращения; подделка государственных печатей; подделка королевских указов; лжесвидетельство, несущее угрозу жизни обвиняемого; контрабанда табака, крашеных тканей и соли группой в составе более пяти человек; издание, печать и продажа книг без надлежащего на то разрешения; передача капитаном своего судна врагу; подстрекательство к бунту на корабле; кража канатов, якорных цепей или корабельных инструментов, если в результате этого гибнет корабль или человек и т. д.
При этом существовало всего 10 преступлений против религии, за которые могли приговорить к смертной казни, но, как мы знаем, в конце XVIII века уже никого не приговаривали. Менялось время, менялись люди, устаревали и менялись законы.
Так была ли инквизиция воплощением ужаса в Средневековье и в более позднее время? Надо ответить честно: если стать на точку зрения ее современников, то нет, не была. А если и была, то, по крайней мере, страх перед ней был не более чем перед светскими законами.
Тем не менее инквизиция осуждается современным человеком едва ли не в исключительном порядке, и вместе с тем ее критика медленно, но верно перерастает в нападки на католическую веру как таковую, обесценивая все то, что она делала для людей и возводя в абсолютную степень один только ужас инквизиционных допросов. Методы инквизиции действительно были страшны, но, увы, они мало чем отличались от тех, которые применялись в светских тюрьмах.
Еще раз повторим: на все необходимо смотреть через призму времени.
Католическая вера в Средние века была единственной силой, которая так или иначе объединяла жителей Европы. Люди совершенно искренне стремились жить по христианским заветам, искали духовной чистоты — порой куда больше, чем чистоты телесной. Приходя в церковь, они оказывались в мире великолепия и наделяли это место огромной значимостью (порой забывая, что создали его сами), и это помогало им жить и надеяться.
Многие хрупкие оплоты средневековой добродетели строились на страхе Божьем. Приходские священники в любую погоду и в любое время отправлялись исповедовать умирающего или больного человека в самые дальние уголки своего прихода, невзирая на собственное состояние, потому что таков был их священный долг. Церковь утешала, врачевала и защищала людей в их повседневной жизни, сплачивая их вокруг себя, и нельзя не признавать важность ее заслуг в этой области. «О бедняках — нуждающихся, больных, сиротах, калеках, прокаженных, слепых, слабоумных — заботилась церковь, а не правительство, раздавая им подаяния и уверяя, что скромная, скудная жизнь — гарантия благодати на небесах» (Б. Такман «Загадка XIV века»).
Было бы это в суровое Средневековье возможным, если бы разброд в религиозных убеждениях общества порождал не только мысли, отличные от католических канонов, но и приводил бы рано или поздно к атеистическим или агностическим убеждениям?
Отвечая на этот вопрос отрицательно, мы тем не менее не будем тешить себя иллюзиями, что правящая верхушка католической церкви уничтожала ересь лишь потому, что заботилась о сохранении христианских добродетелей. Нет, ересь — как минимум поначалу, на том этапе, на котором ее обычно пресекали, — была опасна лишь тем, что подрывала авторитет церкви.
Именно ради защиты и сохранения этого авторитета была создана инквизиция. По этому принципу всегда и везде, в любом государстве и в любую эпоху создается и действует репрессивный аппарат.
Приложения
Пример словесного допроса, рекомендованный Бернаром Ги
Когда приводят еретика на суд, то он принимает самонадеянный вид, как будто он уверен в том, что невинен. Я его спрашиваю, зачем привели его ко мне. С вежливой улыбкой он отвечает, что он ожидает от меня объяснения этого.
Я: «Вас обвиняют в том, что вы еретик, что вы веруете и учите несогласно с верованием и учением святой Церкви».
Обвиняемый (поднимая глаза к небу[44] с выражением энергичного протеста): «Сударь, вы знаете, что я невиновен и что я никогда не исповедовал другой веры, кроме истинной христианской».
Я: «Вы называете вашу веру христианской потому, что считаете нашу ложной и еретической, но я спрашиваю вас, не принимали ли вы когда-либо других верований, кроме тех, которые считает истинными римская Церковь?»
Обвиняемый: «Я верую в то, во что верует римская Церковь и чему вы публично поучаете нас».