И в обмен на отпущение грехов Папа хочет полного и быстрого удовлетворения своих требований. В противном случае он отберет у графа землю, которую тот держит непосредственно от римской Церкви (графство Мельгей). А если и этого будет недостаточно, он прикажет всем соседним князьям подняться на Раймунда, врага Христа, гонителя духовенства, и позволит каждому из них оставить себе то, что тот сможет отнять у графства Тулузского.
Казалось, слышатся раскаты чудовищной грозы, которая вот-вот разразится; но Иннокентий резонно полагал, что для человека с характером Раймунда VI довольно будет и угроз — и не ошибся. Под этим градом упреков и проклятий граф смирился, дал новые обещания и в обмен на них получил отпущение грехов. Вот только люди из его окружения не забыли бурных сцен и оскорбительных писем; они уступили, затаив в сердце ярость и дожидаясь удобного момента для мести, который не замедлил представиться.
Как бы то ни было, Папа больше не мог рассчитывать на Раймунда VI как на проводника своей политики. Надо было искать таковых в других местах. Но среди государей Юга было всего два, не выражавших враждебности к Риму и его планам: сеньор Монпелье Гильем VIII и король Арагона Педро II.
По семейной традиции первый был убежденным католиком, решительным врагом катаризма, преданным вассалом Святого Престола. Как только Иннокентий стал Папой, он принял сеньорию Гильема VIII под свое покровительство и одарил его привилегиями. В свое время этот сеньор по своей инициативе требовал, чтобы на Юг прислали легата, наделенного специальными полномочиями для преследования еретиков. Назначая легатов, Папа всякий раз не забывал уведомить этого верного слугу, прося его о поддержке. Чувства Гильема VIII были столь общеизвестны, что автор одного из редких трактатов, написанных южанами в защиту старой религии, магистр Алан[31], презентовал ему свою книгу с торжественной дарственной надписью. «Я избрал вас, — объявляет он, — потому что из всех государей вашего времени именно вы облачены в доспехи веры. Вы — сын и защитник Церкви».
Сеньор Монпелье действительно играл роль заплечных дел мастера для римской власти. Когда в 1201 г. епископ Агдский Раймунд запросил Папу, что делать с восемью еретиками, сидящими у него в темницах, Иннокентий предложил ему передать их Гильему VIII, чтобы тот наказал их сообразно тяжести их проступков. Увы, могущество этого барона было невелико, а в 1202 г. он умер — как раз в тот момент, когда папству стали так нужны его услуги и его поддержка.
Педро II, Арагонец[32], был бы воистину лучшим помощником Папы, если бы захотел возглавить католическое движение и посвятить себя этому благому делу. В течение нескольких лет в Риме могли рассчитывать, что он возьмет на себя эту роль. В Европе не было королевства, более тесно связанного со Святым Престолом, чем Арагон. Педро II, коронованный в Риме в 1204 г., принес Иннокентию III тесный оммаж и на этом публичном торжестве признал, что его государство — всего лишь вассальное княжество и данник Престола святого Петра. Это был человек Папы во всех смыслах этого слова[33]! Разве он не был буквально создан для борьбы с еретиками в Лангедоке? Эта миссия прекрасно подходила и для достижения его собственных целей в Пиренейской Франции. К тому же этот римский и католический государь дал еще много доказательств своей приверженности к вере. В 1197 г. в очень суровом эдикте он выделил вальденсам и катарам день на то, чтобы покинуть его королевство. Указывалось, что по истечении этого срока всякий еретик, обнаруженный в пределах его государства, будет предан огню, а его имущество конфисковано: две трети достанутся королю, треть — доносчику. В 1205 г. король Арагона даже как будто начал военную акцию против альбигойцев: он отбил у них замок Лескюр близ Альби, чтобы сделать его фьефом римской Церкви. Так что Иннокентий III мог полагать, что обрел в его лице желанное орудие.
Его иллюзия продержалась недолго. Король Арагона сам рассчитывал использовать Папу. С его помощью он надеялся завладеть сеньорией Монпелье, на наследнице которой Марии, единственной дочери Гильема VIII, женился. Вместо того чтобы дальше преследовать катаров, он ввязался в войну с католическим бюргерством — горожанами Монпелье, которые, отличаясь весьма независимым нравом, были мало склонны принять его власть. Папа и его легаты приложили немало труда, чтобы помирить его с могущественной коммуной. Став наконец сеньором Монпелье, он попытался отделаться от очень уродливой жены, которую взял только ради ее наследства; но Иннокентий, к которому он обратился за разводом, отказал — разрешение было бы слишком скандальным. После этого в отношениях между Папой и его вассалом возникло заметное охлаждение. Впрочем, Педро II и не собирался в угоду Церкви вступать в борьбу с Раймундом VI, мужем его сестры Элеоноры; существовали и другие брачные планы, которые могли еще укрепить связь обоих домов. В Риме поняли, что король Арагона никогда не пойдет войной на Тулузу. Когда Папа воззвал к феодалам Северной Франции, чтобы бросить их на Лангедок, — это значило, что он отказался от надежды использовать рвение Педро II. А тот откажется примкнуть к предприятию, организованному с целью отобрать Юг у южан и отдать его чужаку, и все закончится неожиданно: этот истребитель еретиков, этот вассал римской Церкви, принесший ей оммаж, будет сражаться против правоверных войск и умрет среди отлученных, на службе у ереси.
Мог ли Иннокентий III, лишенный всякой поддержки со стороны феодалов Лангедока, рассчитывать на население его городов? Почти все они были очагами катаризма. Петр де Кастельно свою миссию 1203 г. начал со смелого шага. Он вступил в Тулузу, собрал жителей и потребовал от них клятвы, что они сохранили католическую веру. «Эта клятва, — добавил он, — не нанесет никакого урона вашим свободам. Именем Папы мы подтверждаем ваши обычаи и ваши привилегии; но те, кто откажется ее принести, будут преданы анафеме». Глава христианства подтверждает муниципальные вольности! Если удача сама плывет в руки, грех ее не использовать: тулузцы согласились и поклялись. Но когда легат сверх того захотел их заставить изгнать еретиков, горожане уперлись. Пришлось припугнуть их гневом князей и королей, нависшим над их головами, перспективой разорения их города и уничтожения богатств. «Они уступили, — пишет монах из Сернея, — силе и из страха. Но едва посланцы Папы уехали, они вновь стали собираться по ночам, чтобы слушать проповедь сектантов. Ах, как трудно отказаться от своих повадок!»
Так же думали и прелаты Лангедока. Они совершенно не хотели менять своих привычек и уступать власть агентам Иннокентия III. Даже под давлением изобличений, обвинений, угроз они подчинялись плохо или не подчинялись вообще. Пришлось поставить этих епископов перед выбором: показать благой пример или же уступить место людям, убежденным в необходимости реформы, а главное — в скорой и суровой акции против еретиков. Бездействие или открытое сопротивление Церкви Юга побудило легатов приостановить действие общего права, заменив его своими решениями, — мера революционная, которая могла лишь усугубить кризис. Прежде чем поражать еретиков, пришлось вести борьбу со строптивым духовенством.
Столь важную должность, как должность епископа Тулузы, можно было доверить лишь испытанному католику. В 1205 г. с нее сместили, обвинив в симонии, епископа Раймунда де Рабастана — феодала, проводившего время в войнах с вассалами и закладывавшего поля и замки своего домена ради получения денег. Смещенный воспротивился и еще на несколько месяцев сумел сохранить свой посох, но легаты настояли на своем, и в 1206 г. был избран аббат Тороне. Это было очень известное лицо — Фолькет (или Фульк) Марсельский, в прошлом еретик и трубадур, ныне же ярый ортодокс. Его и выбрали, надо полагать, за пламенные речи. Но усиление катаризма нанесло епископству большой ущерб: Фульк обнаружил, что все его владения заложены, а епархиальная казна почти пуста. Восстановить епископское могущество и доходы, вернуть власть над городом, постараться мало-помалу возвратить бюргеров к старой вере — такой была задача, для решения которой новый епископ должен был приложить умение и энергию. Но он метил выше. Когда начнется крестовый поход против альбигойцев, он станет одним из вождей этого предприятия и, вместе с Арнольдом-Амальриком, душой той партии, для которой Симон де Монфор будет светской дланью.
Епископ Безье Гильом де Рокессель уже оказался на подозрении у легатов за то, что пожалел графа Тулузского. Когда ему предложили потребовать от консулов Безье отречения от ереси и изгнания еретиков, он опять не послушался. Он даже призвал консулов следовать его примеру. Легаты поспешили в город, собрали духовенство и снова приказали епископу отлучить консулов, если те не отрекутся от секты. Епископ обещал сделать это, но не сделал; он был временно отстранен от своей должности и получил приказ ехать в Рим, чтобы оправдаться. Как закончился этот процесс — неизвестно, но факт тот, что через некоторое время, в 1205 г., епископ Безье был убит — как сообщает текст того времени, «из-за измены земляков». В том же году Кастельно поднялся вверх по долине Роны и начал реформировать Церковь в Виваре, сместив для начала епископа Вивье.
Очищение оставалось неполным и было пустым делом, пока полную власть сохранял верховный религиозный глава Лангедока — архиепископ Нарбоннский Беренгарий II. В 1204 г. он уже поссорился с легатами, не позволив им присвоить свою юрисдикцию. Агенты Иннокентия III временно отстранили его от должности и направили в Рим свирепое обвинительное заключение против него. Начался процесс, и Папа поручил легатам провести в Нарбонне расследование. Если обвинение подтвердится, а нарбоннские каноники откажутся выбирать другого архиепископа, он-де назначит ему преемника своей властью. Но Беренгарий стал защищаться и в свою очередь обвинил своих противников, изобличив в пристрастности Кастельно и особенно Арнольда-Амальрика. Они превысили свои полномочия и обманули Папу лживыми обвинениями. «Я абсолютно не признаю вас в качестве судей, — заявил он, — поскольку подозреваю во враждебном отношении ко мне. Я еще раз обращусь к Папе. Ваш суд незаконен. Требуя от клириков под присягой обещания преследовать других клириков, вы нарушили каноны. Подобные махинации — полная противоположность тем справедливым подходам, какие в этой стране практиковали другие легаты, ваши предшественники».