[61]) крестоносцы не лишили наследства. «Это была его единственная побудительная причина, других не было; меньше всего на свете он хотел бы идти на помощь неверным или врагам религии, ибо это был католик ревностный и безупречный перед Богом». Хронист забывает о политических целях короля Арагонского в Лангедоке и в Провансе[62]. По родственным, дружеским и культурным связям Педро был естественным защитником национальной независимости Юга. Мог ли он без конца терпеть, чтобы чужеземец (а в средние века «чужеземец» значило «враг») лишал его надежд и прав?
Итак, Педро II направился в Тулузу, отданную Раймундом VI под его защиту. Он сам назначил ей наместника, несомненно полагая, что подчинение великого города власти католического короля заставит крестоносцев считаться с его ставленником. Потом, поскольку в первую очередь следовало снестись с Папой и суметь использовать его в борьбе с легатами, он направил в Рим большое посольство с точными инструкциями. В курии между его делегатами и агентами Симона де Монфора завязалась ожесточенная борьба. Но Арагонец выбрал удачный момент. Иннокентий III был в долгу перед победителем Альморавидов[63], к тому же и убеждения, и политический расчет побуждали его теперь оказать покровительство реакции.
В конце лета 1212 г. Арнольд-Амальрик и епископ Юзесский получили из Рима письмо, рекомендующее приостановить всякую борьбу с альбигойцами. В тот самый момент, когда враги Раймунда VI уже думали, что достигли цели и ухватили добычу, их вынуждали отступать.
«Граф Тулузский, — писал Папа, — погрешил против Бога и Церкви. Он ослушался наших легатов. Он был отлучен и лишен прав, дабы строгость наказания побудила его одуматься. Тем самым он уже утратил большую часть своей земли. Однако он пока не был уличен ни в ереси, ни в соучастии в убийстве Петра де Кастельно: против него существуют лишь тяжкие подозрения. Вот почему мы ранее повелели: если его обвинят по закону, пусть ему будет позволено оправдаться в форме, предписанной нашими инструкциями, и право вынести окончательный приговор мы оставляли за собой. Однако наши уполномоченные до сих пор не допустили этого оправдания. Таким образом, мы не видим, на каком основании мы бы могли передать его фьеф другому лицу. Если выяснится, что судопроизводство по этому делу не соответствовало тому, что предписывали наши повеления, то всякий приговор, вынесенный ему в такой ситуации, следует, без малейшего сомнения, считать недействительным».
Иначе говоря, процедуры, устроенные легатами в Сен-Жиле, в Нарбонне, в Монпелье, не имели законной силы. Впрочем, Иннокентий приводит и другое соображение: «Нам бы очень не хотелось создавать впечатление, будто мы хитростью отторгли у графа Раймунда замки, переданные под нашу руку как гарантия его обещаний. Апостол велит нам избегать зла и даже видимости зла».
Папа осуждал не только легатов: в его аргументации промелькнуло слово, опасное для сторонников Монфора. Не удовлетворившись заявлением, что графа нельзя лишать фьефа, пока не вынесен законный приговор, Иннокентий добавил, что это касается и его наследников[64]. Иными словами, лишение прав имело персональный характер: можно покарать графа, но зачем всю династию лишать её достояния? Ничто не мешало оставить замки и феодальный титул, которыми владел Раймунд VI, для юного Раймунда VII. Итак, Папа уведомил Арнольда-Амальрика и его советника, «что пока нет оснований для удовлетворения их просьбы о передаче домена графа Тулузского другому лицу». Симон де Монфор мог подождать.
Папское письмо заканчивалось четкими распоряжениями. С оправданием графа надо окончательно разобраться: провести эту процедуру в формах, предписанных папской инструкцией, надлежит епископу Рье и магистру Федизию. Если получится так, что граф по своей вине не оправдается, им следует публично заявить ему, что Святой Престол в интересах мира и религии примет соответствующие меры. Но Иннокентий выражал пожелание, чтобы отныне легаты писали ему всю правду и ничего, кроме правды. В письме, адресованном лично епископу Рье и Федизию, он добавил — чтобы они не думали, что одурачили его, — такой неприятный постскриптум: «Действуйте так, чтобы далее при исполнении моих приказов не выказывать вялость и медлительность, каковые, как сообщили нам, были вам доселе присущи».
Тем временем послы короля Арагона, прибыв в Рим, нашли курию столь благосклонной, что им не составило труда выполнить свое поручение. Не допустить, чтобы Симон де Монфор стал сувереном и владельцем тулузского фьефа, предотвратить полное разорение баронов Юга, остановить наплыв захватчиков с Севера — такой была тройная основа соглашения, заключенного между Иннокентием III и Педро II.
15 января 1213 г. Папа передал военному вождю крестоносцев первое повеление, ставшее для того предвестием неприятностей. Монфору напоминали о законах и о необходимости точно соблюдать вассальный долг: «Когда по нашим настояниям прославленный король Арагонский уступил тебе в фьеф виконтство Безье и Каркассон, ты сам с готовностью вызвался исполнять все обязанности, которые обычно имеют виконты перед своими сеньорами. Мы в самом деле намеревались обязать королевского вассала, кем бы он ни был, соблюдать феодальный договор. Следовательно, ты не должен уклоняться от обязанностей, которые налагает на тебя эта сеньориальная зависимость. Приняв во владение фьеф, ты изначально согласился выполнять обязательства, которые предполагает владение таковым. Сим апостольским посланием мы настаиваем, чтобы ты служил королю Арагонскому так же, как это делали твои предшественники. Конечно, мы тебя очень любим во Христе, но мы не должны и не желаем покровительствовать тебе в ущерб королю, твоему сюзерену».
В тот же день Иннокентий III отправил другому руководителю священной войны, архиепископу Нарбоннскому, приказ, который должен был чрезвычайно удивить и возмутить всю партию сторонников войны до победного конца. Крестовый поход против альбигойцев объявлялся законченным! Легату следовало прекратить его проповедь и перейти к исполнению других обязанностей! «В Лангедоке вертоград Господень губили лисы; теперь их изловили. По милости Бога и благодаря военным действиям защита дела веры в этой стране завершена весьма успешно[65]. Сегодня следует предотвратить более грозную опасность, и именно на это верующие народы отныне должны направить всё свое усердие. Мы узнали, что испанские сарацины вновь готовятся к войне, чтобы отомстить за весьма тяжелое поражение, которое только что нанесли им христиане и сам Христос. С другой стороны, Святая земля — это наследие Господне, которое так нуждается в поддержке, также с нетерпением взывает ко всему христианскому миру о помощи. Даже наши интересы побуждают нас не распылять свои средства и силы. Мы тем успешнее сможем бороться с коварством сарацинского народа, чем меньше будем поглощены другими заботами. Соответственно мы обязываем тебя, брат наш, договориться с нашим дражайшим сыном во Христе, прославленным королем Арагонским, а также с графами, баронами и прочими разумными людьми, чья помощь тебе представится необходимой, чтобы определить условия перемирия и мира. Приложи усердие, чтобы примирить весь Лангедок; перестань призывать христианский народ к войне против ереси и не трудись более проповедовать отпущение грехов, которое в свое время Апостолический Престол обещал за борьбу с ней».
Если бы можно было иметь какое-то сомнение в намерениях Папы, то двух новых булл, подписанных в Латеране 17 и 18 января, было вполне достаточно, чтобы его развеять. Он приказывал Монфору и легатам как можно скорее завершать альбигойский поход и прекращать завоевания. Сделав сначала вид, что воспроизводит жалобы посланников короля Педро II на Симона де Монфора, Иннокентий III далее излагает их уже от своего имени. Он обвиняет этого честолюбца в том, что под предлогом спасения веры тот старался только для себя: «По словам гонцов прославленного Педро, короля Арагонского, ты обратил оружие, предназначенное исключительно для борьбы с ересью, против католиков. Крестоносное воинство ты использовал с тем, чтобы проливать кровь праведных и обижать невинных. Ты захватил в ущерб королю земли его вассалов, графа Комменжа и виконта Гастона Беарнского. А ведь еретиков в их доменах нет: никогда жители этих фьефов не давали оснований для столь гнусного подозрения. Требуя от людей этих территорий клятвы в верности и принимая таковую от них, ты неявно сам признал, что они были католиками. Ибо, если бы они таковыми не были, ты, объявив себя их законным владельцем и не изгнав их со своих земель, тут же сам оказался бы пособником ереси. Кроме того, король Арагонский сетует, что в то время, когда он сражался с сарацинами и проливал кровь за дело Божье, ты захватывал домены его вассалов и тем более рьяно угнетал их, что там не было его, чтобы за них вступиться. Сегодня король готовится выступить в новый поход в Испании; но он сможет это сделать лишь в случае, если не подвергнутся нападению его земли. Потому он просит, чтобы Апостолический Престол заставил вернуть ему вассальные домены, несправедливо отнятые у него. Мы не желаем, чтобы его ущемляли в правах и мешали ему осуществлять его замысел. Посему мы призываем тебя, благородный муж, возвратить эти земли королю Арагонскому и его вассалам. Незаконно удерживая то, что принадлежит им, ты создаешь впечатление, что служил своим личным интересам, а не общему делу Церкви и религии».
Симон де Монфор должен вернуть то, что захватил! Его военные действия объявлены незаконными! В лице командующего войском Иннокентий III выносил приговор всем крестоносцам. Но очередь дойдет и до духовных руководителей похода. В первых же словах письма, адресованного троим легатам — Арнольду-Амальрику, епископу Рье и Федизию, содержался явный выговор. «Несомненно необходимо, чтобы рука хирурга отсекала гангре