Раймунд VI не хотел давать боя, предпочитая продолжать осаду цитадели и ждать атаки Монфора в лагере. Король Арагона не согласился со своим союзником — такая недостаточно рыцарственная тактика вызвала его негодование. Поменявшись доспехами с одним из своих воинов — единственная уступка осторожности, которую он сделал, — он со своей конницей выступил из лагеря и занял место в первом ряду бойцов, напротив низменной и болотистой равнины Пескье. Симон разделил свой отряд на три эскадрона; они один за другим пошли в бешеную атаку. «Удар был столь яростен, — пишет Гильом де Пюилоран, — что гром оружия напоминал грохот, какой производит артель лесорубов, обрушивая могучие удары топоров на лесные деревья». Король Арагона в пылу битвы был опознан врагами, искавшими его, чтобы убить; вскоре его настиг Ален де Руси со своим отрядом, окружил и смертельно ранил. Граф Тулузский, графы Фуа и Комменжа отступили, а пехотинцы и тулузские бюргеры попытались с ходу взять цитадель Мюре. Будучи отброшенными, они поспешили к лодкам, на которых приплыли сюда, однако большинство утонуло, других перебили или захватили в плен. Эта катастрофа на долгие годы облачила в траур Тулузу и Монтобан.
Если верить «Песне», союзники едва ли могли бы выстоять. «Педро воскликнул: “Я король!” Но это не внушило врагам страха, и его так тяжело ранили, что кровь пролилась на землю. После этого он простерся на земле замертво. Остальные при таком зрелище решили, что их предали. Кто побежал туда, кто сюда — ни один не стал защищаться. Французы погнались за ними и порубили всех в куски. Резня продолжалась до самого Ревеля». Сын побежденного, король Хайме I Арагонский, также говорит в своих воспоминаниях «о тех, кто трусливо бросился в бегство». Но он признаёт, что армия не сумела выстроиться в боевой порядок и что руководство операциями никуда не годилось. Его отец, истощенный излишествами предыдущей ночи, едва держался на ногах. Все это произошло 12 сентября 1213 г.
* * *
Непосредственным результатом битвы при Мюре стало то, что бедствия Лангедока удвоились. Тулуза, пав духом, готовилась открыть ворота. Раймунд VI с юным сыном покинул свою родину и на некоторое время укрылся при дворе Иоанна Безземельного. Вполне вероятно, что графы Фуа, Комменжа и Гастон Беарнский отказались от борьбы. Зато с какой фантастической активностью развивал свой успех Симон де Монфор! Он помчался за Рону, чтобы «застолбить» провансальские владения графа Тулузского, и подготовил аннексию Дофине, женив своего сына Амори на наследнице этой провинции. Вернувшись в Лангедок, он двинулся на виконта Нарбоннского, поднявшего мятеж. Он победоносно пересек Ажене, Руэрг, Керси и даже Перигор. Заодно он присвоил виконтства Нимское и Агдское, водворился в Бокере и, набивая руку, продолжал устраивать в графстве Фуа расправы и набеги. Какие уж там крестовый поход, ересь, правоверие, интересы религии! Шел политический переворот, методичное завоевание всей Южной Франции, закладывались основы династии.
Сам Иннокентий III мог лишь время от времени влиять на этот неудержимый поток. После битвы при Мюре он отказался от открытого сопротивления, но не прекратил дипломатической игры, продолжая политику равновесия сил. С сентября 1213 по ноябрь 1215 г. Папа не упустил ни одной возможности ослабить эффект победы при Мюре и подготовить возвращение прежних сеньоров. Навязывать свои взгляды он мог через посредство специального легата — кардинала Петра Беневентского, в большей или меньшей степени подменившего духовных вождей крестового похода. Программа миссии этого легата, по сути, сводилась к трем основным положениям. Вместо войны до победного конца с союзниками Раймунда VI добиться мира с ними и взамен за определенные гарантии дать им отпущение грехов. Признать за Монфором, если нельзя иначе, право управлять завоеванной землей и получать с нее доходы, но лишь в качестве временного управляющего, до вынесения окончательного решения Вселенским Собором, который был намечен на 1215 г. Наложить секвестр на земли и замки, еще не полностью аннексированные крестоносцами, то есть Тулузу, Тулузскую область и фьефы отлученных баронов — Фуа, Комменж и Беарн, передав их в руки нового легата. Не вызывает сомнений, что окольными путями в Риме возвращались к политике реакции.
Ничто не могло вызвать меньшего удовольствия у победителя и его друзей, чем три буллы от 20, 22 и 25 января 1214 г., адресованные Петру Беневентскому. Монфор притязал на Нимское виконтство как на территорию, зависимую от виконтства Безье. Иннокентий обратил внимание своего легата, что Нимский фьеф принадлежит римской Церкви и что для выяснения, соответствует ли истине утверждение вождя крестоносцев, необходимо расследование. Граф Комменжа и Гастон Беарнский просят о примирении. Они, конечно, виноваты, но врата Церкви должны отворяться тем, кто стучится в них с искренним раскаянием. Пусть легат потребует от них достаточный залог и потом позволит воссоединиться с христианским миром. Город Тулуза тоже молит о милости; следует вновь впустить его в великую христианскую общину. Когда грехи будут ему отпущены, он останется под покровительством апостолической власти. Пока Тулуза будет сохранять уважение к вере и религиозному миру, Монфор и другие правоверные не получат права притеснять ее. Тем самым Тулуза становилась папским городом, избавляясь от ига завоевателя.
22 января Иннокентий III рекомендовал Симону де Монфору оказать новому легату хороший прием, но закончил свое письмо угрозой. Монфору предписывалось отпустить сына Педро II, которого он удерживал фактически как заложника и постоянно отказывался выдать арагонцам. «Мы обязываем тебя, благородный муж, обходиться с Нашим легатом так, как бы ты обращался с Нами лично, и повиноваться ему со смирением и благочестием. Тебе не подобает под каким бы то ни было предлогом удерживать сына короля Арагонского. Поэтому передай его в руки легата, и тот вынесет такое решение о его отъезде, которое будет наиболее соответствовать его интересам. В случае если ты откажешься, наш уполномоченный должен будет выполнить приказы, которые Мы дали ему на словах».
В подобном тоне явно не ощущается доверия и дружелюбия. А несколькими днями раньше, сообщая духовенству Юга о скором приезде кардинала, облеченного широкими полномочиями, Папа столь же внятно заявил, что его приказам надлежит подчиняться и что тем, кто подчиниться не захочет, «не следует ожидать никакой милости от Святого Престола». Таким образом, похоже, он ожидал какого-то сопротивления. Однако в рассказе монаха из Сернея поначалу ничто не говорит о противодействии легату.
Петр Беневентский начал с того, что обязал Симона де Монфора вступить в переговоры с виконтом Нарбоннским; кроме того, он запретил наносить нарбоннцам малейший вред. В самом Нарбонне его обступили графы Фуа, Комменжа и масса пострадавших, которых крестоносцы лишили владений. Все эти жертвы требовали восстановления в правах. Кардинал соглашался по меньшей мере примирить их с Церковью, но требовал гарантий и не упускал случая принять в этом качестве замки, куда ставил гарнизоны от имени Иннокентия III. Безропотно покорился и сам Монфор: по приказу легата он доставил в Нарбонн юного принца Арагонского. В свою очередь, прибыла депутация жителей Тулузы, предложила заложников, и город помирили с Церковью. Наконец, перед представителем Иннокентия III предстал и Раймунд VI, также получив отпущение грехов при условии, что предаст себя в руки Папы. Акт за апрель 1214 г., в соответствии с которым он подчинился, не содержит никаких оговорок. Граф объявлял, что предает Папе «свое тело и свои домены, тело своего сына и домены своего сына» и соглашается удалиться в любое место, куда Церкви будет угодно его выслать. Это было настоящее отречение, но для сюзерена Лангедока очень важным был тот факт, что капитулировал он перед Папой, ускользнув от Симона де Монфора. Петр из Во-де-Сернея, рупор партии непреклонных, не понимавших, как можно вступать в переговоры с врагом, об этом инциденте не говорит ни слова.
В Лангедоке явно назревали перемены. Этот легат, вопреки обычаям предшественников, работал на Папу, а не на вождей крестового похода! Симон де Монфор стал искать возможность для реванша в другом месте и нашел ее.
Нунцию, аккредитованному при Филиппе Августе, — Роберу де Курсону — в свое время, после Бувина[70], было поручено уладить англо-французский конфликт и начать проповедь великого крестового похода в Святую Землю, игнорируя альбигойцев. Когда Лаворский Собор вынудил курию отступиться от ее намерений, Курсон возобновил выступления против еретиков Юга. Вскоре было даже замечено, что в ходе переговоров, не оставивших письменных следов, он, преследуя интересы Монфора, действует и на пользу себе. В июне 1214 г. он приехал для переговоров с Симоном в его лагерь в Каснёе и через месяц официальной грамотой утвердил его во владении всеми доменами, уже отвоеванными у еретиков и их пособников в Альбижуа, Ажене, Руэрге и Керси, добавив к ним «все, которые он захватит в будущем».
Подобная инициатива плохо вязалась с инструкциями Петра Беневентского: сложную проблему графства Тулузского Курсон разрешал motu proprio[71] и на свой лад. Он этим не ограничился. 7 декабря 1214 г. из Рима был получен приказ в начале следующего года созвать на Юге Собор. Сторонники Монфора решили повторить лаворскую манифестацию и добиться того, чтобы вопросу о лишении Раймунда VI его владений была посвящена еще более внушительная ассамблея. Легат Северной Франции воспользовался отсутствием кардинала Беневентского, занятого отправкой сына Педро II к арагонцам и организацией от имени Папы регентства в Арагоне, чтобы присвоить компетенцию легата Юга. Все, что мог сделать тот, вернувшись из Испании, — это занять место председателя Собора, который собрался 8 января 1215 г. в Монпелье.
В этот крупный католический город прибыли пять архиепископов, двадцать восемь епископов, масса аббатов и многие бароны Лангедока. В том числе приехал и Симон де Монфор, но горожане отказались его впустить. Петр из Во-де-Сернея признаёт, что жители Монпелье, эти «спесивые бездельники», ненавидели северян вообще и их вождя в особенности. Симон поневоле остановился за стенами города, в доме, принадлежащем ордену тамплиеров; но прелаты часто приезжали сюда для бесед с ним, чтобы приобщить и его к руководству делами. Однажды легат счел, что в качестве исключения может пригласить его на одно заседание ассамблеи; Монфор проник в город с двумя сыновьями и небольшим эскортом рыцарей. Горожане сразу же без всякого шума вооружились и расставили посты: одни — на дороге, где он должен был пройти, другие — у ворот, через которые он вошел, некоторые — в самой церкви св. Марии. Завоевателю Лангедока пришлось украдкой удалиться другим путем. Этот инцидент показывает степень его непопулярности и страх, который он внушал.