— Бог…, - старик провел ладонью левой руки по серебристой бороде, пригладив каждый волосок на ней, и подняв ее вверх обвел по кругу, указуя на небо и землю разом, произнеся, — это и есть Бог… Все, что ты видишь, ощущаешь, вдыхаешь, вся созданная приРода: звери, травы, деревья, цветы… вода… ветер… облака… тучи… град… дождь… снег — это все и есть Бог… Великий космос, время, галактика Млечный путь, бесконечная Вселенная и ваша голубая планета Земля- все это и есть Бог… Ты…, - старик на секунду смолк, и внезапно тихо всхлипнул, точно намеревался заплакать, а я увидела, как в его блеклых голубых глазах блеснули крупные, похожие на жемчужины слезы, и, уронив на клюку свою руку, он горестно продолжил, — ты… Так легко решила оборвать свою жизнь, уничтожить созданное родителями, дедами и прадедами великое чудо продолжения Рода и жизни… Ты легким движением своей руки, проявив минутную слабость и легкомыслие, направила свою поступь в иной, наполненный горечью и страданиями, потусторонний мир… Мир в коем также как и на планете Земля за лучшую долю, за новое необходимо трудиться и бороться, необходимо биться.
— Я очень жалею, что так поступила, — ответила я не прекращая смотреть в мудрые глаза старика, где все еще стояли крупные слезы, а лицо его, будто лицо Бога стало светиться бледно-желтоватым светом. — Очень жалею… и если бы вернуть время назад…
— Нет, — откликнулся старик, перебив меня и не дав договорить. — Время невозможно повернуть вспять… Впрочем невозможно повернуть вспять и движение планет, звездных светил, галактик, Вселенной… все движется лишь вперед… И люди точно маленькие клетки огромной бескрайней Вселенной имя оной Всевышний тоже движутся лишь вперед… Каждая клеточка… молекула… атом… этого мощного механизма, живого, дышащего, пульсирующего, перемещающегося необходима для полноценного хода Всевышнего, каждая бесценна, индивидуальна, неповторима, каждая имеет свои функции, задачи, цели… И каждая такая клеточка, молекула, атом должны помнить, что жизнь ее бесценный дар, необходимый, жизнеобеспечивающий заряд, несущий в себе залог процветания и продления будущего Вселенной, Галактики, Планеты, людского племени, — старик опять замолчал.
А я внимая его словам и обняв, прижав к себе согнутые ноги, чутко прислушивалась, и к старику, и к легкой, накатывающей где-то позади меня, бьющей о берег своей перьевой головой, морской волне.
— Да, — продолжил мгновения спустя старик. — Каждая клеточка необходима, а потому должна ценить дарованную жизнь и уметь за нее бороться… Слышишь бороться за лучшую жизнь… так, чтобы не уничтожать, не опустошать и не развращать иные клеточки Вселенной… Увы! человеческое общество идет не по пути духовности, оно ставит, возводит в святая святых и ценит лишь материальные преимущества, блага, а потому разрушает духовную целостность человека, разрушает и уничтожает целостность Земли, Галактики, Вселенной… Ты… прошедшая этот долгий путь… сделавшая всего лишь один шаг… отделяющий край ванны от этого морского берега помни мои слова, неси их в своей душе, сбереги их для своей новой… иной жизни… И помни ты и все кто рядом с тобой, все кто далеко от тебя- это клеточки, молекулы, атомы одного единого целого, большого механизма, организма под именем Вселенная- Всевышний… А теперь тебе преодолевшей тяжелый путь… тебе научившейся побеждать саму себя будет даровано иное… новое…, - старик поднял руку и направил свой длинный, белый, тонкий, указательный палец на меня и в то же время вдоль меня. — Тебе будет дарована жизнь… Иди, туда к морю, войди в его прохладные, пенящиеся волны и обрети то во имя чего и ради чего, ты прошла этот путь… сделав всего лишь один шаг.
— Один шаг, — повторила я и оглянулась назад, посмотрев по направлению вытянутого стариком пальца, и только теперь увидела, что там позади меня плещутся, вздымаются и постанывают высокие, набегающие на берег морские волны.
И я сей же миг поднялась на ноги, глубоко и прерывисто задышав так, что грудь моя дрогнув заходила ходуном, закачалась как маятник на часах, а ноги мои вдруг стали ватными, плохо слушающимися вроде не подчиняющиеся мне, растрепанные волосы от быстроты движения упали мне на плечи, укрыв их, запрыгнули в приоткрытый рот, заслонили глаза… Все еще продолжая надрывно, прерывисто дышать, я подняла руку смахнула их с лица заправив за уши и глянула на старика, а он уже вновь поднял с одеяния свою клюку, упер ее конец в песок, и сложил на ручку свои руки, прикрыв их сверху подбородком, укутанным в серебристую бороду и застыл, устремив свой мудрый, пронзительный и скорбный взгляд туда в плещущееся море, уйдя наверно весь в слух.
— Значит, я могу идти? Мне дарована новая жизнь? — переспросила я старика.
Но он не слышал меня, казалось я его больше и не интересовала, и весь он сам, замерев в напряженной позе быть может, слышал уже иные звуки… иного самоубийцы… который кружился в воронке, прорывался сквозь Лешу и Ваню, спускался по трубе, открывал окно, шел по коридору в надежде удержаться за вожделенную ручку или бился в стеклянную дверь в том высоком, похожем на трубу, холодном помещении.
Я стояла и смотрела на старика, и меня переполняло чувство любви к нему, радости и легкой дрожи перед наступающим будущим и тихой тревоги, что могу забыть и его, этого древнего как само время старика- Бога, и то, что он мне сказал и то, что пережила и вынесла.
И так как старик молчал, не вступая больше со мной в разговор, я развернулась и пошла к берегу моря, неторопливо ступая и увязая стопами в сыром, глубоком песке. Я подошла прямо к кромки воды и накатившая волна, дотронулась до меня своим нежным, теплым гребнем, коснулась кожи и тотчас отхлынула, назад… оставив на песке более темную полоску, выделяющуюся в лунном сиянии.
Еще маленько я медлила… еще миг колебалась и тревожила себе мыслями, затем оглянулась в последний раз посмотрела на старика и увидела над его головой желтоватый еле видимый круг. Губы его, изогнувшиеся в улыбке, точно соединились с прямым носом, и его длинноватым основанием и мне на миг показалось, что они образовали на лице старика часы, с тремя стрелками: часовой, минутной и секундной и почему-то вспомнился славянский Бог времени — ЧислоБог.
И тогда я широко улыбнулась… ни секундочки теперь не сомневаясь кого увидела в столь тяжелом и трудном конце моего пути.
Этого пути… пути наказания и испытания…
И продолжая все еще улыбаться, я повернула голову обратно, глянула на зовущее меня море, и, схватившись руками за края футболки, резко сняла ее через голову, а после расстегнула пуговицу на джинсах, скидывая их с себя. Я бросила вещи на берег и побежала навстречу волне.
Мои ноги едва касались поверхности песка, на них вроде как выросли крылья и они несли меня будто по воздуху. Тело мое наполнилось легкостью и когда морская, соленая волна накатила и коснулась, окутав собою мое тело, подхватив меня, подкинув вверх, точно пушинку и вселив в меня непередаваемое чувство счастья, любви и нежности, я вдруг услышала грубый, немного приглушенный голос Андрейки: «Помни, что лишь те, кто не страшась идут к намеченной цели, остаются победителями!»
Я услышала его голос… его слова, которые поддерживали во мне силы на протяжении всего моего трудного боя и пути… и улыбнулась!..
Улыбнулась!..
Улыбнулась!..
И поняла, что на самом деле… на самом деле путь мой, тот к каковому я так настойчиво стремилась только, что начался!..
Я это поняла… почувствовала… ощутила… осмыслила… и тогда… тогда… увлекаемая этой чудесной, теплой, живительной волной я…. я… я..
Я- родилась!