– Я хочу заранее понять – наемся я или надо будет еще сразу салат заказать?
Алиса очень расчетливый ребенок. Это неплохо, конечно… Но планировать в среду, что ты съешь в воскресенье…
Ну и, короче, пошли мы в «Бейрут».
Дана увязалась с нами за компанию, хотя и сообщила, что фастфуд – это не очень-то и полезно.
Шаурма была как надо. Побольше окуня и поменьше акулы. Алиса ела задумчиво, пытаясь уловить все нюансы этой пищи. Не доев сантиметров десять, сдалась и призналась:
– Да. Салат был бы лишним. Дана. Хочешь?
Дана хотела. У нее растущий организм.
Но, принимая шаурму, трагично заметила:
– Иногда мне кажется, что я была рождена, чтобы доедать за тобой…
Алиса хмыкнула, поглаживая себя по животу:
– А я – чтобы донашивать за тобой платья.
– Ты читал «Муму»?
– Конечно.
– Про что?
– Алиса, ну вообще-то можешь сама взять и почитать.
Неожиданно в беседу вклинилась Дана:
– Ей такое нельзя читать! Она впечатлительная! Будет страдать по Муму!
Алиса насторожилась:
– А что не так с Муму? Это, кстати, кто?
– Собачка! – хором ответили мы с Даной.
– Странное имя для собаки… Я думала это про коровку… И что же случилось с собачкой?
Мы с Даной, конечно, рассказали печальную историю про Герасима, барыню и Муму. Рассказали в красках, подробно, с лирическими отступлениями. Сцену утопления фактически инсценировали, призвав Осю в качестве реквизита. Кот в роли Муму орал, я в роли Герасима мычал, Дана ржала, изображая то ли барыню, то ли кобылу.
Алиса между тем не веселилась вовсе. Губу оттопырила и с ужасом наблюдала наш театр Кабуки.
– Всё ясно, – сказала она. – Это книга против живодерства. Не буду ее читать! Мне «Пиковой дамы» хватило. Я до сих пор в шоке!
– Прости. «Пиковая дама»? Пушкина?
– Ну да. Где тройка, семерка, туз.
– Э-э-э… Алиса… Возможно, что в девять лет тебе вряд ли понравится это произведение.
– Ну… если честно, я и не дочитала… Дочитала до момента, где графиня умерла. А дальше мне страшно стало.
С этими словами Алиса взяла в охапку недобитого Муму и отправилась спать.
– Заберешь меня пораньше со школы? Мне надо закончить рассказ.
– Ты пишешь рассказ, Алиса?
– Да! У нас будет творческий вечер. Я обещала там почитать свой рассказ. Если, конечно, успею дописать… Вернее написать.
Алиса горько вздохнула, вспомнив что-то. Потом объяснила:
– Уже третий раз буду писать. Первый раз написала, Дана забраковала и сказала переписать. Написала заново. Давид взял и фломастерами все исчеркал в моей тетради. Сейчас буду снова писать этот рассказ!
– Про что рассказ-то?
– Да откуда я знаю, про что он получится в этот раз?!
Алису, кажется, задел мой смех, и она отвернулась к окну. За окном было утро и весна. Поэтому Алиса передумала обижаться.
– Ну, ничего. Если не успею его написать, всегда же есть запасной вариант!
– Другой рассказ?
– Нет. Танец.
И Алиса снова отвернулась к окну, загрустив о нелегком писательском труде.
– Папа! А в наше время стрелки́ существуют? – Алиса чемпион по задаванию неожиданных вопросов.
– Кто?
– Стрели́! Есть такая профессия?
– Мммм… (нормальный мужчина не должен показывать даме, что он чего-то не знает. Тем более если даме восемь лет)… Стрелки́?
Алиса закатила глаза, восхищенная моим тугодумством. Но сделала это незаметно – пусть не очень сообразительный, но все-таки отец.
– Стрелки. Такие люди, которые стреляют. Стрелами. Во врагов. Или ещё куда захотят. Ты знаешь про них что-нибудь?
Ребенок произносил слова четко и размеренно, как на допросе. Я запаниковал.
– Лучники? Ты говоришь про лучников? Люди, которые стреляют из лука?
– Точно! Есть такая профессия?
– Ну, по крайней мере, есть спорт. И, соответственно, спортсмены. Зачем тебе?
Алиса не ответила. Смотрела себе в окно автомобиля, оттопырив губу. Губа у Алисы – самая эмоциональная часть лица. И ещё щёки. Оттопыренная губа и надутые щёки означают активные размышления. Вдруг щёки сдулись и губа втопырилась.
– Никак не подберу подходящую профессию для себя.
И вздохнула. И решила довериться:
– Хотела же певицей стать. Но там долго как-то. Сразу не получится. Или вообще не получится.
Я, конечно, знаю, что ребенку надо говорить мотивирующие слова и всячески подбадривать:
– Ну почему же не получится? Если очень хочешь…
Алиса поморщилась. Она тоже знает про мотивирующие слова.
– Может совсем не получиться.
– Ну почему?
– Во-первых, я не умею петь.
Подождав, пока я перестану ржать, Алиса продолжила безжалостный сеанс саморазоблачения и покаяния:
– Во-вторых, я боюсь петь. В третьих, это очень долго! Сначала надо поехать на детский «Голос», там выиграть, поехать на взрослый «Голос» и там тоже выиграть. И вот тогда…
– Алиса, певицами не становятся после «Голоса». Нужно серьезно заниматься в музыкальной школе, потом поступить в консерваторию и очень много трудиться!
– Да? Ну, тогда тем более. Нет. Не буду певицей. Может, стрелком стать? Мне подойдет, я думаю!
– НО ПОЧЕМУ?!
Из соседней машины на мой вопль обернулась красивая девушка. На всякий случай закрыла окно.
Алиса снисходительно пояснила:
– Я же стрелец по гороскопу. Должно подойти.
И снова включила систему «губа-щёки»
– Папа! Что такое калибр? – поинтересовалась Алиса, наблюдая, как я мажу ей бутерброд.
Я насторожился. Алиса девочка-девочка. Ей совершенно не интересны ножи-пистолеты. И вдруг такой вопрос.
– Калибр – это диаметр канала ствола огнестрельного оружия. Измеряется по нарезам или полям. Нарезы – это…
Я радостно вываливал на кучерявого ребенка всю информацию по устройству огнестрельного оружия. Начал, как и положено, примерно с битвы при Креси.
Алисе было очень интересно. Она ела бутерброд и мычала, выражая восхищение интеллектом отца. Потом она закатывала глаза, демонстрируя восторг по поводу устройства унитарного патрона, и трясла головой, ужасаясь разрушительной мощи винтовки «Барретт».
Вдруг бутерброд закончился. Алиса прервала мой рассказ о перспективах развития безгильзовых боеприпасов вторым неожиданным вопросом:
– Па. А кто такой прокурор?
Черт. Она что-то замышляет. А я что-то разболтался.
Кучерявые истории
Алиса весьма организованная девочка. Ко всему относится основательно. Если она вдруг решает, что настало время впасть в депрессию, она за пять секунд придумывает повод для слёз. И причина депрессии должна быть весомой и с заковыкой. Причины из серии «мне Дианочка в школе показала язык» в нашей циничной семье высмеиваются и поводом для горя не считаются. Однако нельзя и перегнуть палку. Коленку там разбить… Это слишком. В этот раз Алиса смогла нас удивить.
Сидит вечером на своей кровати верхней и тихонько подвывает. Долго так. Пока мы внимание не обратим. Первой забила тревогу Дана.
– Ма, па! Алиса плачет. У неё депрессия!
Мы, конечно, все и прибежали. Встали перед кроватью. Алиса выглянула, пересчитала нас незаметно и зарыдала уже в голос. По правилам этой игры надо наперебой интересоваться: «Что случилось? Кто обидел? Где болит?» Когда все условности были соблюдены, кучерявая девочка наконец поделилась причиной слёз:
– Я подумала. Вот у нас в семье есть мама и папа. Мама – Сима. Папа – Сос. Оба на «С». Есть Давид и Дана. Оба на «Д». И только я одна на «А»! Я чужая в нашей семье!
Вот это был поворот! Вот это интрига! Мы даже растерялись. Потом наперебой стали предлагать варианты выхода из кризиса. Дана советовала переименовать кота из Оси в Асю. Мама готова была родить Андрюшу или Аню. Ося и Давид ничего не предлагали, просто таращились на лишнего ребёнка. Я занял позицию где-то между всеми. Тоже таращился, готов был поддержать проект «Андрюша или Аня» и прикидывал, как кот переживет рестайлинг, предложенный Даной.
И, конечно, мы наперебой убеждали Алису, что она вовсе не чужая, и это всё глупости, и мы любим её и ценим несмотря на то, что она на «А».
Спустя пять минут Алисе наскучило горевать, она слезла с кровати и сказала:
– Ладно… Как-то буду с этим жить…
Пришла загадочная Алиса.
– Сегодня в школе я читала про крёста и синицу!
– Крёст?
– Эта такая птица. С кривым клювом.
– Клёст?
– Да, точно! Клёст! Рассказать?
Конечно. Я страсть как люблю рассказы про клёстов. Или клестóв? Алиса начала неторопливо вещать про сложные взаимоотношения птиц в лесу. Там было всё так запутано, что в какой-то момент я потерял нить повествования и просто кивал, выражая озабоченность интригам в среде пернатых. Рассказ был длинным. Я начал кемарить. Из состояния нирваны меня вывел неожиданный вопрос:
– Па! А как называется жена клёста?
– Кого?
– Клёста! Клёст. Птица. Клёст. Как назвать его жену? Девочка – клёст. Клёст женщина. Та, которая рожает ему детей. Хранительница их гнезда. Как? Клёстка? Клестиха? Клестунья?
Я не знал. Пришлось импровизировать:
– Ммм… Ээээ… Самка?
– Самка? – Алиса быстро прикинула что-то в кудрявой голове. – Да. Правильно. Самка клёста. Так вот! Прилетает к ней синичка и говорит: «Ах ты хвастливая самка!»
…Алиса терпеливо ждала, пока я закончу ржать. Поинтересовалась:
– Что? Что не так? Самка же?
Самка. Хвастливая самка клёста. Ну, а что не так?
За время, пока мы доезжаем от дома до школы, дети успевают обсудить разные темы. Сегодня заснеженная набережная и мороз за окном машины навевали мысли о Севере. Утрешний диалог сестер Плиевых был о собаках, которые таскают в упряжке всяких чукчей и эскимосов. Давид в дискуссии не участвовал, мрачно рассматривая мир снаружи и пытаясь приделать голову Спайдермену. А Дана между тем мечтала: