Ну всё! Начались воспоминания и умиления. Обо мне стали забывать. Мне даже пришлось покашлять. Милиционеры смутились и задумались:
– Отпустить мы его не сможем. Пусть у нас переночует – вон диванчик. Удобный! Мы сами на нём спим. А уж завтра как-то всё и утрясется.
Тут я подал голос:
– Пацаны, мне надо к среде быть на воле! У нас концерт. А я его веду.
На меня посмотрели как на идиота, а мама заметила:
– Ничего. Тебя на твой концерт в наручниках привезут. Как Деточкина.
Мама покинула нас, а мы продолжили отмечать мой арест! К нам присоединился и дознаватель – милая и юная девушка. Однако квасила, презрев гендерные отличия. И вдруг через час все вспомнили, что показания с меня надо таки снять. Бюрократия. Но дознавательнице процесс печатанья на компе уже не давался. Умаялась.
– Со-о-ос, а ты печать умеешь?
– Умею.
– Попечатай сам? А я диктовать буду! Ну, пожа-а-а-алуйста!
В Осетии не принято отказывать сотрудникам милиции, находящимся при исполнении. Тем более – сотрудницам.
Наш творческий тандем родил потрясающий триллер с элементами шпионского боевика. Опера, которым мы по ролям почитали вслух протокол допроса, аплодировали, а некоторые места просили повторить!
Потом была ночёвка на диванчике, которая прерывалась задержанными гражданами. Той ночью кабинет посетили: малолетние насильники, пьяный мужик, который с деревянным автоматом выставлял ларёк и был отметелен этим же автоматом, три путаны и барыга Жанна. Короче, ночь прошла спокойно.
А утром меня препроводили в камеру. Опера закончили дежурство и, смущаясь, сказали, что не могут оставить меня в кабинете. Жаль – я сильно привык к диванчику…
К вечеру я был уже дома. Как? Учитывая экономические и нравственные реалии того периода, скорее всего, присутствовала коррупционная составляющая. Не знаю. Мама до сих пор молчит как партизан.
А в среду я пригласил всех, с кем провёл эту ночь, на концерт команды КВН «ВС».
Все пришли. И после слов благодарности спонсорам я от своего лица поблагодарил сотрудников уголовного розыска Северо-Западного ОВД, заметив, что если бы не они, сегодняшний концерт вряд ли бы состоялся.
Милиционеры сильно смеялись.
Вот такие весёлые 36 часов я провёл в милиции осенью 1995 года. Впечатлениями запасся – на всю жизнь.
Выводов сделал – примерно на такой же срок.
Убийственная история
Я люблю всякие стреляющие штуки… Самым первым ружьишком у меня было ТОЗ-106. Оно же – «Смерть председателя». У него коротенький стволик и складной приклад, поэтому с кулацкими обрезами сходство очевидное.
Как-то раз раздался звонок:
– Привет!
– Привет, Марат!
– Сос, у тебя к «тозу» патроны есть? Желательно пулевые.
– Есть, конечно! На охоту собрался?
– Не. Свинью одну надо завалить.
Как-то очень серьезно было сказано… Ну, за друзей мы и в огонь и в воду.
– Какие вопросы, Марат! Надо завалить – завалим!
– Я через десять минут буду!
По приезду Марат сообщил:
– Ты же Лёву знаешь? Он свиноводством занялся. Холит хрюшек и лелеет. И свиньи на Лёвиных харчах выросли размером с БТР. И он хочет одну из них завалить. Просил это сделать из пистолета. Моего. Но эти твари огромные. Невозможно из «макарова» танк подбить. Нужен калибр посерьезней! И я вспомнил тебя…
Ну и так за разговорами приехали мы к дому нашего друга Льва, что располагался в тихом районе Владикавказа под названием Молоканка.
Во дворе, как на похоронах, стояли суровые и мрачные осетинские мужчины. Болельщики и сочувствующие соседи. Вид двух незнакомцев, у одного из которых сильно топорщится полупальто (обрез в аккурат помещался), вызвал среди них волнение.
Тут я и узнал подробности предстоящей операции. Свинью грохнуть трудно. Она – тварь живучая, и профессионалы делают это тонким длинным клинком. Тык в сердце. И все. Капут «мисс Пигги». Но настоящих профи мало. А в окружении Левы их не оказалось вовсе. И что-то надо делать. Все сильно настроились на холодец и шашлык. Короче, когда Марат не подписался стрелять в животную из пистолета, нашелся другой знакомый – более сговорчивый и любопытный. И шмальнул в хрюшу шестнадцать раз из ПМ. И что показательно – попал.
Когда мы всей толпой подошли к загончику, пред нами предстала ужасная картина: свинья вся в крови, как персонаж фильма про зомби. Злая – жесть! Ну, а в вас бы шестнадцать раз пальнули? Стоит, жрет и ненавидит всех. Особенно Леву! При этом огромная. Очень. Марат серьезно ее осмотрел и спросил:
– Лева! Только честно! Когда вы в неё стреляли, она в бронике была?
Лева послал Марата и начал проклинать слабые «макаровские» патроны и сильную духом свинью.
Марат подошел к сетке, что вокруг загончика, и хищным прищуром начал терроризировать свинку. Свинья должна была морально быть готова к смерти. Так думали все окружающие. И только я знал, что у моего друга – «минус два» и он просто близоруко пытается идентифицировать цель. Наконец наводка была успешно произведена. Не отрывая взгляда от «мисс Пигги», Марат подал команду:
– Ствол!
И вот тут наступает мой звездный час! После команды «Ствол» я, изящно откинув полу, извлек на свет божий «Смерть председателя». Точным выверенным движением разложил приклад, передернул затвор и подал ствол Марату. Так почтительно оруженосцы протягивали самураю меч для последней битвы. Тихо падал снег…
Свинья перестала жевать и обреченно хрюкнула. Левины соседи переглянулись и на всякий случай отступили на шаг.
Марат, не глядя, принял обрез. Прицелился. Вся Молоканка замерла. Финал «Хороший, плохой, злой»… И Свинья замерла, готовая выхватить свой кольт.
БА-БАХ! То, что не смогли сделать шестнадцать макаровских пуль, легко сделала одна пуля двадцатого калибра. Бинго! Свинья даже хрюкнуть не успела. Раздались неслышные аплодисменты, переходящие в овации.
А Марат, так же не глядя, передал мне оружие и небрежно бросил:
– Поехали. У нас еще есть дела.
Я ритуально поклонился, сложил «Смерть председателя» и упрятал его под полу. Под песню Стинга из «Леона» мы удалились.
До сих пор по Молоканке ходят слухи о двух свинокиллерах…
Юра-джан
Когда делаешь ремонт, есть два пути. Ты либо сам его делаешь и спустя какое-то время проклинаешь всех и вся, либо обращаешься к профессионалам. Я самокритичен и ленив, и знаю, что растущие не из плеч руки, совершенно не технический склад ума и буйная фантазия приведут к печальному результату. Поэтому у меня не было сомнений, когда я обратился к дизайнеру с просьбой нарисовать наш «дом, милый дом». Дизайнер нарисовала всё, как надо! Особенно офигенными были световые приборы, которые она надыбала в Бельгии, где они и были куплены. Дивные фонари и светильники вызвали у нас восторг! Они выглядели фантастически и нереально. Такие эмоции вызвала бы Леди Гага, исполняющая осетинские народные песни.
Спустя год в светильниках начали перегорать лампочки. Фигня какая! Так подумал я и зашел в электрический магазин. В магазине за прилавком обнаружилось трое граждан, невозмутимых и гордых. Я выбрал того, что кучерявый и в кепочке.
– Здравствуйте! Мне нужны вот такие вот лампочки, – тыкнул я своим наивным пальцем в прилавок. – Но чтобы у них контактики были со шляпками. Понимаете?
Человек в кепочке посмотрел на меня печальными и, как потом оказалось, армянскими глазами и мерзко рассмеялся:
– Эдик! Эдик! Иди сюда!
На этот призыв подошел другой гражданин – кругленький, тоже кучерявый, но без кепочки.
– Что?
– Скажите ему ещё раз, какие вам нужны лампочки! – сказал первый, пакостно улыбаясь.
Я спокойно отношусь к странным людям. И хотя почуял некий подвох, честно повторил:
– Мне нужны вот такие лампочки, но с контактом в форме шляпок.
За прилавком теперь мерзко хихикали двое кучерявых людей.
– Я что-то смешное сказал?
– Да-а-а-а! – не стал отрицать «кепочка». – Всё смешно! Очень!
«Кепочка» повернулся к «кругленькому»:
– Эдик! Это же смешно?
– Смешно! – охотно согласился «кругленький».
Они опять начали хихикать.
– Давай расскажем папе?
– Да! Ему понравится!
– Папа! Папа! – закричали они.
На другом конце прилавка произошло оживление. Солидный пожилой джентльмен в очках и шляпе оторвался от газеты «Известия» и привстал. На джентльмене оказался коричневый плащ, который делал его похожим на агента «Штази» в отставке.
– Папа! Послушайте! Ему надо галоген, три с половиной, но Гэ-У-десять!
Джентльмен из «Штази» ухмыльнулся, укоризненно покачал головой и снова сел.
– Как вы развеселили папу! – «кепочка» не унимался.
Волна ненависти тихо заполняла меня. Произошло самопроизвольное отключение вежливости и толерантности.
– Аллё! Чё происходит? Чё не так с моими лампочками?
«Кругленький» тихо откатился в свой угол. А «кепочка», ещё раз хихикнув, снизошел до меня:
– Таких лампочек не существует.
– То есть?
– Ну, нету таких лампочек. В природе.
– Они у меня в двенадцати точечных светильниках горят!!!
– Нет! Галогеновых лампочек диаметром три и пять, но с контактом Гэ-У-десять не существует. Мы этим занимаемся уже много лет, и время от времени приходят такие люди, как вы, и веселят нас.
Кучерявый человек в кепочке говорил со мной снисходительно и свысока. Таким тоном объясняют детям, почему дует ветер, женщинам устройство карбюратора и мамам, как писать смс.
Я тихо выдохнул. Он был так уверен, что я засомневался сам в себе. Прямо как подросток на первом свидании. То есть в теории ты знаешь, что делать и за что хвататься, но она так смотрит на тебя! Вся теория к черту!
– Ок. Я завтра приду с перегоревшей лампочкой. И если она окажется именно такой, как я говорю, мы как поступим?
– Как угодно! – «кепочка» сделал щедрый жест рукой.
– Я тебе втащу, – обозначил плату я.