После эфира мне становится намного лучше. Но вот Мадлен, похоже, совсем нехорошо. Вся в поту, она целое утро бегает в туалет. Списывает все на пищевое отравление. Подозреваю, что, скорее, дело в слабительном, которое я незаметно подсыпала ей в кофе. Мадлен любит кофе, пьет его в больших количествах и никогда от него не отказывается, при том, однако, условии, чтобы он был черным. А еще ей нравится ездить на работу на машине. Общественный транспорт она называет «грязным рассадником посредственностей». Сегодня она не в состоянии сесть за руль, поэтому я предлагаю ее отвезти – к ее немалому удивлению и к явному одобрению Мэттью. Поначалу мне кажется, что она не согласится, но после очередного внепланового похода в туалет Мадлен меняет свое решение, немало меня порадовав.
Мы выходим из офиса. Я несу ее сумку, потому что она «слишком слаба», а на стоянке делаю вид, что не знаю ее машины. Она снимает с сигнализации черный «Фольксфаген-Гольф», передает мне ключи и скрючивается на заднем сиденье, будто ее автомобиль в одночасье превратился в такси. Потом лающим голосом сообщает мне свой почтовый индекс, который я вбиваю в навигатор, приказывает ехать «как можно осторожнее» и в пути «остерегаться иностранцев».
Пока я веду машину, Мадлен засыпает, и я прихожу к выводу, что такая она нравится мне гораздо больше. Молчаливая Мадлен. Пока она спит, ее яд не может выплеснуться наружу, а обычно он непрерывным потоком льется с ее губ.
Ненавижу ездить по Лондону, слишком оживленному и шумному. На улицах слишком много народу, все куда-то спешат, хотя очень немногим из них действительно надо торопиться. Когда мы выезжаем из центра, положение вроде бы улучшается – дороги будто становятся шире, а автомобилей меньше.
Когда навигатор сообщает, что до пункта назначения осталось от силы десять минут, звучит предупреждающий сигнал, а на приборной доске сердито загорается красная лампочка.
– У вас на исходе бензин, – говорю я и вижу в зеркале заднего обзора сузившиеся глаза проснувшейся пассажирки.
– Не может быть, – говорит она.
– Не волнуйтесь, добраться до дома хватит.
– А кто тебе сказал, что я волнуюсь?
Мы опять встречаемся глазами в зеркале заднего обзора. Я выдерживаю ее взгляд – в пределах разумного, когда едешь со скоростью сорок миль в час, – потом вновь смотрю на дорогу.
После этого мы молчим до тех пор, пока автомобиль не поворачивает на ее улицу. Она опять заливается лаем, объясняя мне, где и как припарковаться, однако я, честно говоря, ее уже не слышу. Все мое внимание поглощено домом, в котором она живет, хотя как трактовать увиденное, у меня нет никакого понятия. Место мне знакомо. Я здесь уже бывала.
Давно
Пасхальное воскресенье, 1992 год
Дорогой Дневник,
Тэйлор вместе с родителями уехала на пасхальные каникулы, и я чувствую себя совсем несчастной. Мы виделись с ней в последний день занятий и теперь встретимся только во вторник, когда опять пойдем в школу. Она прислала мне открытку. Пару часов назад мама ввалилась ко мне в комнату, по-идиотски улыбаясь, и вручила эту открытку. Она думала, что это меня обрадует. Но ошиблась. Тэйлор, похоже, вовсю там развлекается и совсем по мне не скучает.
Я в этом году на каникулы никуда не поеду, даже в Англии, мама говорит, что мы не можем себе этого позволить. Когда я заметила, что папа очень много работает и поэтому у нас должна быть куча денег, она просто расплакалась. В последнее время мама все время плачет, и она больше не толстая. Может быть, это от переживаний? Как-то на прошлой неделе ей было так грустно, что она даже не смогла приготовить обед и ужин. Мне не позволяют трогать плиту, так что я ела только чипсы и печенье. Когда я спросила маму, переживает ли она из-за Буси, она ответила, что переживает из-за всего.
А потом добавила, что на следующей неделе свозит меня в Брайтон, если я буду хорошей девочкой. Я спросила, куда она меня отвезет, если я буду плохой, но она не рассмеялась. Тогда я напомнила ей, что мне уже десять с половиной лет, я уже слишком взрослая для детских аттракционов, но мне нравится гулять вдоль пирса и слушать шум моря. Теперь, когда я подросла, мама стала искать себе работу с частичной занятостью, как мама Тэйлор. Пока что не нашла, хотя обращалась много куда. Каждый раз, когда ее приглашают на собеседование, она надевает свой черный костюм, которому уже лет сто, слишком сильно красится, а потом возвращается домой и до самого вечера пьет. Я бы тоже не взяла ее на работу, она слишком грустная и ленивая. Перед каникулами мне пришлось три дня подряд ходить в школу в одной и той же юбке. Она сказала, что это неважно, что никто ничего не заметит, и побрызгала меня какими-то отвратительными духами, которыми я потом воняла целый день.
Ланчи, которые родители мне дают с собой, тоже претерпели любопытные изменения. Папа у себя на работе должен в числе прочего заполнять торговые автоматы. У этой работы есть приятный бонус – он приносит домой халявные чипсы и шоколад. На минувшей неделе, к примеру, он притащил упаковку из сорока батончиков «Кит-Кат». Перед последним днем занятий у нас закончился хлеб, и вместо сэндвичей с маслом и чипсов мама дала мне с собой два «Кит-Ката», против чего я совсем не возражала. Но потом воспитательница, которая следит за нашим питанием, во время обеда увидела их и решила, что я просто забыла ланч дома, хотя я и сказала, что это он и есть. Так что она отправила меня к ребятам, которые едят горячие блюда, и это было отлично, потому что в их число входит Тэйлор.
Она, как обычно, сидела одна, так что я подсела к ней. Потом все всполошились, потому что оказалось, что мама не заплатила за мой последний горячий ланч. В конце концов миссис Макдональд, по-видимому, меня пожалела, потому что она сама за меня заплатила, сказав ни о чем не беспокоиться. К тому времени, как я получила свою порцию рыбы с картошкой фри, все остальные уже ушли играть. Поедая ланч, я видела во дворе практически всю нашу школу. Там была и группа девочек из моего класса, среди которых стояла Тэйлор. Они со всех сторон толкали ее, будто тряпичную куклу, и не похоже, чтобы ей это нравилось. Каждый раз, когда моя подружка пыталась вырваться из их круга, они смыкали руки, не пускали ее и вновь выталкивали в центр. Я оставила картошку на столе и отказалась от десерта, хотя еще не наелась. Потом побежала во двор, но не нашла там ни Тэйлор, ни других девочек. Заглянула в другой, четырехугольный, на ступеньках которого она тоже иногда сидела одна, но там ее тоже не оказалось.
Потом вернулась в кабинет, хотя перемена еще не закончилась, но в нем не было ни души. Вдруг мне в глаза бросилось кое-что необычное. Я подошла к нашему классному аквариуму и увидела плававшую на поверхности зеленоватой воды дохлую золотую рыбку. Пару недель назад мы с Тэйлор помогали его чистить. Миссис Макдональд объяснила нам, что слить из него воду можно, если взять гибкую трубочку, засунуть один ее конец в емкость, а другой зажать губами и втянуть в себя немного жидкости. Если все сделать как надо, вода сама собой потечет в ведро. Это все гравитация. То же самое, что луна и звезды. В первый раз я набрала полный рот воды из аквариума, и Тэйлор подняла меня на смех. Не думаю, что с тех пор его кто-то чистил.
Я знала, что рыбка мертва, но не понимала, как к этому относиться. В детстве у меня тоже была такая и тоже потом умерла. Буся спустила ее в унитаз, и мне стало очень грустно. Но та рыбка была моя, она принадлежала мне. Эта не была моя, однако, пока я пыталась определиться со своими чувствами, руки сами собой открыли крышку аквариума. Не знаю почему, но мне захотелось взять ее в руки. Она была скользкой, мокрой и холодной. В этот момент в кабинет вошла Тэйлор, посмотрела сначала на рыбку, потом на меня. Взяла ее, положила обратно в аквариум и закрыла крышку. Затем вытащила из рукава носовой платок, как фокусник, который достает из шляпы кролика, и вытерла руки – сначала мои, а потом и свои. Я была рада узнать, что она в порядке.
В прошлом году мне на Пасху подарили два яйца. Одно мама с папой, другое Буся. Ее оказалось лучше, потому что в нем под слоем шоколада обнаружились конфетки. Я их посчитала, их было тринадцать – это я хорошо помню, потому что это число одновременно счастливое и несчастливое. В этом году я получила только одно яйцо, но это ничего, потому что оно от Тэйлор. Я ей ничего не дарила, но обязательно что-нибудь придумаю. Можно подарить несколько «Кит-Катов», которых у нас теперь море.
Сейчас
Четверг, 29 декабря 2016 года
Мои родители умерли. Не знаю, как о таком можно забыть, но я забыла. Они приходили ко мне в больничную палату, они были такие же настоящие, как и все остальные, и все-таки на самом деле их там не было. И не могло быть, потому что их уже больше года нет в живых. Мозг – очень мощный инструмент, ему под силу создавать целые миры, не говоря уже о банальных иллюзиях, способствующих его самосохранению. К моменту их смерти мы с ними даже не общались. Я помню последние слова папы, обращенные ко мне, они и сейчас закольцованным воспоминанием крутятся у меня в голове:
«Послушай меня, Эмбер. Все проблемы в наших отношениях ты создала сама. Еще подростком ты вечно погружалась в свой собственный мирок. Не хотела видеть нас рядом, и мы не могли тебя найти, хотя и пытались. Я точно это знаю, потому что мы действительно пытались. Годами. Мир не вращается вокруг тебя. Если бы у тебя были дети, ты и сама бы это понимала».
Больше они мне не звонили, как и я им. О том, что их не стало, мне сообщила Клэр. Их туристический автобус в Италии попал в аварию. Я видела репортаж по телевизору, но когда диктор сказал, что несчастный случай унес жизни нескольких британских граждан, даже не догадывалась, что голос с экрана обращается непосредственно ко мне. Мы так никогда и не узнали, что именно там случилось. Поговаривали, что водитель уснул за рулем. День или два об инциденте говорили в новостях, но потом о па