— Что вы с ней будете делать, учитель?
— А что я могу с ней сделать? Считаешь меня вообще извергом? Вернуть в ее мир — убьют рано или поздно.
— Она может вылечить… то есть исправить то, что сделала?
Девочка кивнула сквозь плач — и напомнила этим, что нельзя в присутствии мыслящего существа вести себя, как будто рядом глухая вещь.
— Джерри, да ведь она опять «выбросит»! Понимаешь? Куда на этот раз?
Уловив слово «исправить», люди начали волноваться, шуметь. Девочка громче заплакала. Джерри ее тронул за плечо, по голове погладил, а что еще там положено делать — не знал.
— Да что ты ее оглаживаешь, как кошку. Думай, куда всю эту мерзость девать!
— Сжечь бы… как мусор.
— Сжечь? А что… вот хоть одна неплохая мысль. Но где же взять огонь, который все это осилит?
— Нам бы вулкан, но до него далеко.
— А до другого мира ей не далеко было прямой канал поймать?
Девочка утирала рукавом нос и внимательно следила за перепалкой. Ясно было: решают, что с нею делать. Они взрослые дяди, им виднее.
— Думаешь, вулкан?
Эрфан присел на корточки и тихим голосом что-то втолковывал девочке. Долго. Она улыбалась и кивала. А потом пошла к людям. Тихонечко так пошла, будто не пригибая траву.
— Много работы, — криво усмехнулся Эрфан. — Каждый человек, каждое деревце. Гард и псы, мышь моя Джерри, мне на мгновение показалось, что эта маленькая умелица… ах ты, нет… нет, какое счастье.
— Учитель, я не понимаю. Кем она вам показалась?
— Хозяйкой, Джерри.
Серые глаза Эрфана внимательно и спокойно смотрели на ученика.
— Хозяйкой Межмирья. Предсказанной, предреченной Богиней. Сеющей любовь, но пожинающей мрак и Хаос. Соединяющей миры.
— Это так будет?
— Будет, Джерри. На твой век еще хватит крепких стекол и силы твоих рук. А может, и нет. О, как хорошо, что мне лишь показалось. А я нес ее в руках и дрожал.
— А не сильно маленькая она для богини?
Эрфан засмеялся:
— Ну ты и дубина, всесвятый Гард, какая ты дубина. Ладно. Пойдем что ли поедим. Я ее потом в один мирок отведу, спокойный и к волшебницам уважительный.
— А в других мирах есть Иноходцы?
— В каком смысле?
— Ну, может кто-то выкинуть оттуда, если явишься?
— А ты никак собрался в путешествие?
— Нет, просто…
— Могу заверить, что Шабаш Иноходцев невозможен, ибо я в своем роде единственен. Человечество по сравнению с теми, кого я успел увидеть — слишком слабое порождение. Остальным костыли вроде меня не нужны. Они чудесно ходят в Межмирье, и отлично могут себя защитить. Я ответил на твой вопрос?
— Да, вполне, учитель.
Они поужинали, а потом Эрфан ушел в Межмирье — «подготовить почву», как он выразился, настрого приказав вести себя тихо и незаметно в его отсутствие. Но Джерри очень интересовала Мария, маленькая девочка, совершающая в данный момент недетскую работу. Разумеется, он не желал стоять за спиной и заглядывать через плечо, но спустя время, когда она уже отдыхала, парень присел рядом с нею и попытался поговорить.
Быстро до него дошло, что это тщетные усилия. Малышка устала просто до потери речи, и он устыдился. Взяв Марию на руки, Джерри раздумывал, куда с нею отправиться. Сельский кабак — не место для маленьких волшебниц. В доме же, где остановились они с Эрфаном, одна подслеповатая да глухая бабка, на нее не оставишь ребенка. И все-таки Джерри зашел в эту хатку, по крайней мере, она чистая и тихая. Уложил девочку на кровать, она слабо улыбнулась и зевнула. Обыкновенный уставший ребенок, в своем особенном спокойствии кажущийся даже чрезмерно покорным и беззащитным. Отчего-то же Джерри был уверен, что попытавшемуся причинить ей вред не поздоровилось бы. Когда он принес воды из колодца (не того, а маленького, у церкви), чтобы помыть ей руки и обтереть запылившееся личико, Мария уже крепко спала. Румянец постепенно возвращался на ее щеки, и, судя по безмятежному лицу, кошмары ей не угрожали.
В памяти всплыл состоявшийся очень давно разговор. Во вторую зиму пребывания в замке Джерри жутко заболел, валялся две недели, и присевший на его постель Эрфан, потирая лоб, сказал:
— Межмирье, делая подарки, всегда заставляет за них платить. Я не простужаюсь и не подхватываю оспу, например, но зато я стал неважно видеть в темноте. Кроме того, Межмирье делает Иноходцев бесплодными… Такие дела. Но благодарен я тебе, мышь моя Джерри, за то, что ты помог мне понять нечто. У меня никогда не будет детей. Но, глядя на тебя, я…
Эрфан помолчал, пережидая очередной приступ кашля своего воспитанника.
— Я думаю: Гард и псы, и не надо, и как же это хорошо!
И, грустно покачав головою, он ушел.
Джерри, оскорбленный до глубины души, высморкался в очередной платок, и показал жестами вслед (говорить не позволяло опухшее горло) все, что думал о таком «отце».
Джерри мечтательно вздохнул, улыбнулся, и занял вторую лежанку, чуть ближе к двери.
Посреди ночи кто-то настойчиво потрепал его по щеке.
— Э-эй, — прошептал голос Эрфана. — А ну-ка…
Джерри разлепил глаза, поежился. Подивился на негодующе-изумленное лицо учителя. Проследил направление взгляда. И, прикрыв рот рукой, засмеялся. Видимо, точно так же страдающая от холода, Мария не нашла ничего лучше, чем перейти ночью к нему и удобно пристроиться под теплый бок. Жестом показал Эрфану на пустую смятую кроватку — мол, там положил. Эрфан все равно скривился как от кислого:
— Укрыть надо было!
— Угу, — хмыкнул Джерри. — Тогда нам на одну кровать, что ли?
И закусил рукав, чтобы громко не ржать, когда Иноходец возмущенно сплюнул в его сторону. С чувством юмора у Эрфана иногда бывало плоховато. В отместку за неудавшуюся шутку Эрфан перенес девочку на свою лежанку.
Утром, когда выздоровевшие петухи радостно разбудили всю деревню, обнаружилось, что Мария опять рядом с Джерри, сопит, уютно свернувшись. Улыбаться Джерри не стал, ибо прочел в глазах спутника, что при малейшей тени смеха тот закопает его в землю по ноздри.
Вся троица нехотя сползла с кроватей, умылась, пожевала вчерашние припасы. Потом вышли во двор. Пока Эрфан напряженно щурился вдаль, высматривая что-то явно не в этом мире, девочка подошла к Джерри, шнурующему ботинки, и спросила:
— Мне обязательно идти с ним? Джерри неловко улыбнулся.
— Он не такой уж плохой, Мария. Он знает место, где тебя будут уважать. Больше, чем там, откуда ты пришла.
— А ты не знаешь это место?
— Нет, я… только ученик.
— Жалко, — вздохнула Мария.
Этого вздоха было достаточно, чтобы Джерри возжелал освоить каждую тропу и каждую мало-мальски заметную дырку чертова Межмирья.
— Он ничего тебе не сделает, — повторил парень виновато, — правда.
— Я знаю. Только он неживой.
— Ну что ты… Зачем так говорить.
— А ты разве не чувствуешь? — удивилась девочка. — Неживой.
Джерри дернул шнурок и порвал его. Стал было связывать концы, но плюнул и упрятал за голенище. Эрфан нервно махнул рукой, мол, пора. Мария кивнула и спокойно пошла за ним в красноватое сияние.
Он до сих пор задумывался, где та юная светловолосая колдунья и что с нею стало. Ей уже лет восемнадцать. Хорошо, если она и вправду не Хозяйка Межмирья. Джерри не желал бы малышке Марии «сеять любовь, а пожинать мрак и Хаос». И никому бы не пожелал.
— Господин Пралотта, — не без гордости сказал повар, со значением помахивая перьями, только что выдранными из хвоста дикой цесарки (наловчился, ленивец, снимать с гнезд безответных птах!), — очень он знаменитый своими расследованиями. Очень мы рады у него служить. Мне это место, думаешь, за просто так досталось? Эге! Зато теперь завидуют все. Думаю, даже шеф-повар императрицы завидует. Важно у него там, а все не так интересно!
Джерард молчал тем безразличным манером, который можно принять за уважительное слушание, особенно если очень хочется высказаться. Повар напоследок дернул несчастную цесарку за непристойно оголенный огузок и, наклонившись к самому уху своего безгласного визави, сообщил:
— А про вампира столичного слыхал? Сколь угробил людей, страсть. Господин советник Пралотта свою карьеру очень укрепил, когда его поймал. Вычислил, можно сказать. Вампир тот при самом дворе обретался, вот как. Знатных дам кушал. От остальных брюхо болело, что ли? И главное, никто угадать не мог личность его, значит. В позапрошлом годе поймали, да.
— Что сделали с вампиром? — неожиданно спросил Джерард, который, казалось, вовсе витал мыслями далеко отсюда.
Повар обрадовался проявлению интереса, зашептал более активно — не забывая попутно осмаливать птицу на костре.
— Так сожгли. А прах известью засыпали. Джерард вяловато кивнул…
— Большой человек наш хозяин! — удовлетворенно завершил повар. — Так что знай, если не виноват ты, то он поймет, а вот если виновен, не взыщи, лучше повинись.
Мужчина лишь кривовато усмехнулся.
Значит, его нашли и убили. И наверняка поймали на одну из тех прекрасных приманок, до которых Ральф Рос-Бретт был большим охотником… во многих смыслах этого слова. Что ж, привет тебе от всех мужей, ставших вдовцами и рогоносцами одновременно. Нам нечего было делить с тобою, обаятельный кровопийца с непомерным аппетитом и любвеобильным, хотя и давно остановившимся, сердцем. Рос-Бретт являлся порождением этого мира и этой страны, никоим образом не подпадая под юрисдикцию Иноходца.
Джерард покопался на темном дне души и нашел там мелкое и гадкое чувство неприязни к почившему вампиру. Попытался соврать себе, что неприязнь вполне объяснима поступками оного, но врать оказалось тошно. Так за что ты не любил Ральфа Рос-Бретта, Иноходец? И сколько раз в жизни ты его видал?
Один раз. Мельком, в столичном ресторане. Ты завернул туда лишь потому, что это была ближайшая дверь, из которой пахло пищей, а ты был измотан и голоден. Этот дорогой изысканный ресторан имел своих завсегдатаев, одним из которых, по иронии, и был Рос-Бретт. Регулярно присматривал своих жертв, как скот у водопоя. На Ральфа стоило обратить внимание. Опытным взглядом Джерард определил тогда во владельце слишком белоснежной и сверкающей улыбки типичного вампира. Но та частичка Межмирья, которая уже навсегда облюбовала уголок сознания, была спокойна и глуха. Ва