– Вопросов не имею, – ответил Егоров и вернулся к стоящим у блокпоста товарищам.
Спустя ещё полтора часа группа выгрузилась из осточертевшей машины у дома Егорова. Довольно потягиваясь и разминая затёкшие ноги, парни весело перекидывались шутками и лишь короткими удивленными взглядами выдавали истинные чувства, бушующие под беспечными масками.
– Вы видели? – озвучил накипевший вопрос Стасюк, как только они оказались в комнате Егорова. Остальные лишь синхронно закивали, показывая, что тоже в шоке от увиденного на улицах столицы.
И оснований для подобного поведения было больше, чем достаточно. Москва превратилась в крепость. За всё время, что они ехали по улицам города, было встречено от силы десяток гражданских. На каждом перекрёстке блокпост, на крышах снайперы, у каждой парадной по часовому. Страшно представить, сколько согнали в столицу военных.
– Я, конечно, не уверен, – сказал Лисицкий, но Егоров его тут же осадил:
– Не уверен – не говори! Завтра вечером Кравцов всё расскажет.
– Командир совсем плохо выглядит, – грустно пробасил Сатын, пытаясь поместить свое могучее тело в старое кресло у окна. Раритетная мебель протестующе заскрипела, но выдержала. – Командир уже несколько дней не спал, белый весь и синяки под глазами.
– С этим полностью согласен, виделись мы с ним пару месяцев назад, так он посвежее выглядел, – подтвердил Юра, в уме прикидывая, где разместить своих товарищей. Комната всегда казалась ему большой, но когда в неё набилось пятеро крупных мужчин, она словно уменьшилась в размерах.
Спас ситуацию диван и целая стопка матрасов, лежащих на кровати. В давние времена получилось урвать с оказией целых три со склада и вернуть их всё никак времени не хватало. Вот и пригодились.
И если вопрос с ночёвкой можно было решить своими силами, то с ужином помог Кравцов. В виду холостой жизни и частых разъездов, продукты Егоров дома не держал. Когда парни уже разложили матрасы и решили залить желудки перед сном горячим чаем, в дверь постучался посыльный от Ивана Петровича. В пухлом свертке оказалось сало, пара буханок хлеба и кастрюлька с еще теплой отварной картошкой. Кастрюля была Юре знакома, он видел ее в доме Кравцова и с благодарностью помянул заботу Антонины Сергеевны, которая при каждом удобном случае проявляла поистине материнские чувства.
– Вот это хорошо, вот это по нашему! – воскликнул заметно повеселевший Стасюк, когда увидел содержимое свертка. – Эх, горилки бы…
– С горилкой попрощайся на неопределённый срок, – прервал мечтания товарища Батыров. – Там, куда мы пойдём, её не будет.
– Это как же? Совсем не будет? – наигранно округлил глаза Игорь и обернулся к Лисицкому за поддержкой. – Серый, а оно нам надо?
– Я в том мире пока не был, – прогудел Сатын, помешивая чай в кружке. – Но в тайге был… долго был. Тайга пьяных не любит, она их убивает. Нельзя будет на той стороне пить.
– А когда всех фашистов побьём? – не унимался шебутной украинец, – Вот только представь: поставим домик на берегу речки, баньку срубим, рыбалка, охота. Рыбы навялим, котлеток пожарим… И что дальше? Даже бражки не пригубим?
– Вот когда домик построишь, я сам с тобой с удовольствием выпью, а если ещё и котлетки будут, то много выпью, – улыбнулся Егоров, глядя в непривычно тёмное окно.
Москва словно вернулась во времена авианалетов Люфтваффе, большая часть окон зашторена, на улицах отключено освещение.
– Но сейчас нам не об этом думать надо, – подал голос молчавший до этого Лисицкий. – В городе непонятная чертовщина творится, так что ещё не ясно, доберёмся ли мы до этого портала.
– Что верно, то верно, – кивнул Егоров и устало потянулся. – Ладно, хорош языками чесать. Команда отбой, через десять минут тушим свет, завтра ещё дел невпроворот.
Когда все улеглись, Юра ещё долго не мог заснуть, прислушиваясь к редким вздохам лежащих рядом товарищей. У всех были свои думы и всех тяготила грядущая неизвестность. Но капитан верил, что всё у них получится. Перед глазами снова полетела бесконечная вереница людей, чьи жизни оборвала война. Какие то лица он помнил хорошо, помнил их имена и ситуации, в которых они встречались, а некоторые просто отпечатались в памяти, безымянные, но не забытые. И ради этих тысяч убитых нужно было довести дело уничтожения фашизма до конца.
Вечером следующего дня четверо подтянутых офицеров в чистых и выглаженных гимнастерках ожидали машину у парадной дома Егорова. Оказывается, до наступления комендантского часа на улице достаточно много прохожих и совсем немалая их часть состояла из ставших казаться невероятно симпатичными девушек. Любвеобильный Стасюк развлекался тем, что подмигивал проходящим мимо красавицам и громко восхищался их внешностью, загоняя большинство в краску.
Только сейчас до Егорова дошло, что, отправляясь на ту сторону, он отсекает даже шанс на создание нормальной семьи. Не будет свиданий и прогулок по паркам Москвы, ни мороженного, ни походов в кино. Из рассказов Росса он знал, что на ту сторону попало немало народу помимо немцев и среди них наверняка были женщины. Оставалось лишь найти свою возлюбленную. Эта мысль одновременно и огорчала и веселила Юру.
– Товарищи офицеры, прошу внутрь, – из остановившегося автобуса выглянуло хмурое лицо Кравцова. – Стасюк, ты опять за своё? Я же тебе обещал ещё давно, что если будешь проказничать, то хозяйство твоё с корнем выдерну!
– Так это когда было, товарищ полковник, – оскалился в ответ Игорь. – Война уже закончилась!
– Не у тебя, – буркнул Кравцов и жестом приказал поторопиться. – Давайте быстрее, а то и так опаздываем.
В автобусе Егорова ожидал сюрприз. Стоило ему зайти внутрь, как в его сторону полетели слова приветствия на смеси из итальянских, английских и русских слов. Старик Энтони, о котором все благополучно забыли, когда приехал одним поездом с Россом, все эти дни просидел под присмотром Кравцова и теперь направлялся в тот же самый тренировочный комплекс, в который их вёз командир.
– Вы с Михаилом мне голову фрица должны, не забыл, Юра? – шутливо грозил пальцем итальянец, пока ехал автобус. – И уж я себе выберу самого породистого.
Юморной старик пришелся по душе сослуживцам Егорова. Он быстро влился в компанию и ребята даже успели перекинуться в картишки пару партий, но потом автобус съехал на проселочную дорогу и стало уже не до веселья. Разбитая тяжелыми грузовиками и размытая недавними дождями колея нещадно трясла непривычную к бездорожью городскую технику. В итоге пришлось пару раз выходить и толкать автобус.
Когда долгий путь подошел к концу, была глубокая ночь. Автобус вынырнул из очередных зарослей на просторную поляну и тут же попал в перекрестие световых лучей от прожекторов на караульных вышках, которые плотно облепили высокий забор учебного центра.
Предусмотрительно остановив автобус, Кравцов вышел на улицу и долго разговаривал с подошедшей группой солдат. О чём был разговор Егорову не удалось понять, с трудом доносившиеся голоса заглушал постоянный лай сторожевых овчарок и отрывистые сигналы тревоги, раздающиеся из рупоров на территории центра.
– Ну всё, едем, – устало скомандовал Кравцов, вернувшись на место.
Спустя ещё десять минут автобус остановился около неприметного двухэтажного здания, скрывающегося в тени сосновой рощи. Встречал их молодой капитан с повязкой дежурного. Невнятно представившись, он раздал короткие распоряжения дневальным и Егоров оказался в небольшом кубрике с двумя кроватями, тумбочкой и письменным столом.
– Подъём в шесть утра, построение перед зданием казармы в шесть тридцать, – сказал напоследок дневальный и вышел из комнаты.
Дверь не успела закрыться, как в комнату ввалился Энтони, пыхтя под тяжестью двух увесистых чемоданов. Вполголоса матерясь на смеси итальянского и английского, он кинул поклажу около шкафа и с облегчённым вздохом уселся на кровать.
– Я смотрю ты налегке, мой друг, – кивнул старик головой в сторону небольшого чемоданчика Юры. – Думаешь, тебе вещей хватит?
– На тот свет без багажа принимают, – улыбнулся в ответ капитан и задал встречный вопрос. – Ты-то когда успел так прибарахлиться?
– Благодаря Ивану Петровичу, – довольно улыбнулся итальянец. – Встретил меня как родного. Когда я приехал в Москву, он приставил ко мне солдата с бездонным кошельком и два дня я гулял по столице.
– И угрохал два дня на магазины?
– Обижаешь! – насупился Энтони, – Я в Мавзолее был, в Тре… Три… Тиреять…
– Третьяковке?
– Ага! Очень сложное слово для старика! А еще в оружейной палате был. Палата… смешное слово…
– Ладно, – взглянув на наручные часы, Юра прикинул время. До подъема оставалось всего пять часов. – Давай-ка, дружище, ложиться спать. Поболтать у нас время ещё будет. Ты-то в автобусе успел поспать, я видел.
– Да разве это сон для старика? – насупился итальянец и похлопал шершавой ладонью по матрасу. – Трясет, шумно и душно! Вот уж здесь только душу отведу…
Не тратя больше время на разговоры, друзья улеглись спать и тут же провалились в глубокий омут сновидений.
Глава 32
Москва и область, стоящие на ушах после случившегося в бункере, продолжали гудеть как сбитый с ветки пчелиный улей и успокоиться обещали ещё не скоро. Повсюду были выставлены блокпосты, а с соседних областей стянуты дополнительные силы, поэтому без ведома военных не бегали даже крысы в подвалах. Росса всё это лишь веселило, потому что он знал, что данный процесс всего лишь видимость. Тем не менее, Михаил не мог не восхититься влиянием Берии. Лаврентий Павлович, уговорив Сталина на принятие столь рессурсозатратного решения, коим является изоляция Московской области, поступил правильно. Тайная организация, которой пока что даже имени не дали, наверняка навострила уши и сейчас пристально следит за происходящим. Не вызвать подозрения раньше времени – вот что поставил на первое место бывший нарком. И, чему не стоит удивляться, он просто идеально справился с этой задачей. Всё МГБ, совместно с армией, пытается выловить всех агентов английской разведки и делает это очень “упорно”. Можно не сомневаться, что, когда всё успокоится, так и не будет поймано ни одного шпиона.