го предварительно освободили от должности заведующего Бюро международной информации ЦК ВКП(б), созданной не так уж давно исключительно для Радека, для сохранения и поддержания его былой роли в партии. Временное наблюдение за работой Бюро, доживавшего свои последние дни, возложили на Б.М. Таля[317].
Данное Талю поручение, хотя и временное, только продолжило уже начатые незаметные постороннему взгляду кадровые перестановки, а зачастую и просто сдвиги по горизонтали власти, неуклонно ведшие к укреплению позиций группы Сталина, начавшиеся ещё 11 августа. Именно в тот день ПБ приняло, без сомнения, органически связанное с планом проведения широких политических реформ «предложение т. Сталина о создании при программной комиссии ВКП(б) секретариата по первоначальной наметке программы партии в составе тт. Стецкого, Таля и Яковлева»[318]. Далеко не случайно в тот же день через ПБ было проведено ещё одно решение:
«1. Назначить т. Таля первым заместителем ответственного редактора газеты «Известия ЦИК СССР».
2. Оставить 2-м заместителем ответственного редактора т. Селиха, а 3-м по хозяйственной части — т. Медведева.
3. Поручить тт. Талю, Стецкому, Мехлису и Ежову привести в порядок аппарат «Известий», в частности секретарский аппарат «Известий».
4. Коллегиальную систему руководства газетой ликвидировать.
5. 14 августа доложить о результатах»[319].
Тем самым Б.М. Таля назначали «под» Бухарина, для установления абсолютного контроля за работой и пока ещё занимавшего свой кабинет ответственного редактора, и редакционного аппарата, который, учитывая суть проекта новой конституции, предстояло подвергнуть основательной чистке.
Но последнее в установленные сроки выполнить не удалось. Лишь два месяца спустя, 5 октября, ПБ утвердило внесённое Талем решение о самом важном, «номенклатурном» увольнении из редакции «Известий» старого троцкиста, всё ещё занимавшего довольно солидную должность, Л.С. Сосновского. Его снятие Таль обосновал по-прокурорски: «Сосновский стал буквально собирателем контрреволюционных анонимок, гнусных пасквилей на советскую власть, собирателем просьб и жалоб арестованных и осужденных контрреволюционеров, особенно троцкистов, в том числе и осужденных за участие в террористических делах»[320].
С самоубийством Томского, практическим лишением Бухарина права принимать самостоятельные решения отдел печати и издательств потерял свою изначальную роль идеологического цензора в условиях, когда в данной сфере действовали видные бывшие оппозиционеры. И потому с уходом из него Б.М. Таля пост заведующего практически автоматически — ибо был следующим на ступенях иерархической лестницы — занял ответственный редактор «Правды» Л.З. Мехлис.
Но самые важные по значимости кадровые назначения, вскоре круто изменившие ход событий в стране, состоялись лишь месяцем позже, 25–29 сентября. В те самые дни, когда Сталину и пришлось принять наиболее трудное и ответственное решение — о военной помощи Испанской республике. Тогда были оформлены те назначения, которые должны были не только обеспечить полулегальный (во всяком случае, оставшийся тайным для граждан СССР) характер операции, но и предотвратить использование её для политической борьбы с группой Сталина.
Началось же всё с очередной шифротелеграммы, направленной 25 сентября в Москву Сталиным и Ждановым:
«ЦК ВКП(б). Тт. Кагановичу, Молотову и другим членам политбюро ЦК. Первое. Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост Наркомвнуделом. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока ОГПУ, опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей Наркомвнудела. Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова. Второе. Считаем необходимым и срочным делом снять Рыкова по наркомсвязи и назначить на пост наркомсвязи Ягоду. Мы думаем, что дело это не нуждается в мотивировке, так как оно и так ясно. Третье. Считаем абсолютно срочным делом снятие Лобова и назначение на пост наркомлеса тов. Иванова, секретаря Северного крайкома. Иванов знает лесное дело, и человек он оперативный, Лобов как нарком не справляется с делом и каждый год его проваливает. Предлагаем оставить Лобова первым замом Иванова по наркомлесу. Четвертое. Что касается КПК, то Ежова можно оставить по совместительству, а первым заместителем Ежова по КПК можно было бы выдвинуть Яковлева Якова Аркадьевича. Пятое. Ежов согласен с нашими предложениями. Шестое. Само собой понятно, что Ежов остаётся секретарём ЦК»[321].
Ещё в одной, уже на имя Ягоды, датированной 26 сентября и подписанной одним Сталиным шифротелеграмме выражалась надежда, что Ягода поднимет работу наркомсвязи[322].
Что же вызвало появление первого пункта телеграммы от 25 сентября, по сути основного в ней, ибо к нему авторы возвращались ещё трижды?
Прежде всего — о четырёх годах, на которые Ягода «опоздал». Скорее всего, установление такого периода связано с двумя событиями. С проведением в конце августа 1933 г. в Париже конференции представителей германской социалистической рабочей партии и двух троцкистских групп из Нидерландов, где была образована «Международная коммунистическая лига», оказавшаяся эмбрионом IV Интернационала. И с учреждением в июле 1936 г. «Бюро и международного секретариата движения за IV Интернационал», который поспешил осудить политику Сталина: «строительство социализма в одной стране», создание народных фронтов в Испании и Франции.
Вместе с тем нельзя исключить и того, что на решение о замене Ягоды Ежовым повлияло завершение Троцким именно летом 1936 г. работы над рукописью книги «Преданная революция», которая содержала продуманную, теоретически обоснованную и предельно резкую критику политики группы Сталина и его лично.
Ну а выбор Ежова как преемника Г.Г. Ягоды скорее всего последовал потому, что за пять с половиной лет работы в аппарате ЦК он проявил себя как весьма ограниченный, но вместе с тем предельно исполнительный, послушный и безынициативный сотрудник. Кроме того, что являлось весьма важным для такого назначения, Ежов никогда не только не участвовал ни в одной из оппозиций, но ещё и остался, несмотря на свой последний очень высокий и значимый пост, малозаметной фигурой на партийно-аппаратном Олимпе, не успел или просто не сумел снискать ни известности, ни популярности.
Наконец, решающую роль при выборе преемника Ягоды сыграла подготовленная в конце 1935 г. рукопись Ежова «От фракционности к открытой контрреволюции», в которой он пытался доказать уже состоявшийся переход всех оппозиционеров к антисоветской деятельности.
Прямым следствием телеграммы от 25 сентября стало решение ПБ от 26 сентября:
«Освободить Рыкова А.И. от поста наркома связи Союза ССР, назначить наркомом связи Союза ССР тов. Ягоду Г.Г. … а) освободить т. Ягоду от обязанностей народного комиссара внутренних дел Союза ССР. б) Назначить тов. Ежова Н.И. народным комиссаром внутренних дел Союза ССР с оставлением его по совместительству секретарём ЦК ВКП(б) и председателем Комиссии партийного контроля с тем, чтобы он девять десятых своего времени отдавал НКВД»[323].
Последнее предельно жёсткое примечание, точно соответствовавшее указанию свыше, фактически снимало то, что было сказано в решении перед ним — о сохранении за Ежовым ещё двух должностей — секретаря ЦК и председателя КПК. Действительно, уже всего два дня спустя ПБ очередным своим решением — опять же в полном соответствии с телеграммой Сталина и Жданова — утвердило Я.А. Яковлева первым заместителем председателя КПК[324]. Тем самым фактически заменило им на столь важном и ответственном посту Ежова, ибо при М.Ф. Шкирятове, который с конца декабря 1934 г. как заместитель председателя и без того вёл всю повседневную работу комиссии, вроде бы никакой ещё заместитель, пусть и первый, не требовался. О значительном повышении роли Яковлева в узком руководстве свидетельствовала не только вторая по счёту постоянная должность в аппарате ЦК. Тем же решением ПБ от 29 сентября он остался и заведующим сельхозотделом. 22 октября вдобавок ко всему на него возложили ещё и руководство группой для предварительного рассмотрения проектов конституций союзных республик и внесения в них необходимых поправок. Помимо Яковлева в группу вошли, разумеется, идеологи реформы Стецкий, Таль, а также, но чисто по должности, секретарь ЦИК СССР И.А. Акулов[325].
Что же касается работы секретарём ЦК, то начиная с октября она свелась для Н.И. Ежова к чисто формальному голосованию по проектам решений, выносимых на рассмотрение секретариата. Наконец, вознесённый на один из самых значимых постов — руководителя, по сути, карательного ведомства, уже приобретшего недобрую славу и ставшего одиозным в глазах не только сограждан, но и во всём мире, Ежов пока не обрёл всей полноты безраздельной власти над НКВД. Он вынужден был координировать всю свою работу, включая аресты, с заведующим политико-административным отделом И.А. Пятницким, который играл в то время весьма многозначную роль. Прежде всего призван был обслуживать сам НКВД, подбирая для него кадры, руководя его партийными организациями. Одновременно должен был согласовывать действия НКВД, наркомюста, Прокуратуры СССР, различных судебных органов. Кроме того, ещё и контролировать любые действия НКВД — следить за тем, чтобы тот послушно и беспрекословно выполнял требования и указания лишь узкого руководства, не допуская никаких самостоятельных шагов. Словом, заведующий политико-административным отделом разделял с Ежовым всю полноту ответственности за всё, что тому предстояло делать.