Илья посмотрел на непроницаемые лица секретных чиновников. Ему хотелось крикнуть: «Послушайте! Да, мы разные, очень разные, но мы можем сосуществовать. Мы с Демайтером, Коля с Каином и Шевцов с Асианой это доказали! Мы можем понять и поддержать и даже простить друг друга, если захотим. И отпустить с миром. Какие объемные взрывы?! О чем вы?! О чем»…
— Первое, я… — Илья сделал короткий вдох, мысленно заглянул в жуткую глубину черных глаз Демайтера, и кричать на присутствующих ему расхотелось.
«Один путь из множества? Только так? — беззвучно спросил он. Вопрос не пробился сквозь немыслимое количество слоев реальности. Илья остался со своим выбором один на один. — Боюсь, он тебе не понравится, Диам-Ай-Тер. Наверное, он не достоин мудреца. Допустим, я поверил в то, что я — живая тень чего-то большего, непостижимого, идеального…», — он мысленно оборвал сам себя и решительно продолжил вслух:
— Я полностью согласен с майором Логиновым, который считает, что СКМ представляет для нас угрозу. Нам предстоит сформировать не только десантно-штурмовые подразделения, имеющие полное представление о том противнике, с которым им предстоит сражаться, но и мобильные группы обнаружения, чтобы обеспечить наблюдение за местами наиболее вероятных спонтанных пробоев на всех девяти планетах положительной параллели. С примерным перечнем уязвимых географических зон вы можете ознакомиться. Эта информация у меня есть.
Второе. Кроме продолжения исследования уже открытых измерений, необходимо сосредоточиться на поиске неизвестной — Нулевой параллели, которая оказывает влияние на всех нас и деформирует пирамиду мироздания — древний символ Соединенного королевства. Каким-либо образом характеризовать скрытый мир как более или менее перспективный в энергетическом и эволюционном отношении я считаю преждевременным. Но его поиск и обнаружение — не просто важным, а жизненно необходимым.
«Даже если я всего лишь его тень»!
Он поймал уважительный взгляд Логинова и предложил присутствующим задавать вопросы.
Эпилог
Весна пришла, размыла дороги, поблестела солнышком и окунула Сосноборск в молочную дымку туманов. Днем ее разгонял свежий мартовский ветерок, а по утрам и вечерам она белой кисеей наползала на райцентр. За магазином растеклась ежегодная весенняя лужа, которой предстояло дожить до самой осени, незначительно изменив географию берегов в июльскую жару. Петр Кашицын посмотрел в окно, вздохнул и отвернулся: «Буду учиться. Чертова дыра! Не-ет, надо сваливать. И чем быстрее, тем лучше».
Местному жителю Петру Кашицыну посчастливилось не просто уехать в город, а еще и поступить в Педагогический институт. «На бесплатно», — как говорила тетя Рая, похваляясь племянником перед соседями. Но студенческая жизнь вскружила будущему педагогу голову. И хорошо еще, что головокружение кончилось академическим отпуском, а не отчислением. Так что после Нового года второкурсник Кашицын вынужден был вернуться на родину в Сосноборск, где отчаянно заскучал и от тоски вспомнил свое давнее увлечение авиамоделированием.
— Петр Петрович! Он над нами издевается!
Малыши ввалились в двери румяные и счастливые. То есть, это он про себя их так называл. Трое мальчишек в возрасте от одиннадцати до тринадцати лет и троюродная сестра Зинка.
— Опять ничего не получится, спорим?
Невеселые слова никак не вязались с весенним настроением и радостными лицами. Для местных ребят академ Петра Кашицына стал бесценным подарком судьбы. Два месяца под его руководством они мастерили настоящий самолет-разведчик. Поначалу в обветшавший дом культуры сбежалась целая ватага, но к моменту пробного запуска остались только самые преданные делу люди. Их труды были вознаграждены. Да еще как! Фанерная рама, тридцать раз перепланированная и переклеенная, зажужжала, разбежалась, поднялась в воздух и принялась кружить над футбольным полем.
В тот момент не только ребята, но и студент Кашицын испытал неподдельное счастье. Как вскоре выяснилось, летать самодельному «Буревестнику» понравилось, но кособокий аэроплан мечтал родиться истребителем, а не самолетом-шпионом. Снимать увиденное старой фотокамерой — он не соглашался ни в какую. И если улочки Сосноборска еще как-то можно было рассмотреть на полученных снимках, то за его пределами из раза в раз получалась молочно-белая размазня, независимо от погоды и точки съемки.
— Ну, если опять ни одного нормального кадра — сегодня же за квадрокоптером поеду! — с чувством сказал Кашицын, разворачивая ноутбук.
— Неа, сегодня не поедете, Петр Петрович, — шмыгнул носом тринадцатилетний Ванька и солидно добавил. — Михалыч запил.
Ванька вообще все слова руководителя воспринимал всерьез и отвечал по-взрослому, по-отцовски.
— Ну Горяев поведет, — пожал плечами Кашицын. — Дай сюда юэсбишник.
— А Горяев в больнице третий день.
По весне добираться до Сосноборска на машине было проблематично, если не сказать невозможно. Впрочем, и в другие сезоны гравийка не радовала. Ее то размывало паводком, то переметало снегом, а однажды поперек дороги свалилось громадное дерево, после чего автобусный маршрут окончательно и бесповоротно закрыли. Сосноборский водитель тогда погиб, а из городских никто не соглашался. И единственной ниточкой, связывающий райцентр с большой землей осталась узкоколейка. Два машиниста Михалыч и Горяев, о которых шла речь, работали на железке с незапамятных времен. По крайней мере, Петру Кашицыну так казалось, потому что в его детстве, оба они уже были. Ходил состав каждый день. Такого, чтобы ни один из двух машинистов не был в состоянии выйти на работу, Петр не помнил.
— Н-ну… — в третий раз сказал Кашицын, перекидывая информацию с фотика на ноут. За этим действом малыши всегда смотрели заворожено, хотя компьютеры в школу завезли по нацпроекту, и были они детям не в диковинку. Но в такой судьбоносный момент даже Ванька переставал шмыгать носом, а Зинаида, которая частенько на правах родственницы клянчила ноут поиграть — так и вовсе дышать.
— Дима же еще есть, помощник, — вспомнил Кашицын и лукаво посмотрел на Ваньку.
— Ха! Димон-то? Скажете тоже, Петр Петрович. Его за всю жизнь два раза просили, так он два раза до четвертого километра доезжал!
Это была чистая правда. На четвертом километре рельсы играли на заболоченной почве, узкоколейка лет тридцать не ремонтировалась, и соскочить там любому, кроме Михалыча и Горяева было раз плюнуть.
Поношенный ноутбук отчаянно загудел вентилятором.
— Завис что ли? — с досадой спросил Кашицын.
— Неа, — отозвался тезка Петя еле слышным шепотом, — грузится.
И такая отчаянная просьба была в этом нерешительном «грузится», и такая надежда… «Подведешь парня — разобью к чертовой матери»! — мысленно пообещал Кашицын компьютеру.
— А что с Михалычем? — мрачно переспросил он вслух, вспомнил, что ему только что рассказали про запой, и преувеличенно бодро заявил: — Не беда. Что, Михалыча не знаете? Если сильно надо — встанет и поедет.
— Не поедет, — авторитетно сказала Зина. — Его с вечера мать «откапывает». Он ей рассказал, что лешего видел. Тот вышел из леса — и прямиком в наш тупик. Сам в сером балахоне с капюшоном, волосы длинные, на груди бляха вот такенная горит, — Зина очертила в воздухе круг размером с арбуз, — вышел, значит, леший к Михалычу и спрашивает: «Скажи, проводник, давно ли ты на службе»… у этого… как его… культа вроде. Или клана? А за ним — целый отряд лесных воинов стоит. Короче, Михалыч бежать, а тот пропал вместе с нечистью. Я сама слышала, как мать с бабкой шепталась, когда домой забегала переодеваться. Типа все, допился мужик…
Тут Кашицын сообразил, что разговор ушел куда-то в сторону и решил безобразие пресечь. Зинкина мать и в самом деле работала фельдшером, но во-первых, далеко не все своей болтливой дочери рассказывала, а во вторых Зинаида фантазерка была страшная.
— Кто с кем шептался? — переспросил неразговорчивый и обстоятельный Копылов.
— Какая бляха? Какого еще пульта? — фыркнул Ванька. — Че ты выдумываешь?
— Вот именно! — строго сказал Кашицын.
— Загрузился, — благоговейным шепотом доложил тезка Петя.
Кашицын тут же забыл, какое именно внушение хотел сделать троюродной сестрице с неуемной фантазией. Команда энтузиастов аэрофотосъемки, толкаясь локтями, сгрудилась над ноутбуком.
Сегодня «рама» налетала в общей сложности около часа и поставила рекорд дальности. Некоторые фотоснимки, особенно те, что были сделаны над центром, получились четкими, и ребята, напряженно пролистав десяток-другой неудачных кадров, восхищенно вскрикивали: «Смотри, это же „Нива“ Бердышевская у правления стоит! Во, точно… Смотри, смотри, вон ясельная группа на прогулку пошла. А один без шапки — прикольно! А тут что-то не разобрать ничего»…
С окраинами дела обстояли хуже. Они тонули в тумане, который как серпом обрезал видимость сразу за последним рядом домов. Раскинувшиеся вокруг Сосноборска заболоченные просторы и лесистые окраины Кашицыну с ребятами, еще ни разу не удалось снять в более или менее приличном качестве.
— Тьфу ты! — с чувством сказал Кашицын. Как будто аэрофотосъемка родного райцентра была не временным развлечением, чтоб от скуки не помереть, а делом всей его жизни. Он встал и отошел к окну. Ванька с Зинаидой передрались за его место у ноутбука. Наконец, довольный Иван сел за стол, а Зинка, потирая ушибленное плечо, навалилась ему на спину.
— Смотри-ка, что это? — спросила она.
— Не знаю. Да отлезь ты, Зинка! Петр Петрович! Смотрите, у нас здесь какая-то обезьяна на задних лапах стоит.
Кашицын нехотя повернулся и замер с открытым ртом. Изображение было выпуклым и немного смазанным. Туман стлался по экрану густой пеленой, из которой торчали черные голые ветви. В нижней части снимка угадывались стволы деревьев, среди которых стояло какое-то человекоподобное существо.
Плоское широкоскулое лицо было обращено к небу. Волосы гривой росли от лба к затылку, но в отличие от стоячих панковских гребней рассыпались прядями, которые прикрывали заостренные уши. Щелевидные глаза без зрачков зло смотрели прямо в объектив. Почти человек разглядывал его очень пристально и недобро скалился.