Принести стол из соседней комнаты оказалось на так просто, потянутое плечо ныло. На ладони под перчаткой щипало царапину. Поздно я подумал, что об осколки можно порезаться.
Принесённый из сада прожектор безжалостно высвечивал мумию в сильно посветлевшем цельном кристалле.
— Что всё это значит? — я накрыл глаза ладонью, но перчатка была неприятна к лицу, и я опустил руку. — Что?
Предположительные ответы мне не нравились. Они противоречили, уничтожали всё то, что говорилось о появлении длоров, нашем особом положении перед людьми и богом.
Я мог ошибаться, но здравый смысл, выпущенный из тисков вколоченных убеждений, опротестовывал все прежние ценности.
Эти мумии своим существованием уничтожали мой мир. На стиснутых кулаках всколыхнулось чёрное пламя. Я вскинул руки.
Пламя бездны, Смерть плоти, Тлен — три самых сильных боевых родовых заклинания ударили по кристаллам и сухим останкам. Тьма охватила цели, давила их, сплющивала. Я вкладывал всё больше и больше силы, вливал почти бесконтрольно, но не чувствовал победы.
По нервам пробежала дрожь, во рту появился металлический привкус. Я закричал от отчаяния, выкладываясь на полную. Рухнув на колени, я едва успел выставить руки. На них капали пот и кровь. Я глох от своего громкого хриплого дыхания, лёгкие выжигало огнём.
В глазах двоилось, меня трясло, бросало в жар и холод. Выброс магии был чудовищным, но кристаллы и останки трупа по-прежнему лежали на столе.
Ни единого следа моего удара на них не осталось.
Ничего.
Пять минут, пока приходил в себя, я пытался свыкнуться с этой мыслью. Поднявшись, первым делом подошёл к осколку с вплавленной рукой — целый и невредимый.
Стянув перчатки, бросил их на стол и, не оглядываясь, вышел.
Я не представлял, что делать с этими кристаллами, поэтому лучше заняться понятными делами. Вытирая с верхней губы кровь, я поднялся в дом и, едва ступив на паркет, словно споткнулся.
В сумраке Лена казалась бледной, синеватой. Сердце сдавил страх, что она лежит на диване мёртвая, как Эваланда.
Нет-нет-нет.
На негнущихся ногах я подошёл к Лене и опустился рядом.
Её дыхание коснулось моего лица, вызывая улыбку.
Жива.
И пальцы мягкие, тёплые. И губы. Так хорошо прикасаться к ним и чувствовать дыхание Лены, знать — живая. Живая!
Кажется, я на всё готов, чтобы она продолжала дышать.
Глава 25
Проснулась в постели такой уютной, какой дома быть не могло. Сладко пахло свежим бельём и цветами. Накатившие воспоминания заставили глубже зарыться под одеяло. К щекам прилила кровь, я сжала их ладонями.
И зачем о себе рассказала? Я же о Раввере хотела поговорить, о его жизни, не о своей.
Высунулась из-под одеяла.
Спальню озарял солнечный свет, пронизывал тонкие белые лепестки цветов в букете на столике. На секретере в идеальном порядке лежали бумаги и письменные принадлежности. Казалось, Раввер только-только их оставил, и его дух ещё витает над ними.
Оглядываясь, я приподнялась на локте.
— Хозяин уехал по делам, — ответила из стены Саранда. — Просил извиниться, что не смог остаться на завтрак.
«Мог бы разбудить», — с огорчением подумала я, и к щекам снова прилила кровь.
Интересно, как Раввер отнёсся к моим признаниям?
— С пониманием, — тихо произнесла Саранда. — Он беспокоится о вас.
Ух ты, какие у меня шпионы.
— А что он делал после того, как я уснула?
— Уходил по делам, потом перенёс вас в спальню и работал.
Продолжения не последовало, и я удивилась:
— А поспать?
— Хозяин пытался, но часто просыпался и, в конце концов, продолжил работу.
— И часто он так не спит? — К щемящему сердце состраданию примешалось беспокойство, что Раввер плюнул на своё здоровье и живёт, сгорая на работе.
— Постоянно.
— Так нельзя. Он должен спать!
— Хорошо, в следующий раз мы погасим все светильники, чтобы хозяин не мог работать.
Нервно улыбнулась. Что-то мне подсказывало, такому самоуправству Раввер не обрадуется.
Но если отдыхать его нужно заставлять, я заставлю. Если не успевает что-то делать, надо помощников искать, а не самому убиваться. Даже если кажется, что это отличный способ заглушить боль или замолить прошлые ошибки.
Думая об удивительной способности людей медленно губить себя из-за чувства вины, я разглядывала подол сорочки и полы халата.
Внезапно пришло осознание, что перед Раввером хотелось выглядеть хорошо. Понимаю, из-за проклятия настоящих отношений между нами быть не может, но…
— Есть на меня платья? Что-нибудь из того, что не носили его прежние жёны?
— У нас сохранилась одежда матери хозяина и нескольких жён длора Верония.
— Можно мне ими воспользоваться?
— Да. Я подгоню по фигуре.
— Отлично, — я поднялась.
И постаралась сосредоточиться на такой обыденной вещи, как одежда, чтобы не накручивать себя: бурные эмоции — плохой помощник. Раввера, как мне кажется, надо уговаривать фактами и воззванием к здравому смыслу. А что может быть более здравым, чем сон по ночам?
***
До боли стискивая кулаки, я выскочил из неуютного дома Лавентина. Шумно вдохнул.
Нормального разговора между нами не получилось. Ничего обнадёживающего я не узнал. Надежды не оправдались: за ночь весь такой умный Лавентин ни на шаг к решению проблемы не приблизился.
Исследование… Для Лавентина вся эта ситуация просто эксперимент! Сравнить жён он хочет, мальчишка безответственный!
Стоя на неприлично маленьком крыльце, я выругался.
Успокоиться это не помогло.
Я не хотел верить в предположение Лавентина, что жён нельзя отправить в их мир из-за родовых браслетов, но оно такое логичное… В самом деле, во времена создания порталов родовая магия только зарождалась, вполне естественно, что порталы не рассчитывались на использование главами рода хоть мужского, хоть женского пола. Возможно, браслеты не пропускало в другой мир из-за связи с источником.
Если так, мой родовой браслет в любом случае губил Лену: сначала мешая ей вернуться домой, потом опьяняя брачными чарами и, в конце концов, убивая проклятием.
Я задыхался от осознания этой роковой неизбежности. И Лена — милая, доверчиво ко мне прижимавшаяся, посвятившая меня в свои тайны — скоро умрёт. Из-за меня.
Из-за идиотской задумки Лавентина.
Убить бы его!
Заставляя себя глубоко дышать, я давил кипевший внутри гнев. Сбоку что-то мелькнуло. Я оглянулся: привратный дух Лавентина парил над землёй, ободранный плащ трепетал, на пальцах проросли когти. Почуял мои дурные мысли и вспышки магии.
— Не трону я его, — направился к карете, забрался внутрь.
Привратный дух до самых ворот скользил рядом серой враждебной тенью.
А я думал о том, что надо что-то делать, как-то Лену защитить.
Облокотившись на колени, заставлял воздух входить и выходить из лёгких.
Что делать? Как спасти Лену?
Неужели опять придётся бороться с брачными чарами, как когда-то мы боролись с ними с Талентиной? Неужели снова проиграю с фатальными последствиями?
Я схватился за голову.
Не смогу так, не перенесу этого снова. С таким грузом на сердце невозможно жить.
«Не думай об этом, — я закрыл глаза. — Не надо думать об этом сейчас».
А предположение Лавентина может оказаться неверным. Да. Он… он ошибся: портал не сработал по какой-нибудь иной причине. Но Лавентин его починит, настроит… Должно же мне хоть раз повезти!
Всего один раз — мне больше не надо. И больше я никого опасности не подвергну, даже если придётся отказаться от должности, магии, всего.
А сейчас надо отвлечься, иначе не выполню возложенные на меня обязательства. Отчёт вон уже прочитать не успел.
Тяжело дыша, я нащупал на сидении рядом стопку сшитых листов и положил на колени.
Закладка торчала примерно на середине.
«Можно было и короче некоторые факты выразить», — ворчливо подумал я, открывая страницу, посвящённую коричневым — нашим активистам, не поддерживающим ни алых монархистов, ни зелёных радикалов, вечно болтающихся между ними, как нечто их цвета в проруби*.
Глаза резало от усталости. Я шире открыл задвижку на окне, впуская больше света, и попытался сосредоточиться на отчёте. Вроде ничего сверхсложного там нет, — коричневых опять мотало, в ведущей партии намечался раскол, — а понимание наступало со скрипом, наполняло голову чугунной тяжестью. И усиливающийся шум города резал слух.
— Скандал на острове длоров! — послышался звонкий голосок. — Сенсационный брак главы рода! Общественность в шоке! Министр внутренних дел не знает, что делать!
Мурашки побежали по спине: меня вычислили? Я высунулся в окно притормаживающей кареты.
Мальчишка в засаленной одежде размахивал пачкой газет «Горячие новости Динидиума», принадлежавших Хлайкери, и я выдохнул: наверняка это о Лавентине.
— Один номер, — крикнул я.
— Два медяка, — подбежавший ко мне мальчишка, шмыгая носом, протянул газету.
Я выгреб из внутреннего кармана монеты, но медяков среди них не нашёл, бросил пол серебряного:
— Сдачи не надо.
— Спасибо, министр, — щербато улыбнулся мальчишка и побежал на перекрёсток дальше зазывать покупателей.
Я развернул газету. На передовице, под крупной надписью: «Министр внутренних дел бессилен!», был изображён я, прикрывающий лицо рукой, но узнаваемый. На фоне довольно эффектно смотрелись развалины дома Лавентина.
Хлайкери отомстил за то, что вчера, после того как взбесившийся дом утихомирили, я не пустил его в лабораторию Лавентина и не