— Удачной проверки городского парка, — захлопывая дверцу, елейно пожелал дядя.
Сарсанна оказалась в весьма затруднительном положении: нас с дядей она ненавидела одинаково. Настолько одинаково, что не могла решить, кому из нас позволить насладиться тем, как она осаживает и поливает изысканным ядом его оппонента.
Необходимость кивнуть Сарсанне, пусть и незаконнорожденной, но сводной сестре императора, помогла справиться с приступом панического страха.
Я кивнул. Поджав губы, Сарсанна отвернулась. Ящеры потрусили к воротам.
Мы с дядей остались стоять. Он смотрел на меня, уголок его губы нервно дёргался.
Многие обвиняли меня в злопамятности, но правда заключалась в том, что никакие волевые усилия не помогли мне дать магию дяде — она блокировалась на эмоциональном уровне. Наш родовой источник боялся его так же сильно, как я, поэтому с той минуты, как я стал главой рода, Вероний Вларлендорский лишился магии.
Это не помогало наладить отношения. Если их вообще можно было наладить.
Даже находиться на расстоянии четырёх метров от него невыносимо. Хотелось отступить, но я заставлял себя стоять на месте и ждать, когда подадут карету.
Наконец послышалось клацанье ящерных лап, и моя карета остановилась у крыльца.
Надо было пройти мимо дяди.
Я знал, он ничего мне не сделает. Не сможет — я его тенями в порошок сотру. Но страшно до тошноты.
Шаг за шагом я спустился по каменным ступеням, физически ощущая колкий взгляд дяди. Только забравшись в сумрак кареты, выдохнул, разжал кулаки. Пальцы дрожали.
Я старался дышать глубоко.
Минут через двадцать успокоился настолько, чтобы, несмотря на усилившуюся головную боль, задаться вопросом: что в императорском дворце забыл дядя Вероний?
Глава 28
— Жениться надумал? — сразу спросил Теталард, глядя поверх «Горячих новостей Динидиума», из-за которых император определил меня в няньки Лавентину и его жене.
Кажется, я ненавижу Хлайкери. Искренне так, хотя и нелогично: этой статьёй он просто делал своё дело. Как и все мы.
— Нет, — честно ответил я.
Я же не надумал, а уже женился.
Подойдя к столу своего заместителя, шлёпнул перед ним четырёхсотстраничный отчёт по столичным организациям, толкнул его корешок, чтобы лёг ровно. Теталард вздёрнул густую бровь и, отложив шуршащие газеты, вынул из ящика коробочку с золочёным тиснением «Кондитерской для длоров», отличавшейся заоблачными ценами. Похоже, подарок. Возможно, за то, что закрыл глаза на нарушение.
Да и новый дорогой фрак, драгоценная булавка в галстуке заставили судорожно вспоминать, чем в последнее время занимался Теталард, за что ему могли выразить финансовую благодарность. Вроде ничем существенным…
— Печенье будешь? Что-нибудь пить?
— Нет, — подвинув кресло для посетителей параллельно столу, я сел.
Причин задерживаться здесь не было, но после встречи с дядей сидеть одному в своём кабинете неуютно. Теталард простёр руку над чашкой и короткой вспышкой родового пламени разогрел содержимое.
Едва сдержав порыв сморщиться от острого запаха пряного отвара, я сказал:
— Хочу передать тебе несколько дел.
Шумно вдыхая, Теталард откинулся на спинку кресла. Наверняка подумал, что я готовлюсь уйти. Не слишком хорошо с моей стороны обнадёживать его возможностью занять место, которое шесть лет назад он упустил из-за того, что не успел стать главой рода до того, как мой тесть освободил должность.
Но из-за расследования дела Какики и необходимости оставаться рядом с Леной, выполнять должностные обязанности в полном объёме я вряд ли смогу. Я пояснил:
— Этот год в Охтандии урожайный, они хотят помочь нам с продовольствием. Если мы пойдём на определённые уступки.
— Хорошо, — раскинул массивные руки Теталард. — Но разве международные отношения наша юрисдикция?
— Вопрос затрагивает внутренний рынок.
Я быстро пересказал суть предложения Охтандии, назвал нормативные акты, мешающие договорённости. Теталард записывал тезисы в лежавшем наискосок листе.
Затем я поручил заместителю перетрясти отдел цензуры.
— Да, совсем они от рук отбились, — покивал Теталард, косясь на газету.
Ещё на мне мёртвым грузом висел проект по строительству дешёвого жилья на западной окраине столицы, и я мечтал его кому-нибудь передать, но это госзаказ, огромные деньги, а Теталард питал нездоровую страсть к азартным играм и удачливостью не отличался.
Нет, такое денежное дело ему доверять нельзя: дома должны быть построены так, чтобы не развалились, погребая под собой несчастных жителей.
И вопрос с дорогами Теталарду не доверишь по той же причине.
— Ревизия тюрем в этот раз на тебе, — неохотно решился я: для этого дела необходимо покидать столицу, а я сейчас привязан к дому.
— Хорошо, — согласился Теталард, отчаянно пытаясь сохранить сочувствующий вид.
Но в тёмных глазах проблёскивало предвкушение. Свободных от службы глав родов было не так много, и Теталард вполне мог меня сменить.
— Что ж, пора заняться делами, — вздохнул я и поднялся.
Перед дверью обернулся. Теталард поспешно спрятал улыбку за чашкой.
Надеюсь, уверовав в повышение по службе, он не натворит глупостей.
***
Иногда так хочется верить в хорошее. Вот и я надеялась, что Эоланд вернётся и выльет то, что добавил Равверу в воду.
Но Эоланд не возвращался. И от этого так тоскливо, словно это меня ограбил и хотел что-то подмешать родственник. Мои проблемы с родными вдруг показались несущественными: ну не любили, но и плохого не желали.
Вздохнув, я облокотилась на большой красивый стол в кабинете Раввера. В кожаном хозяйском кресле было уютно. Я словно сидела в объятиях большого тёплого зверя. Запах расставленных на полках книг успокаивал.
С ревнивым удивлением я признавала, что кабинет замечательный: всюду лакированное тёмное дерево, массивные шкафы, лестница на колёсах, чтобы доставать книги с верхних полок. Хотя на мебели хватало завитков, всё выглядело очень по-мужски, очень похоже на владельца. Даже удивительно, что женщина, его не любившая, смогла создать такую Равверовскую обстановку.
Всё здесь было хорошо, кроме графина с непонятной добавкой Эоланда.
Да и шестерёнки могли оказаться не такими безобидными, какими выглядели. Они тускло блестели на тёмной столешнице. Я ткнула пальцем кругляш с красными камнями.
— Саранда, а если бы меня не было, что было бы с этими шестерёнками?
— Они бы остались лежать до следующей уборки в гардеробной.
— И часто вы её убираете?
— Если её не используют активно, то раз в четыре месяца. Значит, мы бы заметили их только через три месяца.
Ну точно неспроста эти штуки в гардеробной оказались. Покрутила шестерёнку:
— Есть догадки о том, что это может быть?
— Нет. К сожалению, мы ничем не можем помочь. На вид обычные шестерёнки… Правда, камни странные.
Выронив шестерёнку, я отдёрнула руку:
— В каком смысле?
— Не могу сказать точнее. Есть в них что-то ненормальное. Ксал тоже так думает.
Эоланд украл ожерелье, подбросил что-то непонятное и что-то подсыпал в питьё. Всё это сошло бы ему с рук из-за попустительства предыдущей жены Раввера… Как же он уязвим. Я бы такого не допустила. Я бы этот дом в крепость превратила, все бы его свойства направила на защиту Раввера.
Собственно, именно так я и сделаю. Даже если мне не суждено остаться здесь в качестве жены, о безопасности Раввера я позабочусь.
***
Перемычку в носу тянуло, хрящик пощёлкивал в такт покачиванию кареты. Я осторожно сдавил нос в том месте, где его сломала химера Лавентина.
Снова на меня накатывал гнев: это чудо даже в министерство не может приехать так, чтобы ничего не разнести. У меня мурашки по коже, стоит вспомнить, с каким грохотом шестилапое чудовище Лавентина носилось по этажам, а уж как эта парочка в меня врезалась, чуть всё не переломав… Нет, пора разрабатывать закон о регулировании ездовых магических существ. А то ездят всякие на химерах, а потом чрезвычайные происшествия случаются.
Я запрокинул голову на спинку сидения и закрыл глаза.
Ситуация с Лавентином раздражала: совсем он распоясался. Можно понять, что известие об исчезновении матери обеспокоило его, но это не повод мчаться ко мне через весь город, пугая прохожих и полицию, с боем прорываться в министерство (достаточно было остановиться у входа и сообщить постовым о цели визита). И тем более не повод сбивать меня с ног.
Пусть последнее случайность, но об этом теперь всё министерство говорит. И о моём сломанном носе. Как бы не появилась очередная статья о потакании Лавентину. А Лавентину пора вести себя как подобает длору. И почему я, министр внутренних дел, должен заниматься его воспитанием? За что мне это всё?!
Нос заныл сильнее. Я начал массировать восстановленный патологоанатомом хрящик.
И ведь это происшествие — мелочь! Если бы проблемы ограничивались «совершенно случайным» нападением Лавентина на министерство, я был бы рад! Но, увы, этот день принёс новые заботы: пропали две матери глав рода, одну чуть не украли, неизвестные нападали на жён глав рода, одну, похоже, убили, а в полиции сочли происшествие несчастным случаем. Даже в Сарсанну, сестру императора, средь бела дня стреляли в городском парке.
Такое чувство, что страна разваливается. Всё идёт прахом, а мы барахтаемся, барахтаемся…
Карета остановилась.
И дурное настроение отступило: дома ждёт Лена, можно будет ненадолго выкинуть служебные дела из головы. Браслет отозвался теплом. Я с неожиданной лёгкостью выскочил из кареты. Ступил на лестницу крыльца и застыл: парадные двери были распахнуты.