Дурное предчувствие стиснуло сердце.
— Лена! — я рванулся вперёд.
Воздух застыл в лёгких, руки и ноги стали невозможно тяжёлыми, я удивительно медленно преодолел лестницу и вошёл в холл. Столик для визиток валялся опрокинутый.
— Лена, — вырвался сиплый выдох, я шёл дальше, но ноги увязали в полу. — Лена.
— А теперь скажи, что ты сделал не так, — раздался приказ дяди Верония.
Меня прошиб холодный пот. Пытаясь вдохнуть, я медленно повернулся на голос и чуть не закричал: лезвие кортика прижималось к шее Лены. Вероний прикрывался ей от меня, скалился из-за встрёпанных светлых прядей. По бледным щекам Лены струились слёзы, блестели, точно слюда.
Вероний держал Лену за талию, на лезвии до боли знакомого кортика играли блики свечей.
Этого не может быть.
— Давай же, заставь свою тупую голову работать, — гневно требовал дядя. — Соображай быстрее, что ты сделал не так, иначе я удвою наказание.
Мысли заметались всполохами: что я сделал не так? чем не угодил? где ошибся?
Дядя всегда давал возможность самостоятельно найти просчёт, только это почти невозможно, когда задыхаешься от ужаса, когда все мысли сосредотачиваются на остром лезвии, всё сильнее прижимающемся к нежной шее.
«Отпусти её», — должен крикнуть я. Не могу, но я должен потребовать, должен защитить… В потемневших глазах Лены такой ужас, что мне становится в тысячу раз страшнее. Как так получилось? Что я сделал не так? Что не предусмотрел?
Глава 29
— Думай, — приказывает дядя.
«Думай, — приказываю себе, ломая паралич. — Действуй. Нет, думай. Нет, действуй. Спасай».
Лезвие скользит по нежной девичьей коже. Надо абстрагироваться от того, что это Лена, потому что если отвечу на вопрос неправильно, будет хуже.
Лена…
Острие кортика ползёт по сонной артерии.
Ле-на…
Усилием перевожу взгляд на лицо дяди, почти скрытое волосами Лены.
— Я женился на ней, — в горле пересыхает. — В этом моя… мой…
— У неё дурная кровь, — скалится дядя. — Мы длоры Вларлендорские, наша кровь священна. Как ты посмел нас опозорить?!
Лезвие вспарывает кожу, та покрывается чешуйками, тело трансформируется. В руках дяди агонизирует мой согр Гласт, сучит когтистыми лапами, умоляюще таращит глаза. Кровь брызжет, заливает моё лицо.
Вскрикнув, я проснулся в карете. Сердце бешено стучало. Мысли путались, но главная усмирила панику и тошноту: с Леной всё в порядке.
Это был сон.
Я провёл дрожащими пальцами по влажному лицу, но крови Гласта на нём не было. Моего согра, моего друга, которого дядя убил и разделал на моих глазах, а потом заставил есть приготовленное из него жаркое, потому что в охотничьем состязании среди юных длоров мы с ним заняли второе место, а Вларлендорским ничего второсортного не нужно.
Я медленно вдыхал и выдыхал. Чувствовал запах того мяса, и внутри всё сжималось.
А сон… это был просто кошмар. И к дому я с обеда приставил охрану. Надо проинструктировать их, чтобы даже родственников не пускали. Особенно их!
Отголоски страха сменились гневом.
Сколько можно?! Я давно глава рода, министр внутренних дел, а дядя Вероний до сих пор влияет на мою жизнь. Приходит в кошмарах, если кажется, что я делаю то, что его разозлит.
А брак с Леной — о да, это точно выведет его из себя. Сердцебиение учащалось от смеси азарта и ужаса, ведь если подумать, я сделал практически невероятное, то, что мои родные даже в кошмарном сне предвидеть не могли: я женился на простолюдинке. Пожалуй, это самый дерзкий поступок в моей жизни. Даже более дерзкий, чем драка с дядей за родовой браслет.
Я нервно засмеялся. Карета остановилась. Открыв дверцу, я уставился на ворота в окружавшей дом стене. Почему мы не у крыльца? А, да, я же хотел проинструктировать охрану. Старший подбежал ко мне.
— Если меня нет дома, без моего письменного разрешения никого не пускать.
— Так точно, — вытянулся полицейский.
— Даже если это будут Вларлендорские — не пускать.
— Так точно.
— Отвечаете головой.
— Так точно.
Военная дисциплина — это так приятно. Иногда. Я снова забрался в душную карету. Домой, скорее домой. Надо на всякий случай передать Лавентину платье для его жены, на случай если они не найдут гардеробную в своих почти развалинах. И можно будет отдохнуть… с Леной.
Опять сердце забилось чаще, на этот раз от предвкушения. Словно на свидание собрался… я горько усмехнулся.
Да, я с приятным волнением ждал встречи, глупо отрицать очевидное. Родовой браслет даже не пытался тянуть. Я сам хотел домой. Выскочил из кареты и взбежал по крыльцу к открывающимся дверям. Это так непривычно — раньше они отворялись, когда я подходил вплотную, а тут ещё не все ступеньки преодолел, а дом уже призывал скорее войти.
— Ксал, упакуй и принеси платье для представления императору, — крикнул я с порога и остановился в холле. Когда надо, родовой браслет почему-то не спешил указать направление. — Где Лена?
— Я здесь, — отозвалась она от дверей в столовую, где стояла в моём страшном сне, пленённая дядей.
Волосы вставали дыбом, хотя я понимал, что Верония рядом с ней быть не должно.
Развернулся. Лена стояла одна. В белом платье, нежно обнимавшем её тело. Обнажённые плечи проглядывали сквозь волосы. Широкие длинные рукава и расширяющийся книзу подол делали её фигуру воздушной и нереальной, словно она принцесса из сказки. Теребя браслет, Лена медленно краснела. Её глаза потемнели.
Меня окатило жаром, я тяжело сглотнул. В ушах ревело, я едва расслышал голос Ксала:
— Платье готово.
С трудом сообразил, к чему это относится. И сипло приказал:
— Прикажи сопровождавшему меня офицеру, пусть передаст это Лавентину на случай, если у него возникнут проблемы с гардеробной…
Почему браслет бездействовал? Как же хотелось, чтобы он потянул меня к Лене. Но он не тянул. Я неуверенно шагнул к ней.
«Мы длоры Вларлендорские, наша кровь священна. Как ты посмел нас опозорить?!» — прогремел голос дяди Верония.
Мотнув головой, я подошёл к Лене и обнял её, прижался щекой к макушке. Сердце билось так быстро, что кружилась голова. Корсаж у платья был мягким и тонким, я ощущал сквозь него тепло тела, и сама ткань очень мягкая, почти невесомая. И обнажённые плечи, по которым так приятно скользить пальцами.
Лена запрокинула голову, и я прильнул к её приоткрытым тёплым губам…
***
Раввер придавливал к стене своим большим сильным телом, бесконечно нежно и страстно целовал, то посасывая губы, то проникая языком в рот, то впиваясь долгим, вытягивающим поцелуем. Я вся горела, возбуждение прокатывалось по телу волнами дрожи.
Но надо рассказать о Эоланде.
Упёршись ладонями в грудь Раввера, я стала его отталкивать. Сначала слегка, потом сильнее. Он оторвался от моих губ и, стиснув челюсти, прижавшись лбом к моему лбу, тяжело дышал. Его волосы щекотали мои скулы.
Меня тоже трясло от желания, но…
— Пока тебя не было, — пробормотала я срывающимся сиплым голом и облизнула пылавшие губы, — приходил Эоланд, он искал родовой браслет и что-то подсыпал…
Отпустив мои бёдра, Раввер отступил. В мутном от страсти взгляде разгорался гнев.
— Что?
— Он меня не видел, не переживай… — поспешно заверила я.
— Я переживаю не об этом, — Раввер сжал мои плечи. Резко убрал руки и снова отступил на шаг. Глубоко вздохнув, запустил пальцы в волосы и запрокинул голову. — Подожди, мне надо немного опомниться.
— Понимаю, — нервно усмехнулась я. Колени подгибались, я с трудом сдерживаясь, чтобы не съехать по стене на пол. — Пойдём в кабинет, всё покажу.
Раввер направился было туда, но вернулся и поддержал меня под руку. Обнял за талию. Мне стало жарко, ноги ещё ослабели. Я пьяной походкой рядом за Раввером. Склонила голову на плечо, вдыхая мускатный с оттенком лаванды запах одежды. Прикрыла глаза, наслаждаясь моментом. Так хорошо, так уютно… жаль, это ненадолго.
Мы брели по коридорам, свернули в кабинет.
Раввер застыл, оглядываясь по сторонам. Я тоже огляделась: вроде всё по-прежнему. И тут догадка озарила меня:
— Кабинет выглядел иначе?
— Да. Спасибо, этот вариант мне нравится значительно больше. И лестница — её мне очень не хватало. И как можно считать, что она не вписывается в интерьер? Отлично же вписывается, — как-то нервно произнёс Раввер, крепко обнял меня и замер.
Я слышала учащённый стук его сердца. И ощущала какое-то волнение, почти страх.
— Что-то случилось? — прошептала я.
Вдруг отчётливо почувствовала, что да, случилось. Что-то его испугало.
— Тебе не нравится кабинет?
— Нравится. Очень. Я таким и хотел его видеть.
Но тревога не отпускала. Я попыталась развеять её разговором:
— А как это получилось, ведь осознанно его изменить я не пыталась.
— Несоответствие между твоим представлением о кабинете и его реальным видом было слишком сильным, дом это исправил, — Раввер запустил пальцы мне в волосы, мягко поглаживал.
— Ой… — Я испуганно дёрнулась. — Получается, Эоланд заметил, что кабинет стал другим, и догадался, что ты женат?
Раввер отстранился, пристально разглядывал моё лицо, будто увидел что-то новое:
— Не обязательно. Кабинет мог измениться непосредственно перед твоим появлением в нём. Ксал?
— Да, так и было, — отозвался безликий мужской голос.
С видимым усилием Раввер отошёл от меня к столу, на котором лежали шестерёнки и блестел кувшин с водой. Мне было не по себе, голос прозвучал неуверенно:
— Эоланд украл ожерелье. Подбросил это и что-то насыпал в графин с водой.