— Умом я понимаю, что вполне способен привлечь внимание и возбудить нежные чувства, но мать меня не любила и не скрывала этого, отношение отца я не помню, дядя-опекун меня ненавидел, его жёны презирали, моя первая жена испытывала ко мне отвращение, вторая скоро возненавидела, третья так ревновала к прошлому, что её отношение стало похоже на ненависть, а четвёртая вышла за меня ради денег и не уважала настолько, что изменяла со многими мужчинами. Служба сделала меня для многих страшным врагом. На уровне чувств мне трудно поверить и даже предположить, что кто-то будет меня не то что любить, а хотя бы относиться с нежностью… и пониманием к моим потребностям.
Шумно вдохнув, Лена наклонилась и, разогнав пену, прижалась к моей груди. На миг перехватило дыхание. Пальцы запутались в кончиках волос, плававших над спиной Лены. И столько нежности в простых объятиях, что защипало в глазах. Я крепче прижал Лену… так хорошо.
«А ведь теплота, ласка и привязанность — всё, что мне действительно нужно от жены», — мелькнула крамольная мысль, я попытался напомнить себе, что моя избранница должна быть длоркой, обладать связями, иметь безупречные манеры, но… Почему-то жёны, подходящие под эти критерии, счастья мне не принесли. Да и я счастливыми их не сделал.
Каждый изгиб тела лежавшей на мне Лены манил, будоражил, но хорошо было не из-за этого. Не только из-за этого. Близость вызвала нежное волнение. Слишком хорошо… и ненадолго.
Ужас затопил меня, я не мог дышать: скоро я так или иначе потеряю Лену навсегда. С усилием втянул воздух. Давил нахлынувший страх.
— Тогда что тебя расстроило? — я гладил Лену по спине. — Почему ты задумчива и грустна?
Лена усмехнулась мне в ключицу, по телу волной пробежало приятное ощущение, изгоняя холодные отголоски страха. Я скользил пальцами вдоль позвоночника Лены, по краям лопаток, сквозь пену к шее.
— Немножко стыдно стало, что сделала первый шаг…
Горячее тело прижималось к моему, всполохи жара разливались по крови, поднимались по позвоночнику, одуряя разум. Уже хотелось повторить. Потребовалось усилие, чтобы понять ответ Лены. Я обхватил её за плечи:
— Сам я бы не предложил, могу только радоваться, что ты сделала это.
Колени Лены сжались вокруг моих бёдер, она приподнялась и застыла, ощутив давление плоти. Сердцебиение зашкаливало. Лена сдвинулась назад, избегая опасной близости. Снова зашептала в ключицу:
— И теперь мне кажется, что ты думаешь обо мне плохо.
— Я сейчас вообще думать не могу, — сознался я, притягивая её к себе, вынуждая прижаться крепко-крепко.
Шумно выдохнув, Лена уставилась на меня. Её широко раскрытые глаза почернели. Светлые радужки исчезли за зрачками, и казалось, на меня смотрит сама тьма.
В груди стало тесно, словно в ней что-то росло, заполняло пустоту. Такое знакомое в прошлом, но теперь другое — чувство щемящей нежности вперемешку с желанием. Где-то на границе восприятия трепыхался, боролся с наплывом эмоций разум, но я уже изменился, новое чувство вплавилось в меня, ласковое и горькое, убийственное. И всё, что я мог сделать — наклониться к Лене и поцелуем запечатлеть разверзавшуюся в груди бездну и мысль, подарившую иллюзию бесконечного падения: я влюбился…
Глава 31
Мне казалось, Раввер рассердится на то, что посиделки в ванной его задержали. Но он был странно отстранён, будто не опаздывал на приём к императору. Это отрешённое спокойствие пугало больше гнева.
Мурашки побежали по спине, я плотнее укуталась в одеяло. Раввер вернулся из гардеробной в красном с золотом одеянии и, сев возле трюмо, стал расчёсывать волосы. С постели я видела в зеркале его бледное ничего не выражающее лицо.
Может, он всё же изменил отношение ко мне, счёл, что я развратная? Но это предположение не вязалось со «Спасибо», которое Раввер прошептал мне в этой постели. Не вязалось с разговором в ванной, когда он признал, что моей инициативе рад, а потом осыпал поцелуями и на сбивчивые пояснения, что в нашем мире информация о сексуальной стороне жизни тайной не является и в принципе доступна на каждом шагу, ответил, что плохо обо мне не думает.
Может, поверить? В конце концов, Раввер министр внутренних дел, помимо меня у него много дел и наверняка полно причин для мрачной задумчивости.
Рука с расчёской застыла на полпути к кончикам длинных волос, Раввер сидел с закрытыми глазами.
— Что случилось? — я приподнялась на подушках.
Помедлив, Раввер ответил:
— Думаю о несправедливости жизни, — он довёл расчёску до конца пряди и положил на столешницу.
Медленно приблизился — с каждым его шагом моё сердцебиение учащалось — и наклонился, глядя прямо в глаза:
— Лена, пожалуйста, пока меня нет дома, будь осторожна.
Раздался хриплый голос:
— Простите, что отвлекаю, но пришёл ответ из лаборатории особого отдела.
А затем из стены выплыл дементор и протянул Равверу конверт с крупной сургучной печатью. Открыв рот, попыталась вдохнуть, но вышло только с третьего раза, когда в пальцах Раввера щёлкнула разломленная печать.
Смесь изумления и страха сменилась вниманием: я хотела знать, что подсыпал и подбросил Эоланд.
Раввер быстро пробежался взглядом по листу, ещё раз. Я подалась вперёд:
— Что там?
— В воде обнаружили алхимическую вытяжку яда жёлтой смерти, — нахмуренные брови Раввера подрагивали.
— Алхимическая вытяжка?
— С помощью алхимии можно любой яд сделать прозрачным и безвкусным, усилить… — Он перечитал письмо. — Концентрация такая, что мне хватило бы половины глотка.
Он стоял мрачный и отрешённый.
— Раввер? — тихо произнесла я. — Шестерёнки?
— Просто шестерёнки…
— Но…
— Моя вторая жена умерла от укусов змеи жёлтая смерть. — Раввер судорожно потёр лоб. — Показания духов в суде не принимают, но если бы Эоланд стал главой рода, а его жена приказала бы им говорить, что я сам выпил этот яд…
— Люди бы решили, что ты не выдержал чувства вины или что-то в этом роде… Какая подлость.
Вскинув на меня взгляд, Раввер стиснул письмо.
— Лена… Я приставил к дому охрану, но… их ведь могут подкупить. Или обмануть. А я уезжаю на половину ночи или больше. Пожалуйста, на время верни кабинет в прежний вид и создай себе спальню в подвале.
Он так смотрел, что я поняла: сомнения в его хорошем ко мне отношении — глупость. А родственнички такие — это страшно. И наверняка больно. Я потянулась вперёд, встала на колени, и Раввер приблизился.
— Обязательно всё сделаю, как ты попросил, — я дотянулась, обвила его шею в покрове длинных волос, притягивая к себе, вдыхая запах свежей одежды.
Раввер был напряжён, как перетянутая струна. Я дышала ему в шею, гладила по волосам, и он выдохнул, сел рядом, обнимая меня в ответ. Зашелестел выпавший лист бумаги.
— Всё сделаю, — прошептала я.
— Хорошо, — Раввер крепко прижал меня к себе, пуговицы и навершие шейной булавки холодили и кололи мою обнажённую кожу, но это мелочь в сравнении с возможностью побыть в объятиях Раввера ещё немного, его поддержать.
***
Я вышел на крыльцо. Надвигался вечер. Прохладный воздух ласкал разгорячённую кожу, я вдыхал его: наполненный множеством цветочных запахов, неожиданно вкусный. Голову кружило, как от вина.
Мысли метались, не позволяя сосредоточиться. Я опаздывал. У Лены красивые губы, их сладко целовать. С Эоландом надо что-то делать. Хочется назад к Лене. Я должен проследить за Лавентином. Не до его выходок. Нужно спешить. Обязательно надо усилить охрану дома. Так не хочется уходить от Лены. Остаться бы с ней…
Тряхнув головой, стал спускаться к карете. Ящеры нетерпеливо дёргали хвостами.
Между мной и дверцей возник привратный дух с новым посланием, на этот раз с печатью полиции. Принимая письмо, сообразил, что вид духа мог выдать факт моей женитьбы.
— Ты курьерам показывался? — хмуро спросил я.
— Нет, просил вложить письма в отверстие в стене.
— Молодец.
И такой вариант мог вызвать подозрения, ведь раньше дух материализовывался, но это лучше, чем демонстрация нового облика.
— Хозяйка очень хочет, чтобы мы… — Он вдруг встал на землю двумя ногами, лохмотья втянулись в чёрный костюм с золотым шитьём, из уродливого отростка выплавилось знакомое красивое лицо, пухлые губы растянулись в улыбке. К привратному духу вернулся облик, созданный Нейзалиндой. — Как видите, хозяйка очень хочет, чтобы всё было, как вам надо. Дом будет выглядеть так, словно её нет.
Неприятно дёрнуло в груди.
«Это совсем не то, чего я хочу…» — пронеслась яркая мысль следи сумбура прочих.
— Хорошо, — коротко кивнул я. — Передай ей мою благодарность.
Тревога поселилась в груди, стало трудно дышать. Взломав сургуч, я быстро прочитал выжимки отчёта об обнаружении тела матери длора Какики и первичного заключения патологоанатома.
Личные переживания задвинулись на задний план: зачем кто-то убил её в один день с сыном? Это связано с потерей магии? Кто, как и зачем это сделал?
Поехать бы сейчас в полицию, в особый отдел, поставить всех на уши, заставить рыть носом землю. Но конспирация, будь она неладна. И приём во дворце, будь он неладен вдвойне.
Быть нянькой Лавентина — изощрённое наказание для провинившихся придворных. Мне оно выпало впервые. Может, повезёт, и Лавентин хотя бы ради жены ничего не учудит?
Я запрыгнул в карету, она резво тронулась.
«Только бы Лавентин ничего не натворил», — повторял про себя, изгоняя слишком жаркие и тревожные мысли о Лене.
Карета мерно покачивалась, и меня клонило в сон. Он налетал урывками: лицом дяди, фонтанами крови, кожей Лены в алых брызгах, её посиневшими губами, её поцелуями, жаром прижимающегося ко мне тела, мёртвым лицом Талентины, ощущением, что трескается со смертью пары браслет… и снова поцелуями, лихорадочным бегом по тёмному саду, залитым кровью кварталом алверцев в Черундии, истерзанными телами соотечественников, летящей на меня пастью жёлтой смерти, лицом Лены, бледнеющим, с хлынувшей по губам кровью.