Карету открыли. Тяжело дыша, я смотрел на каменных грозных женщин дворцового фасада.
— Чета Бабонтийских здесь? — сипло спросил я.
— Да.
Они хотя бы не опоздали, уже хорошо. Надеюсь, и с остальным не подведут.
***
Едва Раввер ушёл, я занялась обустройством спальни внизу. Беспокойство за него навевало мрачные цвета, но я усиленно рисовала в воображении просторную оранжево-жёлтую комнату, даже не комнату, а террасу с коринфскими колоннами и имитацией вида на виноградники. В четырёх углах выросли амфоры с пышными белыми цветами, похожими на пионы, но пахшие розами.
У стены поднялась большая кровать под золотым шёлковым покрывалом. По полу расползлись тигровые шкуры. Когда из стены выплавлялось огромное зеркало, затрепетало внутри: можно будет посмотреть на нас с Раввером. Дыхание участилось, к лицу приливала кровь, а в голову закралась мысль, что зеркала ещё над кроватью вешают, чтобы смотреть.
На потолке тоже заблестело зеркало.
Это уже чересчур. Усилием воли изменила его на расписное небо.
И теперь никакое понимание, что нахожусь в подвале, не могло убедить обманутый иллюзиями разум, что я в замкнутом помещении. Не хватало только свежести воздуха и запаха полей. Я представила систему воздухоотводов. Потянуло вечерней свежестью…
Окинув комнату придирчивым взглядом, сделала софу, журнальный столик и секретер с креслом, чтобы Равверу было где поработать.
Снова огляделась: хорошо. Только моё отражение в зеркале какое-то растрёпанное, как воробушек зимой. Я поправила халат, выглядывавшие из рукавов и воротника кружева новой сорочки.
Села на кровать и стала ждать Раввера.
***
«Это же Лавентин, — повторял себе. — Глупо было надеяться, что он последует правилам».
И тут же начинал себя неистово корить: следовало приехать вовремя! Надо было их проконтролировать.
И дурная мысль: «Император меня убьёт».
В том, что в приходе Лавентина и его жены в непотребном виде виноватым буду я, сомнений не возникало.
Но как Лавентин додумался позволить жене явиться в одежде её мира? Как у него язык повернулся защищать это её право на комфорт, если это выглядит непристойно? А она… Она защищала его, перечила мне!
Мы все надеялись, что если не мать, то хотя бы жена сделает из Лавентина приличного длора, а это его иномирное чудо и само творило невесть что, и его поддерживало. Скандал.
Это точно выльется в скандал.
И то, что это поможет отвлечь внимание от проблем на острове длоров и исчезновения рода Какики, не успокаивало. Выходка жены Лавентина бросала тень на Лену… если вдруг представлю её в обществе. Лена никогда не отмоется от звания дикарки, только что полученного Сашей. Разговаривать с этой невозможной девицей я не мог.
А Лавентин наслаждался произведённым эффектом.
Страшно осознавать, что этот ужас происходит из-за моего недосмотра. Лучше бы я остался с Леной, хотя бы не пришлось поминутно о ней волноваться…
«Ну же, скорее», — торопил время, но оно, как назло, замедлилось. Невыносимо долго мы сидели в малом тронном зале. Я ждал, что ещё сотворят безумные новобрачные. Издаваемая дворцом музыка отчаянно фальшивила, выдавая смятение его хозяйки, императрицы. Она славилась способностью контролировать эту громадину, и вдруг такой конфуз…
Ужин тоже тянулся одуряюще долго. Кусок не лез в горло. Я не смотрел в сторону жены Лавентина, чтобы не увидеть, что ко всему прочему она пользоваться столовыми приборами не умеет. А она наверняка не умеет: если Лавентин не позаботился о её платье, то о манерах за столом подавно забыл, даже если сказал, что всё ей объяснил.
Император отлично изображал равнодушие, но по его застывающему взгляду я понимал: он в гневе.
На этот раз Лавентин перешёл все границы: открыто проявил неуважение к императору. Я задыхался от возмущения. Попробовал негодование заесть дичью с вином, но меня мутило.
Собственно, у всех сидевших во главе стола с аппетитом были проблемы.
Я заставлял себя есть. Представлял, что ужинаю с Леной, и ел. Она бы рядом со мной сейчас достойно смотрелась. Но без подготовки я бы её не повёз: некоторые длорки зубасты, они её словесно растерзают, стоит мне отойти.
Утешался тем, что позже, когда мужчины уйдут в отдельный зал, предоставив женщинам возможность наедине поговорить о своих глупостях, я доберусь до Лавентина и, пока его нахальная жёнушка далеко, скажу всё, что думаю о его выходке. Уверен, желающих высказаться будет много.
Лавентин, похоже, тоже был в этом уверен, потому что с нами идти не захотел. Упёрся возле закрывшихся дверей женского зала:
— Я не оставлю жену одну.
Императору хорошо, он первый ушёл на мужскую половину и не обязан реагировать на это безобразие.
— Лавентин, — я попробовал взглядом воззвать его к здравому смыслу. Словами попробовал: — Это женская половина, а ты…
— Видимо решил покинуть мужской стан, — хмыкнул проходивший мимо военный министр Алвер. — Что ж, женщине капризы в стиле Лавентина простительны.
— Мужчине непростительно оставлять женщину в беде, — спокойно заметил Лавентин и толкнул дверь.
Та не поддалась. Похоже, вход для длоров на женскую половину императрица (бедные её нервы, у меня до сих пор мороз по коже от тех искажённых мелодий) предусмотрительно заблокировала.
— Пойдём, — предложил я спокойнее: всё, деваться Лавентину некуда.
— Сейчас, — рассеянно отозвался он и пошёл в противоположную малому мужскому залу сторону.
Следовало идти за ним, проследить, чтобы глупостей не наделал… Висок начало ломить болью. Не хочу.
Развернулся в противоположную сторону: почти все перебрались в малый зал. Опаздывающие поглядывали на меня. Многим до дрожи интересно знать, женюсь я или нет, а находиться среди стольких любопытствующих — та ещё пытка.
Посмотрел вслед Лавентину. Сейчас я слишком на него зол.
«Походит и вернётся, всё равно на женскую половину не попасть, а без жены он не уйдёт», — решил я и направился за остальными.
Как же там Лена? В порядке ли? С удивлением обнаружил, что стискиваю кулаки. Разжал их. И, точно к хищникам в клетку, вошёл в малый мужской зал. Все сразу посмотрели на меня.
Тот, кто считает женщин неисправимыми сплетницами, просто не бывал в обществе уединившихся мужчин.
Лавентин, предатель, где он, когда так нужен, чтобы отвлечь внимание?
Может, придумать срочное дело и поехать домой?
Глава 32
— Как она могла?! — император пронёсся к противоположной стене кабинета. — Как посмела явиться в таком виде?!
Меня обдало потоком воздуха. Потрясая узловатым пальцем, император промчался в противоположную сторону, вновь хлестнув меня воздухом:
— У меня дворец, а не Тёмная улица.
Я это знал. Перепутать в принципе невозможно. Искоса украдкой глянул на напольные часы: император уже восемнадцать минут выражал неудовольствие проступком жены Лавентина. Мне.
Все три часа приёма держался, а теперь выплёскивал наболевшее.
— Вы очень хорошо вышли из неудобного положения, — напомнил я. — Вполне в духе традиций: триста лет назад трёх вождей Черундского племени допустили представиться во дворец в их национальных костюмах, а они состояли из набедренных повязок, коротких плащей из перьев, костяных головных уборов, бус из черепов птиц и верёвочных сандалий.
Император стрельнул грозным взглядом и продолжил ходить взад-вперёд. Пробормотал:
— Я помню об этом случае. Но то были дикари, а не жена главы одного из древнейших родов.
— Учитывая эксцентричность этого главы рода…
— Раввер, я что, неясно выражаюсь? — император подступил ко мне так близко, что я ощутил его дыхание на своём лице и с трудом удержался, чтобы не отступить.
— Ясно.
— Тогда почему Лавентин меня не понимает? Я ему чётко, на чистом алверском сказал, что больше выходок не потерплю.
Помедлив, я осторожно заметил:
— Может, имеет смысл обсудить этот вопрос с Лавентином?
— Обсуждать это с Лавентином всё равно, что говорить со стеной. Ты меня хотя бы выслушаешь, — император похлопал меня по плечу и, тяжко вздохнув, прошёл к столу. — Ладно. Я обещал отцу Лавентина присматривать за ним и относиться с пониманием к его… к особенностям его характера.
Повалившись в кресло и вытянув ноги, император облокотился на подлокотник:
— Я нашёл длорку, которая будет изображать твою жену.
В груди полыхнул гнев, я крепче сжал сцепленные за спиной руки. Идея не нравилась, вызывала жгучий протест, но веских логичных поводов отказаться я не находил. Эмоции не в счёт.
— Мелания Вериндер, — с расстановкой протянул император, и его глаза подёрнулись дымкой задумчивости.
Сколько ни вспоминал, так её и не вспомнил:
— Её не вывозили на сезоны в столицу?
— Нет. Она воспитывается в закрытом пансионе на побережье. Набожная, скромная девушка… моя дочь.
Даже дыхание перехватило. Я приоткрыл рот, но вслух спросить не посмел. Император усмехнулся:
— Нет, я не планирую от неё избавиться. Настоящего сочетания браком не будет. Мелания родит наследника, будет сопровождать тебя на приёмах в качестве супруги. А настоящих жён, каких-нибудь простолюдинок или иномирянок, ты станешь держать взаперти. Положение Мелании будет слишком шатким, что гарантирует её покорность.
Онемев от возмущения, я смотрел в глаза императору, а внутри полыхал огонь негодования. Но логичных контраргументов опять не было.
— Я считаю, это несправедливо ко всем участникам дела, — наконец выдавил я. — И чревато неприятностями.
— Раввер, тебе нужен наследник. Если проблема действительно в проклятье, которое ложится на твоих жён, то наследника придётся заводить от любовницы. И при этом, для сохранения прав ребёнка, она должна считаться твоей женой.