До меня доходил весь ужас ситуации: не иметь возможности просто спать — это же кошмар!
— Вы хотите позаботиться о хозяине, — мягко произнесла Саранда, — и мы следим, чтобы с ним всё было в порядке. Но без веской причины испытывать ваши чувства не стоит.
Перекатываясь с пяток на носки и обратно, я думала… Конечно, не хотелось видеть Раввера в свинском состоянии, но… Пока не увижу его в безопасности, живого, покоя не будет.
Вскинув голову, пошла дальше. Саранда молчала. В коридоре на первом этаже было холодно, словно где-то открыли окно или дверь. Обхватив себя руками, я прибавила шаг. Воздух теплел.
Наконец вошла в гостиную, пропитанную резким, тошнотворным запахом алкоголя. Вся она была красно-розовой от света восходящего солнца. В стене стыдливо затягивалась дверца начинённого бутылками бара. В пол впитывались разлитое вино и осколки.
Раввер лежал на диване, из которого прорастало одеяло, и смотрел на меня остановившимся взглядом. Рука стискивала горлышко стоявшей на полу бутылки.
Я подошла. Одеяло почти полностью закрыло Раввера, он протянул руку. Я протянула в ответ, наши пальцы переплелись.
— Лена, — он потянул, я села рядом. — Лена. — Раввер обхватил меня за талию, уткнулся в бедро. — Не уходи…
Тут нечем было дышать от винных паров, и пьяных я не жаловала, но…
— Хорошо, останусь, — погладила Раввера по растрёпанным волосам.
Уснул он мгновенно.
***
Лежать в коконе одеяла было некогда, но я свернулся калачиком и ловил каждый миг тёплого уюта. И каждую секунду ждал, что привратный дух сообщит о срочном послании или Ксал напомнит, что пора вставать.
Но меня не беспокоили.
Сквозь закрытые портьеры едва пробивался свет, создавая в гостиной уютный полумрак.
На стоявшем рядом столике всплыл бокал с коричневым антипохмельным отваром. Сам. Просить не пришлось.
Дико это, странно… приятно.
Эмоции вскипали в груди, хлестали по нервам. Я тянул руку к бокалу, и безумное чувство, что я нахожусь в какой-то другой реальности, и жизнь эта не моя, требовало что-нибудь менять, исправлять.
Бокал холодный, значит, содержавшаяся в нём гадость не покажется такой уж гадкой. Плотно обхватив его, я вдохнул, выдохнул и залпом выпил горько-сладкую мерзость. Судорога пробежала по телу, я откинулся на подушку, стараясь дышать глубоко и медленно. Бокал выпал из скрюченной руки.
По нервам пробегали волны холодных иголочек и огненных искр, мышцы корёжило, мешая дышать. Постепенно нарастала оглушительная боль, обещая скорое освобождение. Яркая вспышка — и боль схлынула, оставив ослабевшим, одуревшим, но относительно здоровым.
Сев, я облокотился на колени и накрыл голову руками. Ночь с момента, как мы с Лавентином поднимались по лестнице в дом, казалась тёмным омутом, в котором мелькали сумрачные видения.
— Лена… я к ней ходил? — Сглотнул горькую вязкую слюну. — Она меня видела?
— Когда вы легли, она приходила проверить ваше самочувствие, — отозвался Ксал.
— А я… — От осознания, что Лена видела меня в невменяемом состоянии, резко подурнело.
А ведь я мог сделать что-нибудь не то, сказать.
— Вы вели себя пристойно, — правильно уловил моё беспокойство Ксал. — Были вполне вежливы и быстро уснули.
— Где Лена?
— Хозяйка спит у себя… её разбудить?
— Нет, — я поднялся. Голова закружилась, пришлось ухватиться за спинку дивана. — Приготовь свежую одежду.
Отвар снимал ощущение отравления, но дурное с похмелья настроение не отменял. А срывать плохое настроение надо на тех, кто этого заслуживает. На кузене Эоланде, например.
«А может, стоило её разбудить, попрощаться?..» — думал я, покачиваясь в карете. И поймал себя на том, что поглаживаю губы, вспоминая, как поцеловал спавшую Лену в висок.
В груди стало щекотно от нежности — не то состояние, в котором следует разговаривать с распоясавшимся родственником.
Карета остановилась. Распахнув дверцу, я в пять шагов оказался на крыльце съёмного дома. Под скрип подпруг ездовых ящеров и звон амуниции спешивающихся офицеров особого отдела застучал колотушкой в дверь.
Пора положить конец надежде Эоланда на то, что меня обнаружат мёртвым.
Время было неурочное для посещений, никто не открывал. Офицеры, повинуясь заранее обговорённому плану, оцепляли дом.
Я стучал.
Наконец дворецкий открыл. От удивления подавившись вопросом «Что угодно», — пропустил меня, склоняя голову:
— Длор Вларлендорский, господин министр, добро пожаловать.
— Где твой хозяин?
Наверху послышался звон стекла. Оттолкнув дворецкого, я метнулся к лестнице.
Похоже, двоюродный брат совсем идиот. Застыв на полпути на второй этаж, я сознанием погрузился в сплетение потоков магии, растекавшихся от меня к родным. Отыскал принадлежавшую Эоланду нить и отсёк. Будто лопнула струна.
— Нееет! — послышался истерический крик, чётко указав направление.
Я шагал по сумрачному коридору, несколько шокированный поспешностью, с которой принял столь жёсткое решение: я же собирался давить на Эоланда постепенно, чтобы выследить его связи, сделать всё по закону, по уголовному кодексу и стандартному судопроизводству. А то надавишь на него, и он начнёт валить вину на всех без разбора.
— Ты не понимаешь, — взвизгнул Эоланд за одной из массивных тёмных дверей. — Её нет! Нет!
Я толкнул дверь. Напротив неё стояла большая кровать с высокой периной, измятым бельём. Эоланд в сорочке, тапочках и бигудях стоял на подоконнике открытого окна, солнце высвечивало тщедушное тело в парусе белой ткани.
Кордолия, пухленькая жена Эоланда, в пеньюаре и чепце, держала бледного мужа за руку.
— Всуньтесь в комнату, а то будем стрелять, — предупредил с улицы один из офицеров. — Дом оцеплен, вам не уйти.
С улыбкой я справиться не мог, она растянула лицо:
— Ну что, не ждали?
Сорвав тапочку, Эоланд швырнул ей в меня, я едва успел отклониться.
— Как-то это не по-родственному, не находишь? — найдя взглядом кресло, я неспешно уселся в него. Надо попробовать доиграть партию до конца. — Не хочешь рассказать, зачем вчера приходил в мой дом?
— Откуда ты знаешь? — процедил Эоланд. — Женился?
— Слезь, — взмолилась Кордолия, подёргивая его за руку.
— Хм, значит, моё предположение верно: духи не видели тебя в доме не потому, что свидетель ошибся, и не потому, что ты в него не заходил. Они настроены тебя там не видеть. А о визите я узнал от внешнего наблюдения за моим домом, — я снова улыбнулся, глядя в покрывающееся испариной бледное лицо кузена. — Ты сам себя выдал.
— М-магию верни, — почти спокойно попросил Эоланд.
— А иначе что, спрыгнешь?
— Раввер! — Кордолия топнула. — Прекрати.
Её щёки раскраснелись, ноздри вздёрнутого носа трепетали, губы сомкнулись в тонкую линию. Гнев выглядел праведным.
— Что прекратить? — я развёл руками. — Это не я поставил твоего мужа на подоконник, он сам заскочил. И у меня возникает естественный вопрос: почему появление главы его рода вызывает такую паническую реакцию. Тут явно что-то нечисто.
— Он боится мести за измену Нейзалинды, — побормотала Кордолия и сложила руки на огромной груди.
Эоланд что, хвастался тем, что спал с моей женой?
— Только сейчас? — я заломил бровь. — А что же раньше от меня убегать не пытался? Не поздновато? Делить больше некого.
— Можно подумать, тебя это остановит, — процедил Эоланд. Волосы на его ногах встали дыбом, отчего они казались почти меховыми. — Ты же мстительный кровавый тиран. — Сложив руки на груди, он вскинул голову. — Убивай беззащитного. Давай же.
— Эоланд, — всплеснула руками Кордолия и уставилась на меня. — Он не виноват, Нейзалинда сама его совратила.
— А вчера у меня ожерелье украсть его тоже Нейзалинда совратила?
По щекам Кордолии пошли красные пятна. Она что-то пробормотала.
— Не слышу, — отчеканил я.
Вздохнув, оттянув кружевное декольте пеньюара, Кордолия неохотно призналась:
— На балу в посольстве Эоланд перебрал и потом сильно проигрался в мужском клубе. Выделяемого тобой содержания не хватает, чтобы покрыть все расходы.
— Раз не хватает, поступал бы на службу… — я окинул взглядом тщедушную трясущуюся фигурку кузена, дёргающийся подбородок, торчащие во все стороны бигуди. Жалкое зрелище. — Куда-нибудь.
Азарт, злость — всё ушло, оставив усталость и брезгливость.
— Слезай, — велел я. — Немедленно. Иначе сам сниму. Или велю дробью в филейную часть стрельнуть для скорости.
— Не посмеешь, — пробормотал Эоланд, но с подоконника сполз. — Здесь тебе не Черундия.
— Да, в этом тебе определённо повезло, — кивнул я, подумывая, а не припугнуть ли его по-настоящему. — Что за шестерёнки ты мне оставил?
— Откуда тебе о них известно? — Эоланд бочком отошёл за кровать, подальше от меня.
— Велел духам обыскать дом. Они обнаружили шестерёнки и не досчитались колье.
Я замолчал. Несколько мгновений спустя во взгляде Эоланда появилась надежда. На то, что я скоро выпью яд. Не такой уж кузен безобидный, хоть и кажется чуть ли не идиотом.
— Ну же, — резко поторопил я, Кордолия и Эоланд вздрогнули.
— Просто шестерёнки, — он пожал плечами. — Побрякушки. Я их выиграл в той партии. Не знал, что с ними делать…
А лицо его при этом снова побледнело. Или мне показалось?
— Раввер, — Кордолия метнулась ко мне и рухнула на колени. Молитвенно сложила руки. — Прости его, дурака. Но нам нужны эти деньги. Он самому Овелодри задолжал, а с ним, сам знаешь, лучше не связываться. Это вынужденная мера.
Овелодри, министр иностранных дел, относился к долгам с навязчивой щ