епетильностью. И обладал обширными инструментами воздействия на должников. Надо было не своего заместителя Теталарда на этот посольский бал отправлять, а самому ехать, может, меньше проблем было бы с идиотом Эоландом.
А теперь что с ним делать?
От прикосновения горячих рук Кордолии по коже пробежали холодные мурашки.
— Пожалуйста, — она подалась вперёд, надавливая на колени упругой грудью, строя глазки. — Прости его.
— Ну хочешь, — тонко предложил Эоланд, — мою жену в любовницы возьми, только не сердись.
— М? — Кордолия сильнее прижалась к моим коленям.
Похоже, быть разменной монетой она вовсе не против. Ну и нравы. Покачав головой, я вывернулся из её смыкающихся на ногах рук и отступил к двери.
— Одевайся, Эоланд.
— Зачем? — ошарашено посмотрел он на меня. — Я не помешаю, я внизу побуду, пока…
— Одевайся! — почти выплюнул я. — Ты арестован за незаконное проникновение в мой дом и кражу.
1…4
СЛЕД.ЧАСТЬ
Эоланд и Кордолия заголосили, забегали по комнате, заламывая руки. Рухнули передо мной на колени, умоляли, угрожали, обвиняли в бессердечии, снова умоляли, оттесняли к двери попытками ухватить за одежду. Такое чувство, что я попал в дом для людей с отклонениями душевного состояния.
— Тихо! — я почти вдавился в дверь.
Оба замерли, только слёзы поблескивали на щеках.
Конечно, обвинения в воровстве я предъявлять не собирался, не хватало ещё такого позора на род, но припугнуть и допросить Эоланда надо. Странная какая-то ситуация получалась.
Ещё одна проблема на мою голову.
Глава 35
Похоже, Эоланд ситуацию воспринимал недостаточно серьёзно. Всю дорогу до столичной тюрьмы сидел напротив меня, гордо вскинув голову и скрестив на груди скованные наручниками руки.
Когда выходили из кареты возле домика начальника тюрьмы, Эоланд побледнел, но ещё держался. Двор и корпуса для заключённых были подавляющего серого цвета. По старой традиции над входами висели черепа. Правда, теперь вместо человеческих вешали черепа согров, но выглядело зловеще. Штукатурка в подтёках и маленькие высоко расположенные зарешеченные окошки добавляли общей мрачности.
Тюрьма должна была пугать. Мне стало зябко.
Когда в кабинете несколько шокированного начальника заполнял необходимые документы, включая ордер на арест по подозрению в покушении на убийство, у Эоланда, сидевшего в дальнем углу и не видевшего содержимого бумаг, начала подрагивать нижняя челюсть, а от каждого щелчка министерской печати по листу он вздрагивал.
Но молчал.
Мне было не по себе, и я понял: жду, что Эоланд расскажет о яде. Надеюсь на это.
— Магии у него больше нет, особых условий не требуется, — предупредил дородного начальника тюрьмы, тот выдохнул и промокнул вспотевший лоб.
Глаза у него воровато бегали. Наверняка пытался решить, чью сторону принять: мою, надеясь, что я, вопреки слухам, женюсь, или сторону Эоланда, который послезавтра может стать главой рода.
Пусть гадает.
Эоланд смотрел на меня вытаращенными глазами. Я поднялся:
— А теперь в камеру. Я лично посмотрю, как его устроят.
Высоко поднятая голова Эоланда смотрелась бы гордо, если бы его не трясло.
Двое охранников и начальник тюрьмы проводили нас по мощёному плитами двору в ближайший тюремный корпус. Лязгнула металлическая дверь, пропуская нас в царство мрака и прохлады. В полумраке я почувствовал себя спокойнее. Нас вели через посты и коридоры, забранные решетчатыми дверями. Плечи и голова Эоланда понуро опускались.
Признается или нет?
— Вот здесь, — как-то неуверенно произнёс начальник тюрьмы и лично отпер дверь в маленькую камеру с окошком без стекла.
Охранник положил на нары комплект сероватого постельного белья.
— Нет, — тоненько возразил Эоланд, но под натиском охранников попятился в камеру, даже не позволив снять наручники. Смотрел на меня через широкие плечи мужчин. — Ты ведь несерьёзно, да?
— Оставьте нас.
Тюремщики мигом ретировались, а я встал в дверном проёме, не позволяя Эоланду выскочить.
Ну же, признавайся…
— Руки, — я вытащил свой ключ от наручников.
— Раввер, — пролепетал Эоланд и облизнул пересохшие губы. — Ты ведь меня просто пугаешь, да?
— Я тебя просто сажаю в тюрьму.
— Но я же твой родственник.
— К сожалению, — я схватил его за цепь.
Эоланд дёрнулся, но, глядя в пол, тут же перестал сопротивляться, безропотно позволил снять наручники. Сразу стал тереть спрятанные в кружева запястья.
— Отпусти меня.
Помедлив, я тихо спросил:
— Ты ничего не хочешь сказать?
Вскинув взгляд, Эоланд дрожащим голосом пообещал:
— Я всё верну. Выиграю — и обязательно верну стоимость того колье. Послушай, оно не из родовых украшений, так, побрякушка. Ну что тебе оно, это же капля в море.
Я внимательно разглядывал его подретушированное сумраком лицо с блеклыми бровями.
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Ну… — Эоланд помялся. — Если ты не хочешь расплаты моей женой, то, может… — Моргнув, робко улыбнувшись, он подступил ко мне, глядел из-под ресниц. — Могу предложить лично расплатиться за нанесённое оскорбление. Куда уж более высокая компенсация: того, кто взял твою жену, самого взять как женщину. Мм, дорогой кузен, — он потянулся ко мне, — я буду унижаться сколько тебе заблагорассудится. Ты ведь этого хочешь? Ты об этом…
Отшатнувшись, я вышел из камеры, запер железную дверь на задвижку. Кузен сунулся в окошечко:
— Раввер, ну куда же ты… Ну Раввер, я на всё согласен.
«Да, это определённо не то, что я хотел от него услышать», — думал я, ошеломлённо покидая корпус.
На улице ждал начальник тюрьмы.
— Не желаете ли выпить травяного отвара? — любезно предложил он. — Или чего-нибудь покрепче?
После отравленной воды из кувшина в собственном доме пить в гостях не хотелось.
— Благодарю, — стискивая цепочку наручников, кивнул я. — Но нет, дела.
— Понимаю, — склонил голову начальник тюрьмы. — Будут ли особые распоряжения относительно заключённого?
— Никаких посетителей, передач, писем. Полная изоляция. И по возможности о его личности не болтать.
— Конечно-конечно, сделаем всё возможное, — с поклоном уверил начальник.
Я подошёл ближе. Поняв намёк, начальник жестом услал охранников.
— Документы, которые я заполнял, — тихо произнёс я, — официально пока не оформляйте. Я буду весьма благодарен за оказанную услугу.
— Разумеется, всё сделаю… Понимаете ли, мой сын служит на севере, а нам с женой так хотелось бы видеть родную кровиночку почаще, в столице.
— Пришлите его имя моему секретарю, перевод организую, — кивнул я и, покачивая наручниками, направился к ожидавшей меня карете.
Конечно, вскоре всем будет известно об аресте потенциального главы рода, и император этому моему решению не обрадуется, но Эоланда следует подержать в тюрьме. В воспитательных целях.
Бросив наручники офицеру сопровождения, я забрался в карету. Домой бы сейчас, к Лене.
Но служба ждёт. Если бы огласил брак, можно было бы пару недель отпуска получить, а так…
***
Выпутавшись из сна, я, ещё не открывая глаз, подумала о Раввере.
Можно ли избавить его от кошмаров? Они результат чувства вины или навеяны магией?
Я лежала в теплоте под мягким одеялом, выспавшаяся, но меня жгли воспоминания о постоянных мучительных пробуждениях. Долго жить с такими проблемами невозможно.
— Раввер дома? — спросила я, уверенная, что мне ответят.
— Отправился на службу, — отозвалась Саранда.
Тоскливо стало, хотя и понятно, что у него дела, после вчерашнего он вряд ли завтракал, а будить меня ради прощания было глупо. Но я бы хотела его увидеть. И почему-то стыдно, что, поклевав носом, я ушла спать сюда, а не осталась рядом с ним в гостиной.
— Как давно у Раввера такая бессонница?
— Это началось со смерти его первой жены Талентины. Ухудшалось постепенно.
— Это может быть воздействием какого-нибудь проклятия? — я открыла глаза.
На стене снова был виноградник, колонны. Только не в оранжево-жёлтых бодрых цветах, а в серо-фиолетовых, мрачных.
Зажмурившись, я постаралась вернуть спальне яркие краски. Саранда молчала. Не выдержав, я уточнила:
— Может или нет?
— Мы совещаемся.
Открыв глаза, я обнаружила яркую, весело-оранжевую спальню. Настроению она не соответствовала, но радовала.
Совещание духов закончилось, когда я выходила из ванной комнаты, завязывая пояс пеньюара.
— Мы полагаем, причина бессонницы хозяина в том, что он считает себя ответственным за всё. Он не понимает, что длорка Талентина прервала свою жизнь потому, что сама этого желала. Он не хочет принимать как должное, что не может контролировать змей Черундии, а потому не может отвечать за их действия. Хозяин винит себя за то, что не удержал длорку Миалеку дома, но сесть в поезд было её собственным решением. И то, что поезд сошёл с рельсов, даже косвенно не может быть виной хозяина, пусть он, как министр внутренних дел, должен следить за порядком в стране в целом и на железной дороге в частности. То, что длорка Нейзалинда любила острые ощущения, дразнила мужчин и ходила по грани — её выбор. И смерть от руки ревнивого любовника закономерное последствие этого выбора, а не вина хозяина. Даже то, что вы находитесь здесь, предопределено не только им, но и вами.
Я удивлённо огляделась:
— Мной? Но как?
— Родовая магия, выбирая из находившихся в зоне её доступа девушек, ориентировалась не только на черты характера, физическую совместимость, здоровье, но и на ваши тайные и явные желания. Пусть неосознанно, но свой выбор вы сделали сами. И если вдруг, невзирая на опасность, станете женой хозяина по-настоящему, это тоже будет ваш выбор.