Сердце комом подкатило к горлу, лихорадочно колотилось.
— Убийца, — скрипучим, мёртвым голосом произнесла Талентина.
По коже хлынули ледяные мурашки, волосы вставали дыбом.
— Я… не… — не в силах договорить, я закрыл глаза.
Закусил губу, призвал рассудок, приказал себе проснуться, расцвести во мне пробуждающему чёрному цветку. Не помогло. Сквозь шорохи катившейся кареты слышалось журчание воды.
— Все твои жёны умирают. Ты не можешь защитить даже своих женщин, с чего ты взял, что имеешь право защищать страну? — Талентина подалась вперёд. Повеяло тиной, водорослями, на колени мне закапала вода. — Ты…
Не могу защитить даже своих женщин — сердце болезненно сжалось. Она права. Я посмотрел в потемневшие, почти чёрные глаза. В сумраке они казались омутами, глубинами водоёма, куда меня затягивало.
Как она права: не могу защитить.
Её лицо менялось, скулы задрожали, раздвигаясь, брови ползли вверх, губы стали тоньше. Теперь передо мной была Эваланда. В её растрёпанных волосах ползла чешуйчатая змея. Много змей, они сплетались в корону. Я вдавился в сидение. Крик застрял в горле.
— Ты, — хриплым голосом прошептала Эваланда, — недостоин своей власти, недостоин жизни…
Змеи распались кровавыми потоками, омывая лицо и волосы, меняя их на круглое в облаке кудрей лицо Миалеки. Я задыхался. Её кровь заливала меня.
— Наши смерти — твоя вина. Это ты виноват, — она обхватила моё лицо холодными влажными ладонями. — Ты недостоин своей власти и своего места.
«Нет», — пытался ответить я, но онемевшие губы не двигались.
Лицо снова пришло в движение, очищаясь от крови, осталась только маленькая дорожка от уголка губ до подбородка. Я уже знал, что увижу Нейзалинду. В её заострившемся бледном лице почти не осталось былой красоты.
— Ты обещал великолепную жизнь, а принёс одни несчастья. Ты недостоин снова жениться и губить чью-то жизнь. Настало время наказания. Ты должен уступить место достойному.
«Нет достойных», — хотел отозваться я, но горло давил спазм.
Она оскалилась, обнажая ряды игольчатых зубов:
— И если возьмёшь ещё одну жену, мы вернёмся за тобой из царства смерти.
Я в ужасе ждал, что черты её лица сменятся на Ленины, и на них тоже будет печать смерти, но этого не произошло. Тьма затопила карету и схлынула.
С тяжело бьющимся сердцем я мчался дальше. Ощупал колени — сухие, без следов воды и крови. Коснулся тяжело вздымавшейся груди, потёр горло, лицо.
И раньше мне снилось, что Талентина, Эваланда, Миалека и Нейзалинда обвиняют меня в своих смертях, называют недостойным, но в этот раз… всё как-то… даже слов не подобрать, что не так.
Закрыв глаза, я медленно и глубоко дышал. Старался не вспоминать, но разум упорно возвращался к кошмару, и перед глазами то вставало золотое платье с портрета, то корона из змей, наших, местных, то кровь на лице Миалеки, обычно снившейся в чистой домашней одежде или в серой простыне из морга.
И фраза «если возьмёшь ещё одну жену, мы вернёмся за тобой из царства смерти», снова и снова звучала в ушах. Нелепое обещание: я уже женат, лучше бы сразу забирали, до того, как я погубил Лену.
Мучительно хотелось выбросить это всё из головы, но гадкие образы забивали её намертво.
Карета свернула, меня окатило охранными дворцовыми чарами.
Наконец-то: рядом с императором трудно думать о дурных снах.
Дела, напряжённая работа — вот что действительно нужно, чтобы не думать о мёртвых жёнах и о такой хрупкой и уязвимой живой. Я должен думать о работе, а не о Лене, иначе она будет в опасности.
Я благодарно коснулся родового браслета: хорошо, что в этот сложный период он вёл себя сдержанно. Может, чувствовал внешнюю угрозу и позволял разобраться с проблемами. А может, просто был обманут нашими взаимными ласками. Но главное — он не тянул домой, защищая Лену от скорейшего подтверждения брака.
***
— Хозяин возвращается, хозяин идёт… — зашептали на ухо.
Я распахнула глаза. Вокруг была тёплая тьма. Она поддалась давлению разгоравшегося под потолком света, уползала по углам, под ковры и вазы, под столик. С тяжело колотившимся сердцем я наблюдала за тенями, ложившимися в естественное при таком освещении положение.
Сглотнула.
— Саранда, то, что тени ведут себя, как живые, — это нормально или у меня галлюцинации?
— Вы начинаете видеть то, чем пользуетесь.
Тут до меня дошло, какой фразой меня разбудили, и я подскочила на постели.
— Раввер вернулся? — Растерянно огляделась.
Уснула прямо в халате, едва «на минутку» прилегла после массажа Саранды.
— Да, — подтвердила она.
Я бросилась к двери:
— Где он? — Выскочила в коридор.
— У заднего входа. Эоланд перебрался спать в беседку. Всё спокойно.
— Где задний вход? — спросила я, взбегая по лестнице. — Показывай.
Саранда материализовалась передо мной и беззвучно поспешила сквозь сумрачные коридоры. Светало, мелькавшее в окнах небо было ещё серым, без ярких красок восхода.
«Надеюсь, Раввер успеет немного поспать перед началом рабочего дня, — я торопливо шла за духом, босые ноги глухо шлёпали по паркету, внося нотки жизни в застывший мертвенно-тихий дом. — Если, конечно, у него есть стандартное начало рабочего дня. А может, он наконец взял выходной?»
Я снова подумала о звуке шагов: какой он неизящный, словно мамонт топаю. Начала ставить ноги мягче. Вывернув из-за поворота, наскочила на растворявшуюся в воздухе Саранду. Она окончательно исчезла, оставив меня в небольшом холле.
В темноте возле двери были видны только бледный профиль Раввера и опущенная рука. Одежда и волосы утопали в угольных тенях на фоне тёмных обоев и тёмной закрытой двери. Раввер стоял, прислонившись спиной к стене, закрыв глаза. И столько усталости было в этой молчаливой неподвижности… Уснул? Тьма окутывала его, покачивалась от невидимого ветра.
Сделав пару шагов, я тихо спросила:
— Ты как?
Вздрогнув, Раввер провёл ладонью по лицу, будто смывая усталость, и развернулся:
— Пришёл принять ванную, переодеться и позавтракать, — он пошёл на меня, крепко сжимая под мышкой толстую чёрную папку.
— А спать?
Рассеянно глядя перед собой, Раввер меня обошёл:
— Некогда. С утра внеочередное собрание, нужно подготовить предложения по антикризисным мерам.
Сейчас антикризисные меры нужно было применять к нему: связать и уложить спать.
Я двинулась следом, не зная, что сказать. С одной стороны, я не вправе вмешиваться в его жизнь, но с другой… он же… кто-то должен вмешаться. Посмотрела ему в затылок, вокруг него подёргивались тёмные всполохи.
Так мы и шли: он впереди и думал о работе, я сзади и думала, как бы отвлечь его от работы. Тени вокруг Раввера колыхались.
— Что случилось? — не выдержала я.
Цепляясь ладонью за перила, Раввер начал спуск в подвал:
— Мы проигрываем колониальную войну.
Чуть не споткнувшись, я помедлила и смогла сказать только глупое:
— Глобально.
— Вот именно, — Раввер остановился внизу, оглядывая коридор. — Где твоя комната?
Прежде, чем я успела обдумать его вопрос, впереди отворилась дверь, приглашая нас в оранжевый уют подземной спальни. Жаль, Раввер не в том состоянии, чтобы оценить мои дизайнерские свершения.
— И что вы собираетесь делать?
— Это мы и пытались решить почти всю ночь, но так и не договорились, — убито отозвался Раввер и, почти не глядя по сторонам, сразу направился к созданному для него столу, бросил папку на столешницу и принялся развязывать галстук. — Прости, что разбудил.
— Я хотя бы спала, — сев на кровать, я сложила руки на коленях и смотрела, как он рассеянно кладёт галстук с булавкой на папку, снимает фрак, бросает его на кресло.
Расстёгивая жилетку, Раввер посмотрел на стелившиеся по стене виноградники. Моргнул с таким видом, будто посчитал это галлюцинацией. Отвернулся, сбрасывая жилетку с плеч, перекидывая её на кресло.
— Ванна? — Раввер кивнул на три двери.
— Там, — я указала на крайнюю.
Он исчез за дверью, через мгновение раздался шум воды.
Подтянув колени к груди, обхватила их.
«Правильно: сиди здесь, не сближайся с ним. Всё равно вместе не быть. А всякая привязанность Раввера приводит к усилению проклятия», — похвалила я себя. Но это здравое рассуждение не спасало от нараставшего желания войти в ванную комнату и поговорить с Раввером.
«Надо его проверить, вдруг уснёт в воде», — вскоре подумала я. И нет, не потому, что мне хотелось просто посидеть с ним рядом.
Ладно, кого я обманываю?
Хотелось. Очень. Я крепче обхватила колени.
Поддержать Раввера тоже хотелось. Поговорить. А мне даже браслет не помогал. Потянул бы, заставил войти к нему и остаться рядом. Но нет, браслет изображал простое украшение.
Приподняв руку и закатав рукав, я поглядела на переплетения рисунка. Он изменился. Не так чтобы очень существенно, но стал другим.
Изменения браслета — достаточно веская причина ворваться в ванну?
Или сказать, что браслет меня тянет? Но я обещала не лгать…
Ну что я как маленькая девочка? Покачав головой, спустила ноги с кровати и на цыпочках подбежала к двери, осторожно потянула за ручку.
Раввер лежал в воде, запрокинув бледное заострившееся лицо к потолку. Облепившие плечи кончики длинных волос влажно блестели. Из прядей тонкими струйками сочилась тьма и растворялась в воздухе. И из груди Раввера отлетали чёрные всполохи.
— Можно войти? — прошептала я.
Помедлив, Раввер ответил:
— Если хочешь.
Едва я вошла и затворила дверь, рядом с ванной выросло кресло. Забравшись в него, я обхватила колени руками.