— Разве это надёжное место? — скривился Эоланд. — Хотя бы немного магии верни.
— Нет.
— А если на меня нападут?
— Кто?
— Насекомые, — у Эоланда задрожала нижняя губа.
Смотреть тошно: его жену убили, а ему всё равно. Беспокоится только о собственном комфорте.
— Кто тебя выпустил, ты, жалкая тварь? — рявкнул я.
Эоланд отшатнулся во тьму старой камеры. Я шагнул в тень и, миновав трепещущий мир, вышел за спиной Эоланда, прорычал:
— Кто?
Взвизгнув, он отскочил в сторону, налетел на ведро. Оно звонко ударилось о стену, покатилось по полу.
— Кто?! — вопль эхом метнулся по заброшенному коридору.
— Н-не з-знаю, — вновь взялся за своё Эоланд. — М-меня прос-то выпустили. Оф-фицер, имени не знаю.
— Эоланд, ты что, идиот? Как ты мог не узнать имени того, кто тебя выпустил? Почему не спросил, зачем он это сделал?
— Он сказал, что потом, когда я стану главой рода, он попросит ответную услугу.
Точно идиот. Вдыхая и выдыхая, я старался успокоиться. Спросил:
— Ты понимаешь, что теперь есть все основания обвинить тебя в убийстве жены?
— Ты этого не сделаешь, — огрызнулся Эоланд из темноты. — Не станешь позорить род.
Он прав. Я ведь даже императору не рассказал о том, что на месте взрыва почувствовал следы своей родовой магии. Слишком дорожу нашей репутацией. Это моя слабость.
Я прислонился к шершавой стене. Покряхтев, Эоланд устроился на койке, буркнул:
— Тут даже тюфяка нет.
— Сидел бы в тюрьме, был бы с тюфяком, простынёй, одеялом…
— …обедом, ужином и завтраком.
Эоланд нащупал собранную для него корзину, открыл. Зашуршала бумага, в которую была завёрнута булка. Пахнуло копчёным окороком.
Когда дело касается родственников, трудно судить здраво. Эоланд, он кто? Бесчувственный идиот или умело притворяющийся преступник?
Вот, например, я угрожаю оставить его здесь. Почему он не рассказывает о яде? Не боится, что я умру, никому не рассказав о месте его заключения? Или надеется, что в случае моей смерти магия перейдёт ему? А если не перейдёт — это же огромный риск умереть здесь от голода.
Или Эоланд надеется выбраться сам?
Вопросы-вопросы-вопросы. И ни одного ответа. Такими темпами я скоро с ума сойду.
— Через минуту я уйду. У тебя последний шанс признаться во всём, — предупредил я.
— Неффем прифнафаться, — жуя, промямлил Эоланд.
— Как знаешь, — я шагнул в тень.
Выбравшись по другую сторону двери, загасил фонарь.
— Эй! Свет оставь! Ну Раввер!
Крики Эоланда заглушила мёртвая тишина потустороннего мира. Бредя в нём по коридорам катакомб, я выискивал сообщника Эоланда, который мог следить за нами и на скорую помощь которого Эоланд теоретически мог рассчитывать. Но все действующие коридоры пустовали.
Похоже, никто нас не преследовал, не страховал Эоланда. На что же он надеялся? На мою смерть?
Из тени я вышел в старом архиве. Нервно мигнул огонёк в газовом рожке. Тишина, запах пыли и сумрак окутали меня. Огромные стеллажи простирались рядами, прогибались под тяжестью папок.
Прилечь бы в этой умиротворённой тишине, на пару минут закрыть глаза, позволить им отдохнуть перед новым заходом изучения докладов.
Судя по тому, что увидела Лена, отдых мне жизненно необходим. Я не стал её пугать, но… Отравление зельем глубокого сна с каждым разом переносить всё труднее, и сейчас, похоже, оно особенно сильно разрушало организм. А может, я болен.
Или Лена увидела предвестие скорой смерти. Оно тоже проявляется так — сумрачной дымкой, сочащейся из тела, словно родовая магия спешит покинуть бесперспективное тело… Это было бы отличным выходом из ситуации.
Тряхнув головой, я снова шагнул в тень, чтобы выйти в своей карете.
Слишком много дел, чтобы прохлаждаться из-за недомоганий.
В работающее министерство я зайти не успел: офицер особого отдела догнал на крыльце и тихо отрапортовал:
— Длорка Сабельда Эзольи доставлена на допрос.
Я постучал себя по бедру папкой. Допрос Сабельды мог оказаться важнее подготовки доклада императору.
Снова заломило виски.
— Ладно. — Развернувшись, я направился к корпусу особого отдела. — Где её задержали?
— Кхм, — офицер подступил ближе, подстраиваясь под мой быстрый шаг. — Её обнаружили в загородном имении. С мужчиной. Один на один.
Сбившись с шага, я остановился, растерянно взглянул на офицера. У того задорно блестели глаза:
— С длором Брондельбунделем Индели.
Нервно хмыкнув, я потёр переносицу. Загулять с кузеном бывшего жениха — это, конечно, очень по-женски. Но когда этот кузен ещё и зять начальника полиции, а родственники жены любовника — маги манипуляций… У Сабельды что, мозгов совсем нет?
И куда длорка Сарсанна смотрела? Почему вечно сующая нос во все дела Сарсанна не заметила, чем занимается её протеже? Зачем взвалила на меня роль защитника нравов? Можно подумать, мне больше делать нечего.
Вздохнув и успокоившись, я напомнил себе, что уединение с Брондельбунделем может быть прикрытием, так что допросить Сабельду надо. Причём деликатно, иначе проблем не оберёшься.
Я снова зашагал к особому отделу:
— Ну почему, зачем надзор за длорами сделали долгом министра внутренних дел? Да тут целый отдел нужен!
— Длора Индели мы тоже привезли. На всякий случай, — сообщил офицер.
— Хорошо, — кивнул я, обрадованный инициативой подчинённых: не придётся тратить время на ожидание допроса Брондельбунделя.
С другой стороны двора к особому отделу спешил раскрасневшийся Хобл Нерландийский, тесть только что упомянутого Брондельбунделя. До входа мы добрались одновременно, и только тогда Хобл меня заметил.
— Надеюсь, не зятя убивать спешишь? — уточнил я.
Шумно вдохнув, Хобл разжал кулаки и пригладил растрепавшиеся волосы.
— Можете идти, — сказал я офицеру.
Он кивнул и с неохотой вошёл в здание особого отдела. Я мотнул головой, приглашая Хобла отойти от места, где наш разговор могут подслушать.
Сделав над собой усилие, Хобл пошёл за мной. Едва я остановился, придвинулся ко мне и жадно прошептал:
— Я этого гада белобрысого собственными руками придушу. Я же предупреждал, я ему на чистом алверском сказал, что ещё одна девица — и я его убью.
— Именно поэтому тебе его убивать не стоит: сразу же будет понятно, чья вина. И о дочери подумай: хочешь оставить её вдовой?
— Но этот Брондельбундель, он… он…
— Пока сам не захочет остепениться, никакие угрозы его не остановят.
Выдохнув, Хобл поник, потёр лоб ладонью:
— Что мне делать-то с этим… этим… — он снова закипал.
— Припугни. И постарайся сохранить всё в тайне, чтобы твоя дочь лишний раз не огорчалась. Несмотря ни на что, жена Брондельбунделя она, и это на всю жизнь. А остальные девицы — лишь временное развлечение. Пойдём, допросишь его. Мне нужно знать, сколько времени они провели в загородном имении. Действительно ли это любовная связь или прикрытие иных дел.
Хобл пытливо на меня посмотрел:
— Что они могли прикрывать?
— Вот это мне и предстоит выяснить. По приказу императора.
— О, — многозначительно протянул Хобл и хмыкнул.
Он был честным служащим, верным подданным, но император его семье до конца не доверял, объясняя это тем, что нельзя верить длорам, дар которых — ломать волю и подчинять других людей. С такой позицией я не согласен, но во всех Нерландийских было что-то… угрожающее, словно их магическая сила всегда тебя проверяла: вдруг дашь слабину, вдруг подчинишься…
В дверях Хобл пропустил меня вперёд, мы прошли в левое крыло, отданное следователям.
Насупившаяся Сабельда и бледный, потеющий Брондельбундель ждали нас на скамейках в коридоре для посетителей. Только стоявшие по бокам полицейские наводили на мысль, что они не просители, а задержанные.
Увидев Хобла, Брондельбундель вдавился в стену.
Нам уступили два кабинета. Брондельбундель понуро вошёл за Хоблом, тот закрыл дверь и, кажется, наложил заглушающие чары. Сабельда следила за этими манипуляциями с возрастающим беспокойством, а в её обращённом ко мне взгляде появился страх.
Пропустив её в кабинет, я тоже запер дверь. Наложил защитные чары. Не предложив Сабельде сесть, обошёл её и устроился в не очень удобном, большом кресле за столом.
Вспомнил, что надо было магический контракт правды захватить. Ладно, позже заставлю подписать.
Пристально оглядел девушку: одежда в безупречном порядке, волосы убраны. Ничто не намекало на то, что её, ещё незамужнюю, забрали из дома любовника.
Я сосредоточился на платье с оборками, на мелких лиловых полосочках, потому что её лицо… она похожа на Талентину. У моей жены были не светлые, а чёрные волосы и брови, но овал лица, форма глаз, носа и губ — один в один. Словно Талентина вернулась, перекрасившись в блондинку.
— По чьему приказу вы написали письмо матери Лавентина Близенде? — в моём голосе было куда меньше твёрдости, чем хотелось бы.
Воспоминания о Талентине ослабляли, мешали работать. Я заставил себя посмотреть в это до дрожи знакомое лицо и нахмурился. Сабельда поглядывала на меня исподлобья:
— Вы расскажете Сарсанне о том, где меня обнаружили?
— Ответите на мои вопросы честно — и я оставлю вам право самостоятельно придумать объяснения.
Сабельда закусила губу. Подумав, спросила:
— О каком письме идёт речь?
— О том, в котором вы призываете Близенду немедленно вернуться в столицу, потому что её сыну угрожает опасность.
Брови Сабельды поползли вверх, рот округлился:
— Я таких писем не писала.
— А какие писали?